Операция «Ходики», стр. 18
— Наверно, хватит, — решил я и тут увидел отца. Чем ближе он подходил ко мне, тем больше я менялся в лице. В руке он держал… часы.
И тогда я не выдержал. Я ничего не мог с собою поделать. Захлебываясь слезами, я все рассказал про операцию «Ходики».
Каримчик стоял рядом. Как настоящий друг, он пытался меня защищать.
Не сразу я решился поднять глаза.
Отец усмехался. И тогда я понял, что он давно все знает. Наверное, он сразу разгадал нашу тайну. И мама тоже.
Я низко опустил голову. Мне было стыдно.
Но почему-то мне было еще и приятно, что операция «Ходики» провалилась…
Сочинение
— Ребята, — сказала наша учительница, — в понедельник принесете сочинение на тему: «Как я провел выходной день».
Мне это очень понравилось. Я решил всех удивить и стал придумывать разные чудеса. А может, забраться в самолет и улететь на Луну?
Но тут же я подумал, что никто этому не поверит, потому что на Луну самолеты еще не ходят.
«Ладно, — решил я, — отправлюсь куда-нибудь поближе».
Сразу после завтрака в воскресенье я позвонил своему другу Каримчику:
— Куда лучше лететь?
— В Париж, — ответил он.
— Я серьезно.
— Тогда на Северный полюс.
Я не стал с ним больше разговаривать и повесил трубку. Но тут же раздался телефонный звонок.
— А зачем тебе лететь? — спросил Каримчик.
Я стал объяснять.
— Все ясно, — сказал он. — Мы такое сочинение уже писали.
— Ну, и что ты придумал?
— Ничего не придумал. Все как было, так и написал.
Я стал допытываться.
— Ну, что десять раз подряд обыграл тебя в шахматы, — сказал он.
— Когда же ты меня столько обыгрывал? — удивился я.
— А в то воскресенье.
— В какое еще то?
— Ну, в то.
— Да в то мы с тобой и не виделись!
— Как это не виделись, если я тебя обыграл? — спросил Каримчик.
— Как это обыграл, если мы даже не виделись? — возмутился я.
— А что ты делал в то воскресенье?
— В какое то?
— Ну, в то.
— Откуда я помню?
— Вот видишь, — сказал Каримчик. — Просто ты не хочешь сознаться.
— Ну, давай сыграем сейчас, — предложил я.
— Пожалуйста.
— Тогда приходи.
— Это ты хочешь сыграть, вот и приходи, — ответил Каримчик.
— Да я не хочу играть, — сказал я. — Я просто не понимаю, как ты мог меня обыграть, если мы с тобой даже не виделись?
— Заладил одно и то же, — рассердился Каримчик. — Да я и сейчас могу тебя обыграть, не выходя из своей комнаты.
— Это как же?
— По переписке.
Я даже захлебнулся от удивления.
— Ну что, боишься? — спросил он.
— Я боюсь?!
— А то кто?
— Ладно, — сказал я. — Записывай ход.
— Ничего я не буду записывать.
— Почему?
— Это же по телефону.
Я вырвал лист из тетради и быстро написал: е4. Не одеваясь, я выбежал на улицу и в соседнем подъезде мгновенно взлетел на третий этаж.
Каримчик открыл дверь.
— Держи! — сказал я, протягивая ему листок. Он тоже всучил мне листок, и я, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, помчался домой.
Отдышавшись, я развернул листок. Каримчик написал: e4.
Я схватил телефонную трубку:
— Ты что написал?
— А ты что?
— e4.
— Ну, и я то же.
— Почему ты так написал?
— А ты почему?
— Я играю белыми.
— И я белыми.
— Так не бывает!
— Тогда играй черными, — сказал он.
Я решил, что его не переспорить и согласился:
— Тогда мой ход — e5.
— Принеси записку, — сказал Каримчик.
Я опять помчался к нему. Он взял записку и захлопнул передо мной дверь.
Я подождал немного и стал звонить.
— Чего надо? — спросил Каримчик, появляясь на пороге с часами в руках.
— Давай записку.
— Не суетись, — сказал он. — У меня еще есть время на обдумывание.
Я поплелся домой.
Мама сказала:
— А тебе только что звонил Каримчик.
Я сразу побежал к нему.
— Держи, — сказал он.
В записке стояло: Кc3. Я тут же хотел написать ответный ход, но, оказалось, что у меня нет ручки.
— Дай что-нибудь, — попросил я.
Он принес конфету.
— Зачем она мне? — удивился я.
— Ну, ты же просил что-нибудь.
— Как же я буду писать конфетой?
— А мне какое дело?
Я закусил губу от обиды и побежал домой.
— Что ты бегаешь взад и вперёд? — спросила мама.
— А мы играем в шахматы.
— Первый раз вижу, чтобы так играли в шахматы.
— А мы по переписке.
Она только махнула рукой.
После двадцатого хода ноги у меня заплетались, и вообще я уже ничего не соображал.
— Тебе мат! — сказал Каримчик.
— Это нечестно! — возразил я.
— Почему?
— Ты же меня загонял.
Он пожал плечами:
— Просто ты не умеешь играть.
— Как это не умею?
— Не умеешь, и все.
— А давай теперь ты будешь приносить записки, — предложил я.
— Что я, девчонка? — фыркнул он.
— Почему?
— Ну, это девчонки любят записки.
— А я девчонка?
— Не знаю.
— Как это ты не знаешь? — возмутился я.
— Если бегаешь с записками, может, и девчонка.
— Ты что, спятил? Какая же я девчонка?
— Не знаю, не знаю.
— Ну, где у меня косички?
— А ты их отрасти.
— Зачем они мне?
— У всех девчонок косички.
Губы у меня задрожали:
— Так я разве девчонка?
— Ты — бегемот, — сказал Каримчик.
— Это еще почему?
— А бегемоты не умеют играть в шахматы.
— Я умею.
— Но сейчас проиграл.
— Ну и что?
— А десять раз подряд?
— Не было такого!
— А в то воскресенье?
— В какое — то?
— Ну, в то!
Голова у меня пошла кругом, и я полез на него с кулаками.
— Тише, тише, — успокоил Каримчик. — Тебе еще сочинение писать надо.
А я про сочинение и забыл!
— То-то нее, — назидательно сказал он.
Я сел за стол и открыл тетрадку. Написал заголовок: «Как я провел выходной день». Задумался. А как я его провел?
Тут позвонил Каримчик:
— Ну, что сочинил?
Меня вдруг осенило. Я написал, что играл в шахматы по переписке и выиграл… двадцать партий.
Не на Луне же я был, в самом деле.
О верном друге
Рекс
В детстве у меня был щенок. Я выменял его на старый бинокль. Бинокль был без окуляра, а щенок… без хвоста. Говорят, он таким родился. Но не в хвосте дело. Щенок был серый и сошел за овчарку… Иначе бы я не отдал бинокль.
Весь день я придумывал ему кличку. Джеком он быть не захотел, Тайфуном — тоже.
На другое утро я поставил перед ним консервную банку с молоком.
— Пей, Рекс!
Он сразу стал пить, и я решил, что эта кличка ему по душе.
Потом я начал с ним заниматься. Он научился лаять, когда видел у меня в руках сахар, и переставал лаять, когда я его убирал.
Это был очень смышленый щенок. Я завел на него табель успеваемости. И если сам получал пятерку, то и ему ставил пятерку. А если вместо пятерки случалось получить «пару»…
Словом, Рекс безошибочно определял, какое у меня настроение. Он либо весело бежал навстречу, либо забивался под крыльцо и никаким сахаром его невозможно было выманить.
Рос он быстро, но больше в длину. Вскоре стало ясно, что это не овчарка, а помесь таксы с обыкновенной дворнягой.
А я хотел овчарку. Да где ее возьмешь, настоящую?
Когда меня призвали на границу, то предложили поступить в школу служебного собаководства. Я с радостью согласился.
Помню, подводят к вольеру. Там злобный кобель, темно-серый, с мощной грудью. Ощерился. Клыки — в палец.
— Ваш, — говорят. — Кличка — Рекс.
— Это Рекс? — спрашиваю.
— Рекс.
Надо же, такое совпадение!
— Ну, идите, знакомьтесь.
Я — к вольеру. Рекс скалит зубы. Страшно, но иду. Он бросается на решетку. Лапы, как у медведя, бревно перешибет.