Это моя школа, стр. 53

— Смотрите! — говорили девочки смеясь. — Снегирь на облаке сидит. Ну, тут и отгадывать нечего: всякому ясно! А это что — ворона, что ли?

— Ну да, ворона!.. Скажешь тоже! Не ворона, а сорока. Видишь, на крыльях белое. Только не пойму, про кого это. Про Валю Ёлкину, может? Ой, девочки! Да это же Ирка Ладыгина! Ну конечно же, Ирка! Ира, Ира, иди сюда скорей, полюбуйся на себя!

Все посторонились, пропуская вперед, поближе к стенной газете, Иру Ладыгину. Она взглянула и фыркнула:

— Ой, как смешно! Катюшка, нарисуй мне еще такую сороку, я дома покажу. Только стишков этих не надо, а то мне попадет.

— Вот мы одни стихи тебе и дадим, — сказала Стелла.

— А я не возьму! — весело крикнула Ира и убежала.

Все засмеялись. Только одна Аня даже головы не подняла.

Низко наклонившись, она разглядывала картинку за картинкой.

— А это что за пестрый попугай? — спросила она. — Вот этот, с красной грудкой?

— Какой еще попугай? — отозвалась Катя. — Снегирь? Да ведь это я сама.

Аня с удивлением посмотрела на Катю через плечо:

— А кто его нарисовал?

— Я и нарисовала. Не веришь? Спроси девочек из редколлегии. Ну вот хоть у Стеллы спроси.

— Не буду я спрашивать у Стеллы.

Аня еще ниже нагнулась и снова принялась разглядывать рисунки. И вдруг она отскочила как ужаленная.

Самая последняя карикатура изображала длинноногую цаплю. Из-под крыла у цапли торчала замызганная, растрепанная книжка с надписью на переплете: «Украинские народные сказки».

— Это не цапля! — крикнула Аня, с ужасом оглядываясь на Катю. — Это — я!

Все громко засмеялись.

— Откуда же ты знаешь, что это ты? — спросила Настя. — Что, похоже?

— Не похоже, нисколько, — задыхаясь от волнения, проговорила Аня, — но я и так знаю, что вы хотели нарисовать меня! Знаю!.. И книжка у нее моя, и передник мой, и ноги длинные… Наверно, тут и написано про меня… обидное.

— Прочитай, так будешь знать, — сказала Настя.

— Не хочу!

— Ну так я тебе прочитаю.

И Настя на весь класс прочитала:

А это что за птица?
Не хочет поделиться
Ни с кем своим добром.
Всю книжку растрепала,
В болоте искупала —
И дарит в детский дом.

Аня зажала уши, но, должно быть, все слышала, потому что как только Настя кончила, она опустила руки и крикнула:

— Я с вами больше не вожусь! Ни с кем!

И она выбежала из класса. Катя бросилась за ней вдогонку и привела обратно.

— Не обижайся, Анечка, — сказала она. — Смотри, мне ведь тоже достается в газете. Ты почитай!

— Тебе не так, — проговорила Аня, не поворачивая головы. — Совсем не так! Про тебя не обидно, а про меня — ужасно… Кто нарисовал эту длинноногую цаплю? Неужели ты?

— Да, я, — ответила Катя. — Ты же и вправду пожалела дать хорошую книгу для детского дома. Вот мы тебя немножко и продернули.

— Немножко? Ничего себе — «немножко», — Аня горько усмехнулась. — Цапля! И ты сама рисовала! А еще подруга… И Стелла хороша! Тоже редактор выискался. И Наташка твоя постаралась. Выстукала на машинке эти дурацкие стишки.

— Ты опять про Наташу? — возмутилась Катя. — «Твоя Наташка»! И не стыдно тебе?

Аня опустила голову.

— Я всегда думала, что ты моя лучшая подруга, — проговорила она сквозь слезы, — а ты вот что сделала!

Катя внимательно и серьезно посмотрела на Аню.

— А ты что думаешь, — сказала она, — если мы с тобой подруги, так мы должны только хвали друг дружку?

Аня сердито мотнула головой:

— Я не прошу, чтобы ты меня хвалила, но если бы ты была хорошая подруга, разве ты стала бы насмехаться надо мной?

— А я вовсе не насмехалась, — сказала Катя. Только я думаю, что это плохо, если кто жадничает и сам этого не понимает. И ничего плохого я тебе хотела сделать.

— Да, «ничего плохого»! — сказала Аня. — А сама вон какую цаплищу нарисовала!

— Ну, подумаешь! Можешь и на меня что-нибудь смешное нарисовать в следующем номере.

— Да я же не умею.

— А я тебе сама помогу! — сказала Катя. — Не сердись, Анечка! Давай помиримся!

Катя взяла Анину руку и несколько раз покачала ее в своей руке.

Аня и Наташа

После многих осенних дней выпал наконец первый снег. Освещенные электрическим светом фонарей, кружились на лету пушистые снежные хлопья.

Аня Лебедева шла не спеша по аллее бульвара, застланной мягким, чистым, еще не утоптанным снегом. Она вглядывалась в даль, надеясь увидеть в конце аллеи приближающуюся знакомую фигурку в меховой шубке и меховом капоре. Но Катя все не показывалась…

Аня только что заходила к Снегиревым, но бабушка сказала ей, что Катюша уже часа два как ушла в Дом пионеров — в хоровой кружок.

«За ней Настенька Егорова зашла, — объяснила Ане Катина бабушка. — Вместе и побежали. Да уж теперь, наверно, скоро вернутся. Может, подождешь?

Но ждать Аня отказалась: «Уж лучше я погуляю. Мама послала меня гулять». И она медленно пошла по бульвару, рассеянно глядя по сторонам.

Гулять одной было скучно. «Вечно Катя чем-нибудь занята! — думала Аня с досадой. — То к сборам готовится, то планы какие-то составляет, а тут еще этот хоровой кружок. Словно без него и прожить нельзя! «Настенька зашла». Делать нечего и Насте этой!»

Она попробовала гулять одна. Прокатилась разок-другой по затянутой ледком луже, собрала со скамейки горсть легкого, рыхлого снега и попыталась слепить из него круглый плотный комок, но снег был еще слишком свежий, он рассыпался и не хотел лепиться. Она с досадой бросила снег на землю и отряхнула варежки. Нет, одной играть и гулять нельзя! Ничего не клеится, вот так же, как этот снежок.

Ане становилось все досаднее.

«Тогда незачем и мириться было, если мы все равно врозь, как будто в ссоре».

Она чувствовала себя совсем брошенной, покинутой, и ей даже захотелось плакать, как вдруг вдали показалась девочка в шубке, белой от снега.

«Катя!» — обрадовалась Аня и бросилась ей навстречу. Но, подбежав поближе, она увидела, что это не Катя, а Наташа. Румяные, пухлые щеки Наташи были сейчас на морозе еще румянее и свежее, чем всегда.

— Анечка! — сказала Наташа, тронутая тем, что Аня бежала ей навстречу. — Вот хорошо, что мы встретились! Я иду к Кате. Пойдем вместе. Ладно?

Аня грустно махнула рукой в варежке:

— Я уже там была… Кати дома нет. Ушла в Дом пионеров. В хоровой кружок.

Девочки постояли с минуту молча. Аня поскребла носком резинового ботика пушистый снег.

— Ты уроки уже сделала? — спросила она.

— Сделала, — ответила Наташа. — А ты?

— И я тоже. И по предметам и по музыке. Хочешь, пойдем вместе — погуляем?

— Хочу! — сказала Наташа. — А куда?

— Все равно куда. Лишь бы вместе. А то одной так скучно!

Девочки пошли по аллее.

— Мы раньше, — сказала Аня, — никогда с Катей не расставались. Почти никогда… И так нам весело бывало вдвоем, так весело! Болтали, смеялись — ну прямо по целым дням!

— Ну уж — по целым дням! — усомнилась Наташа.

— Не по целым дням, так по целым часам, — сказала Аня. — Смеемся, бывало, из-за всяких пустяков! А теперь Кате и поболтать некогда. Всегда она что-то делает. Уж лучше бы она не стала председателем совета отряда! Уж лучше бы она осталась звеньевой.

— Да, — согласилась Наташа, — раньше она не так была занята. Да ничего не поделаешь, не может ведь Катя плохо работать, если уж ей эту работу поручили.

Аня ничего не сказала. Она чувствовала, что Наташа рассуждает правильно, и все-таки было досадно.

Девочки прошли весь бульвар и повернули обратно. Было приятно бродить рядом по первому снежку и смотреть, как все выше и выше растут на скамьях белые снежные перинки.

— И зачем только, — сказала Аня, смахивая с ресниц слипшиеся снежинки, — понадобился Кате этот несчастный хоровой кружок?