Это моя школа, стр. 48
— Да ведь ты, папочка, говорил, что он у вас самый младший. А он — вон какой большой.
— Такой вырос. Он у нас и самый большой и самый маленький.
Павлик, должно быть, почувствовал, что про него говорят. Он повернулся, посмотрел, улыбаясь, на Сергея Михайловича, на Катю, на Мишу, слегка помахал им рукой и вдруг, неизвестно почему, сильно покраснел.
Сергей Михайлович и Миша тоже помахали в ответ, а Катя почему-то не решилась, хотя Павлик ей очень понравился. У него были густые темные брови — они даже немножко сошлись над переносицей, — а волосы довольно светлые и кудрявые. Катя подумала, что это очень красиво, и невольно потрогала свои тоненькие, широко раздвинутые на лбу бровки.
А колонна между тем двигалась дальше и дальше. Она давно уже влилась в общий поток демонстрации, и теперь впереди и позади них пылали на солнце красные знамена и флажки, гудели тысячи голосов; то перекликались и спорили между собой разные песни, то они сливались в одну, общую. Возле лотков и грузовиков, убранных плакатами, было весело и шумно. Все покупали и угощали друг друга мороженым, пирожками, булочками с вареньем, дарили друг дружке разные веселые пустяки: воздушные шары, бумажные цветы, мячики, легко скачущие на резинке, конфеты в пестрых бумажках…
Сергей Михайлович тоже поминутно покупал всякую всячину — что ни подвернется под руку (не то что мама!). Они уже купили два красных шара, и один из них сразу же улетел. Купили Мише прозрачного петуха на палочке и красный флажок. Купили булочки с кремом. И хорошо еще, что булочки можно было сразу съесть, а то не хватило бы рук держать все, что покупал папа.
В глубине души Катя чувствовала, что пора бы сказать: «Довольно, папочка, у нас уже все есть», но покупать было уж очень весело, и Катя молчала. Они с Мишей тянули отца то в одну сторону, то в другую:
— Смотри, папочка, танцуют!
— Папочка, смотри — артисты едут!
— Это из цирка, да? А где же Карандаш?
Сергей Михайлович едва успевал поворачиваться и отвечать им. Время от времени колонна останавливалась, поджидая, когда можно будет двинуться дальше. Тут начинались танцы, игры. Один раз затеяли играть в кошку-мышку, и Миша так ловко увертывался от Петра Ивановича, что тому так и не удалось поймать его. В соседней колонне кто-то заиграл на баяне вальс, и все принялись танцевать. Катя танцевала с Галочкой Черновой, а потом Галочку пригласил папа, а Катю — Павлик, и Катя ужасно смутилась.
«Как же я буду танцевать с ним, когда он такой длинный? — подумала она. — Ведь я ему едва до пояса достаю».
Но тут, к счастью, передняя колонна двинулась, и баян сразу умолк.
На Пушкинской площади пришлось стоять особенно долго. Уже и поплясали, и поиграли, и спели добрую дюжину песен, а улица впереди все еще была запружена.
— А ну-ка давайте споем наши частушки, самодельные, — предложил Петр Иванович и первый натянул баском:
Все хором подхватили припев:
Мише до того понравилось, что он запрыгал на месте и закричал: «Дальше, дальше!» Но подгонять и упрашивать вовсе и не надо было. Второй куплет запела Галочка. Голос у нее был очень хороший — высокий, чистый, — он так и летел над головами, точно на крыльях:
И опять все дружно подхватили:
Галочка задумалась, вспоминая следующий куплет. Но сейчас же на помощь ей пришел долговязый Павлик. Он запел:
И он хитро подмигнул в сторону Сергея Михайловича.
— Ой! — тихо сказала Катя и посмотрела на Павлика снизу.
А все, словно поняв намек, обернулись к Сергею Михайловичу и, лукаво посмеиваясь, пропели ему еще раз:
Сергей Михайлович сделал вид, что намек относится не к нему, и запел следующий куплет:
Все, смеясь, посмотрели на Павлика, и в самом деле похожего на мачту. А Галочка взмахнула руками в голубых перчатках и запела еще звонче:
Кате показалось, что все только и ждали этих последних слов — так дружно все подхватили:
Кате и Мише очень понравились частушки геологов.
— Еще, еще! — закричали они. — Папочка, ну что вы там еще сочинили?
И Сергей Михайлович запел:
Катя тоже, не выдержав, подхватила во весь голос:
Петр Иванович похлопал ее по плечу.
— Эти пройдут! — сказал он. — Можете не сомневаться…
И вот наконец Красная площадь. Катя так и потянулась вверх, но идущие сплошным потоком люди были намного выше ее и совсем заслонили от нее трибуну. А в это время Миша, которого папа высоко поднял, посадив на плечо, кричал от радости «ура», махал рукой, и Катя поняла, что он-то все видит.
Кате хотелось попросить отца и ее поднять хоть немножко, но она постеснялась — большая уже, тяжело. Кто же поднимает таких больших девочек?
И вдруг чьи-то сильные руки обхватили ее сзади и высоко подняли, так высоко, что вся площадь разом открылась перед Катей. Катя быстро взглянула вниз, на того, кто ее поднял. Это был Павлик. Но она даже не успела сказать ему «спасибо». Во все глаза смотрела она с высоты своей «мачты», обрадованная и немножко смущенная. Ей казалось, что все на трибуне, улыбаясь, смотрят на нее. Она даже немножко пригнулась, чтобы быть поменьше, но как раз в это время ее «мачта» вместе с ней уже проплыла мимо трибуны над бушующим, пестрым человеческим морем. Кругом гудело «ура», и позади двигались красной стеной знамена, двигались портреты в гирляндах цветов… И Красная площадь осталась позади.
Это моя школа
Вечером Сергею Михайловичу снова захотелось пройтись по Москве. На этот раз отправилась с ним вся семья, кроме Тани. Таня ушла в институт на студенческий вечер.