Это моя школа, стр. 44

Потом она вырвала еще один листок из подаренной Таней тетради и написала:

Но придумать интересные дела оказалось не так-то легко.

«Скорей бы Таня пришла. Она-то уж придумает!»

И тут Катя с досадой стукнула кулаком по столу: «Какая ж я глупая! Таня на Ленинские горы уехала, может быть, самого Андрея Артемова там увидит… Надо было попросить ее разузнать про этого мальчика, Сережу Решетникова. А вдруг за это время Артемов его нашел? Интересно, где теперь Сережа живет и у кого? И как это я все-таки опять забыла, что хотела искать его? Как это случилось, что опять забыла? Ах, да! Сначала папа приехал, потом надо было наладить все в классе, потом надо было писать письмо Людмиле Федоровне… А сегодня — опять такой необыкновенный день! Теперь дел у меня, конечно, прибавится еще больше. Как бы опять не забыть про Сережу! Нет-нет, теперь уж этого не будет. Вот бы разыскать его всем отрядом, самим разыскать, а потом с ним переписываться! Это было бы здорово!..»

И прежде чем лечь спать, Катя вывела на листке под длинным названием: «Что бы такое сделать, чтобы всем в отряде было интересно?» — две строчки:

Как разыскивают пропавших детей?

На другой день после уроков Анна Сергеевна задержалась в классе. Она разбирала ученические тетради в шкафу и не сразу обратила внимание на то, что в конце почти опустевшего уже класса собралось в кружок несколько ее учениц.

— В нашей стране дети не могут потеряться, — говорила Катя обступившим ее со всех сторон подругам. — Если Сережа жив, мы непременно его найдем!

Анна Сергеевна обернулась.

— Девочки, вы еще не ушли? — удивилась она. — Что вы шушукаетесь, как заговорщицы?

Но девочки только улыбались да переглядывались.

— Спроси ты!

— Нет, ты!

Анна Сергеевна положила в свой и без того полный портфель еще несколько тетрадей и, закрыв шкаф, подошла поближе.

— Ну что? — спросила она, глядя на девочек выжидающе. — Хотите о чем-нибудь спросить?

— Можно? — начала Катя. — Только это, Анна Сергеевна, не по предметам, а так… вообще.

— Ну, спрашивай «так вообще», — сказала, улыбнувшись, учительница.

— Анна Сергеевна, — начала опять Катя, — вы не знаете, как разыскивают детей?

Анна Сергеевна недоумевающе пожала плечами:

— Каких детей?

— Которые потерялись, — объяснила Настя. — То есть не то что совсем потерялись. Они, может быть, где-нибудь живут, но только неизвестно где…

Анна Сергеевна кивнула головой:

— Понимаю, понимаю. Во время войны было много детей, потерявших родителей, и родителей, потерявших детей. В Москве несколько лет назад был даже устроен отдел розыска — для того чтобы помочь родителям и детям найти друг друга.

Все помолчали.

— А вы не знаете, Анна Сергеевна, — озабоченно блеснув очками, спросила Лена Ипполитова, — где находится этот отдел?

— Как же, знаю, — ответила Анна Сергеевна, переводя внимательный взгляд с одной девочки на другую. — При управлении милиции Москвы. А почему вас это так интересует? Кто у вас потерялся?

— Один мальчик, — серьезно ответила Катя. — Только не у нас. Мы случайно про него узнали. Он сын одного замечательного героя, и нам очень хотелось бы его найти.

Анна Сергеевна кивнула головой.

— Я тоже искала детей, — задумчиво сказала она. — Мальчика и девочку.

— Каких детей? — спросила Валя Ёлкина.

— Племянников своих.

— А как их зовут?.. Сколько им лет?.. — заговорили девочки наперебой. — Где они пропали?

— Погодите, погодите, не все сразу, — сказала Анна Сергеевна. — Звали их Алик и Сонечка. А пропали они во время войны. Их мама, моя сестра, ехала с ними на пароходе из осажденной Одессы. Пароход разбомбили.

— Ой! — в один голос сказали Настя и Лена. — Утонули? Да?

— Наверно, утонули, — тихо сказала Анна Сергеевна.

— Ну, а тетеньку вы искали? — спросила еще тише Настя. — То есть вашу сестру?

Анна Сергеевна легонько похлопала Настю по плечу:

— Искала, конечно.

— И нашли?

— Нет.

— Никого-никого?

Анна Сергеевна чуть улыбнулась:

— Нет, нельзя сказать, чтобы совсем никого. Алика нашла. Только не того…

Девочки с удивлением смотрели на нее:

— Не того? Как же это? Другого, значит?

— Да, другого. Я узнала в сорок пятом году, что в одном детском доме, в городе Орехово-Зуеве, живет Алик Тарасов, шести лет. Ну, конечно, собралась и сразу же поехала.

— Значит, вашего племянника так и звали — Алик Тарасов? — спросила Катя. — И было ему тогда как раз шесть лет?

— В том-то и дело, — сказала Анна Сергеевна. — Если бы он был жив, ему было бы в то время как раз шесть лет… Приезжаю, вижу — славный мальчуган. Беленький, сероглазый, а наш был черный, как жучок.

— Чужой мальчик, — сказала Аня, грустно покачав головой.

— Да, был чужой, а стал свой. Очень я его полюбила. Каждый праздник к нему езжу, а иногда и он ко мне приезжает. Зовет меня «тетя Аня». Пишет мне письма.

— Как родной племянник, — сказала Настя.

— Совсем как родной. Да я и всех ребят в этом детском доме знаю теперь. Отличные ребята… Вот будут у нас зимние каникулы — может быть, и съездим к ним на елку.

— Ой, правда? — закричали все сразу. — Можно туда поехать? Они недалеко живут?

— Как сказать… Три часа езды все-таки.

— На поезде?

— Да, по железной дороге… Ну, пора по домам. Скоро вторая смена придет.

И в самом деле, дверь отворилась, и на пороге показалась уборщица, тетя Поля, с ведром и щеткой.

— Вот засиделись-то! — сказала она нараспев. — Вот заучились-то! Ну идите — отдыхайте. А то всю науку себе заберете, другим ничего не останется.

Подарки

Сбросив с одной ноги туфлю и просунув ногу под ремень щетки, Таня натирала пол. Паркет уже сверкал, как зеркало. В нем отражались окно, край шкафа и ножки стола, но Таня все терла и терла.

Надев очки, бабушка посыпала сахарной пудрой и толченым орехом свой особенный, самый праздничный пирог.

На диване лежали накрахмаленные, легкие и пышные, как взбитые сливки, тюлевые занавески.

— Таня, — говорила Катя, — уже блестит. Так блестит, что лучше нельзя. Хватит! Давай лучше повесим вместе занавески, не будем дожидаться маму. Она придет, а у нас уже все готово. Ну давай, Танечка!

— А ведь это идея! — сказала Таня и, надев вторую туфлю, побежала в переднюю за лесенкой.

Через раскрытые форточки вливался с улицы свежий осенний воздух. Вымытые стекла так и сияли. В них даже неизвестно отчего появился какой-то радужный блеск.

Таня легко взобралась на стремянку.

— Ну-ка, подавай, — сказала она, — да смотри осторожней.

Катя взяла обеими руками легкий алюминиевый карниз, с которого спускалась на кольцах шуршащая занавеска. Кольца сами собой скользили по круглому карнизу и нежно позванивали.

— Выше держи, выше! — закричала Таня. — Не волочи по полу!

Катя приподнялась на цыпочки и вытянула руки как только могла, а Таня, нагнувшись, приняла карниз у Кати из рук и навесила его на крючки.

— Так будет ровно? — спросила она.

— Нет, немножко криво, — ответила Катя. — Справа надо приподнять. Еще чуточку выше. А теперь чуточку ниже. Вот так, кажется, совсем ровно… Ой, Танечка, до чего стало красиво!

Катя даже в ладоши захлопала.

— Давай скорей нарядим и второе окно. А то оно как будто ободранное… Бабушка! Бабуся! Бабулечка! Да оторвись ты на минутку от своего пирога, посмотри, какая красота! Ах, как я люблю убирать квартиру перед праздником!

Бабушка оглянулась и посмотрела поверх очков сперва на занавески, а потом на Катю.