Папа, мама, восемь детей и грузовик (1962), стр. 15

Самоварная Труба с оскорблённым видом удалилась под печку. И когда папа немного спустя ласково заговорил с ней, она не замахала хвостом, а продолжала сердиться. Она отвернулась и уставилась в стенку.

— Хм, — сказал папа.

— Наверное, она привыкла всегда грызть старые ботинки, — сказал Мадс. — Я сбегаю сейчас к Хюльде, может, у неё есть.

Он спустился и спросил Хюльду:

— Хюльда, нет ли у тебя одного старого ботинка?

— Нет, у меня оба новые, — ответила Хюльда и посмотрела на свои ноги.

— Не эти, нам нужен один старый ботинок, который ты больше не носишь.

— Такие, может, и есть, — ответила Хюльда, и выражение лица у неё вдруг стало очень нежным. — Я как раз перебираю все свои сундуки, сегодня попозже вечером я, возможно, скажу вам, зачем я это делаю. Идём выберем тебе ботинок!

Хюльда дала Мадсу четыре старых ботинка. Когда Мадс вышел от неё на лестницу, он встретил там всех остальных детей. Узнав, что Мадс ушёл искать старые ботинки, они сделали то же самое, и теперь все вернулись от соседей с добычей. Можете себе представить, какая груда старых ботинок выросла перед Самоварной Трубой!

— Боже мой! — испугалась мама. — Ей нужно давать по одному ботинку, а остальные сложите в шкаф на кухне.

Папа положил старый коричневый ботинок на коврик перед Самоварной Трубой и сказал:

— Пожалуйста, кушать подано!

Но Самоварная Труба ушла к кровати Мортена и прыгнула в неё.

Папа сунул ботинок прямо ей в пасть и снова сказал:

— Это твой ботинок. Можешь его есть.

И только теперь Самоварная Труба простила папе его строгость: она сразу же начала грызть ботинок, подбросила его в воздух, поймала и завиляла хвостом.

— Так, — сказал папа. — Значит, мы снова друзья. А то я очень не люблю ссориться.

В это время постучали в дверь. Самоварная Труба вскочила и залаяла изо всех сил, но, увидев, что пришли Нижняя Хюльда и Хенрик, снова успокоилась.

Она уже успела с ними познакомиться и знала, что это друзья и на них лаять не следует.

Мадс взглянул на Хюльду. Она снова показалась ему какой-то странной.

Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, посмеивалась, и выражение лица у неё было очень ласковое.

Да и Хенрик выглядел как-то необычно: стоял и мял в руках шапку.

— Добро пожаловать! — приветствовал их папа.

Хюльда села на стул, Хенрик стал рядом, смущённо покашливая.

— Дело в том… — начал он. — Нам бы хотелось знать…

— Нет, — перебила его Хюльда, — не знать, а нам бы очень хотелось, чтобы вы пришли в субботу к нам на свадьбу.

— Конечно, мы с удовольствием придём, — сказал папа. — Ведь ты имеешь в виду мать и меня?

— Нет, мы приглашаем вас всех. И Самоварную Трубу тоже. Правда, в церковь её не пустят, но потом, на праздник, пусть приходит и она тоже, — сказал Хенрик.

— Вы же знаете, что, кроме вас, у нас нет близких, — сказала Хюльда. — Поэтому нам очень хочется, чтобы и все дети непременно пришли, это будет наша свадебная процессия. У Хенрика ещё есть старая тётушка Олеа, у которой он сейчас живёт, её мы тоже, конечно, пригласим, а больше у нас во всём городе нет ни родных, ни знакомых.

Дети улыбались, кивали, а Мона сказала:

— Ой, Хюльда, как хорошо!

— Что — хорошо? — спросил папа. — Что у них нет родственников?

— Нет, хорошо, что мы все пойдём на свадьбу, — объяснила Марта.

— И ещё одна просьба, — сказал Хенрик. — Понимаешь, Хюльде очень хочется поехать в церковь на автомобиле, хотя до церкви всего два квартала. Так вот я думал, не одолжишь ли ты мне грузовик, тогда я смогу сам отвезти в церковь мою невесту.

— А вы все можете сесть в кузов, тогда и свадебная процессия приедет в церковь на автомобиле, — предложила Хюльда.

— Конечно, я дам тебе грузовик, — сразу согласился папа. — Всё будет в порядке. Большое спасибо за приглашение.

Хюльда и Хенрик ушли, а у детей теперь было о чём подумать.

— Ты тоже пойдёшь на свадьбу, слышишь, Самоварная Труба? Ты рада?

— сказала Мона.

Но Самоварная Труба не понимала, о чём ей говорила Мона, она грызла свой ботинок и ни о чём другом не желала думать.

И вот наступил день свадьбы.

В церковь нужно было ехать к пяти часам. В половине четвёртого мама позвала всех детей в кухню. По всей кухне были расставлены тазики для умывания с тёплой водой. Детям оставалось только как следует вымыться.

А им было что отмывать!

Наконец восемь отмытых до блеска детей были готовы.

Они надели свои самые нарядные платья. Папа надел синий костюм, мама — красную юбку и белую блузку. И все сели ждать. Без четверти пять в дверь постучали.

Оказалось, что пришла сама невеста и вместе с ней какая-то пожилая дама. Конечно, это была тётушка Олеа, у которой жил Хенрик.

— Просто не знаю, что и думать, но Хенрика ещё нет, — сказала Хюльда.

— Как — нет? — удивился папа. — Это весьма странно.

— Не понимаю, — сказала тётушка Олеа. — В четверть пятого он был уже совсем готов. Я помогла ему красиво завязать галстук, вдруг он вскочил и сказал, что он о чём-то забыл. И убежал. Больше я его не видела.

— Да он сейчас придёт, — сказала мама. — Садитесь, подождите пока.

Но было уже без десяти минут пять, потом без пяти, а Хенрика всё ещё не было.

— Может быть, он передумал? — всхлипнула Хюльда. — Может быть, он уже не хочет жениться на мне?

— Не может быть, — сказал папа. — Здесь что-то другое.

Он был прав. Без трёх минут пять прибежал запыхавшийся Хенрик.

— Хюльда! Хюльда! — кричал он. — Где ты?

Он размахивал руками. В одной руке он держал шляпу, в другой — сухие зелёные веточки, обёрнутые красной креповой бумагой.

— Хенрик, милый, почему ты опоздал? — спросила Хюльда.

— Я совсем забыл, что тебе нужен свадебный букет. А все магазины уже закрыты. Я достал только эти веточки.

— Ты молодец, обо всём позаботишься, — сказала Хюльда, взяв у него веточки.

И теперь уже все вместе побежали вниз по лестнице.

Хюльда и Хенрик сели в кабину, а остальные разместились в кузове. Осталась только тётушка Олеа.

— Мне не влезть наверх, — сказала она. — Видно, мне не придётся поехать с вами в церковь.

Но папа помог тётушке залезть в кузов, и Хенрик поехал так быстро, как ещё никогда не ездил.

Ровно в пять часов они были в церкви.

Когда они входили в церковь, мама шепнула Малышке Мортену и Мине, чтобы они вели себя тихо-тихо.

Но всё обошлось благополучно. В церкви было так много интересного, что Мортен был очень занят. И только когда все запели, после того как Хюльда и Хенрик сказали «да», Мортен повернулся ко всем и сказал:

— Тисе! Лазве вы не знаете, сто в целкви нельзя суметь?

Но это было не страшно, потому что в церкви не было посторонних.

Священник поздравил Хюльду и Хенрика, и можно было ехать домой. Теперь квартира Хюльды принадлежала им обоим, и Хюльда прибила к двери новую дощечку, на которой было написано: «Хюльда и Хенрик».

Мадс сбегал наверх, привёл Самоварную Трубу, и праздник начался. Хюльда напекла много вкусных пирожных и приготовила очень красивые бутерброды с яйцами и колбасой.

Самоварная Труба сидела под столом, и все дети умудрились положить по кусочку колбасы ей прямо в рот.

Самоварная Труба считала, что свадьба удалась на славу.

Впрочем, и все так думали, а если б и вы на ней были, вам бы тоже очень понравилось.

Три раза бегом вокруг квартала

Приближалось рождество. Все ходили с таинственными лицами и придумывали, что бы такое подарить друг другу.

Мона уже придумала. Она прятала свою тайну в своём ящике для игрушек. Тайна была салфеткой, которую она вышивала для мамы. Это был кусочек старой простыни, но Мона вырезала из него ровный круг, а Нижняя Хюльда дала ей красных ниток для вышивания. И каждый раз, когда она приходила в гости к Хюльде, она немножко вышивала. Салфетка была уже почти готова. Но вот сегодня, когда она хотела достать из ящика салфетку, её там не оказалось. Мона искала и искала по всей квартире и наконец нашла её на полу под одной из кроватей.