Не кричи: «Волки!», стр. 21

Я никак не мог решить — отступать мне или оставаться на месте в надежде, что мой внутренний оркестр выдохнется сам по себе; но оркестр был по прежнему полон сил и энергии и в доказательство этого издал гул, подобный гулу при землетрясении. И тотчас над кромкой обрыва, в каких-нибудь десяти шагах от меня, показалась голова Ангелины.

Мы молча уставились друг на друга. По крайней мере она не нарушала тишины. Что до меня, то я прилагал к этому все усилия, но не особенно преуспел. Досаднейшее положение: чем дольше я смотрел на волчицу, тем больше восхищался ею; я очень дорожил ее добрым мнением и вовсе не хотел показаться идиотом.

Но независимо от желания я понял, что окончательно погиб.

Внезапное появление волчицы как бы вдохновило музыкантов в моем желудке, и они заиграли с новой силой. Не успел я придумать оправдания, как Ангелина сморщила носи, обнажив в холодной насмешке белоснежные зубы, скрылась из глаз.

Я выскочил из убежища и помчался за ней к краю ущелья, но, разумеется, опоздал даже с извинениями. Презрительный взмах великолепного хвоста — вот и все, что мне удалось увидеть, прежде чем волчица исчезла среди расщелин, которые образовали в дальнем краю ложбины нечто вроде садка. В него-то Ангелина и загнала своих волчат.

17

Мои наблюдения в палатке продолжались добрую часть июля, но мало что прибавили к уже имеющимся сведениям о волках. Волчата быстро росли и требовали все большего количества пищи. Поэтому Георг, Ангелина и Альберт вынуждены были тратить много времени и сил на охоту вдалеке, а те немногие часы, которые им удавалось провести в логове, они спали непробудным сном — добывание корма для волчат превратилось в изнурительное занятие. И тем не менее волки по-прежнему продолжали изумлять меня.

Как-то им довелось поймать карибу неподалеку от дома, и этот запас продовольствия позволил им устроить себе кратковременный отдых. Вечером они не пошли, как обычно, на охоту, а остались у логова.

Следующее утро выдалось ясное и теплое; атмосфера сладостного безделья, казалось, охватила всех троих. Ангелина удобно развалилась на скале над летним логовом, а Георг и Альберт спали, вырыв ямки в песке, на гребне вала. Единственным проявлением жизни было изменение позы спящих да порой ленивый взгляд, которым они обводили окрестности.

Около полудня Альберт встал и поплелся к берегу напиться. Там он час или два лениво ловил бычков, а затем направился к покинутому ложу. На полпути он остановился по нужде, но это усилие так его утомило, что он отказался от первоначального намерения добраться до гребня, а растянулся прямо там, где стоял. Голова его опустилась, и вскоре он заснул.

Все эти действия не остались незамеченными. Георг, который лежал, уткнув морду в передние лапы, внимательно наблюдал за тем, как его приятель ловит рыбу. И когда Альберта сморил сон, Георг поднялся, потянулся, широко зевнул и с праздным, беззаботным видом, осторожно ступая, стал подбираться к спящему. Трудно было заподозрить, что у него есть какая-то цель; время от времени он останавливался, обнюхивая кусты и мышиные норы, дважды садился, чтобы почесаться. Однако при этом он ни на минуту не спускал глаз с Альберта и, когда почти вплотную приблизился к нему, резко изменил поведение.

Прижавшись к земле, он, как кошка, начал красться к Альберту с явно недобрым намерением. Напряжение нарастало, я схватил подзорную трубу, ожидая трагической развязки и лихорадочно гадая, чем вызвана в Георге такая молниеносная перемена. Что это — свидетельство семейной драмы? Или Альберт нарушил волчий закон и теперь должен заплатить за это собственной кровью? Похоже на то.

С величайшей осторожностью Георг подкрадывался все ближе к ничего не подозревающему волку. Оказавшись шагах в десяти от Альберта, который по-прежнему оставался глух ко всему на свете, Георг поджал задние ноги и после паузы, позволившей ему полностью насладиться моментом, со страшным рычанием взвился в чудовищном прыжке.

Казалось бы, неожиданный удар, нанесенный волком весом свыше семидесяти килограммов, должен был начисто выбить дух из Альберта, но тот еще дышал и даже издал в ответ какой-то звук, до тех пор не числившийся в моем каталоге волчьих криков. Это был высокий, полный ярости и боли, пронзительный рев (мне пришлось как-то слышать нечто подобное в переполненном вагоне метро — так вопила разъяренная дама, которую кто-то ущипнул).

Георг тотчас умчался прочь. Альберт, с трудом поднявшись на ноги, бросился за ним. Началась погоня не на жизнь, а на смерть. Георг взлетел вверх по склону, словно его преследовал цербер. Альберт гнался за ним со зловещей и яростной решимостью.

Оба, напрягая последние силы, то мчались вперед, то кидались назад или в сторону.

Когда они пронеслись мимо летнего логова, Ангелина привстала, бросила быстрый взгляд на бегущих и с азартом включилась в погоню. Теперь шансы свелись к двум против одного, не в пользу Георга; ему пришлось положиться на скорость в беге по прямой — он потерял возможность увертываться и поскакал вниз по морене через болото и вдоль берега залива. Там, у самой воды, стояла огромная расколотая надвое скала; Георг с ходу проскочил узкую щель между камнями и свернул так круто, что песок и щебень полетели из под ног; волк обогнул скалу в обратном направлении как раз вовремя, чтобы ударить в бок Ангелине. Не колеблясь ни минуты, он с силой врезался в нее и буквально сбил с ног, заставив метров пять проехаться по земле.

Итак, один из преследователей временно вышел из строя, но и сам Георг потерял скорость. Прежде чем ему удалось вырваться вперед, Альберт уже оседлал его, и оба покатились наземь, сцепившись в яростной схватке. Подоспевшая Ангелина не замедлила ввязаться в драку.

Свалка закончилась так же внезапно, как и началась, волки разошлись, отряхнулись, ткнулись носами, дружно помахали хвостами и рысцой направились к логову, всем своим видом показывая, что славно провели время.

Шутки вроде только что описанной редки среди волков, хотя мне несколько раз приходилось видеть, как Ангелина устраивала засаду Георгу, когда издали замечала, что тот возвращается с охоты. В этих случаях она пряталась, но стоило ему поравняться с ней, выпрыгивала прямо на него. Георг всегда делал вид, что напуган внезапным нападением, но, конечно, это было притворство, ибо он должен был почуять ее присутствие. Как только проходило первое изумление, Ангелина начинала обнюхивать супруга, обнимала его передними лапами, валилась перед ним на землю, подняв задние лапы, или нежно подталкивала плечом. Вся эта картина являла собой интимный ритуал встречи.

В июле же произошло событие, заставившее меня задуматься по-настоящему. Ангелина часто уходила с самцами на охоту, но выпадали ночи, когда она оставалась дома, и вот однажды к ней пожаловали гости.

Было далеко за полночь, я дремал в своей палатке, когда где-то неподалеку, чуть южнее, завыл волк. Это был незнакомый призыв, слегка приглушенный и без вибраций. Полусонный, я взял бинокль и попытался разглядеть двух незнакомых волков — они сидели на мысочке, на моей стороне залива, напротив волчьего логова.

При виде их я окончательно проснулся — мне казалось, что территория любой волчьей семьи священна для других волков. Ангелина была дома, незадолго перед этим я видел, как она вошла в ущелье, и я сгорал от любопытства, как же она отнесется к вторжению.

Я навел бинокль на ложбину (летними ночами, когда здесь царят сумерки, стереотруба хуже бинокля). Ангелина уже стояла у входа, повернувшись в сторону пришельцев. Она была сильно встревожена: голову вытянула вперед, уши насторожила: хвост оттянула назад как сеттер.

Несколько минут волки стояли молча, выжидая, затем один из чужаков нерешительно завыл, как и в первый раз. Ангелина немедленно отреагировала на его призыв. Она начала плавно помахивать хвостом, ее напряженность исчезла, затем волчица выбежала из ущелья и громко залаяла.

Если верить книгам, то волкам (как и ездовым собакам) лаять не полагается; но лай волчицы ничем иным не назовешь. Как только пришельцы его услышали, они побежали по берегу, вокруг залива.