Подиум, стр. 12
– Спасибо, Наташенька, в другой раз. Устала я, нанервничалась, домой пойду.
Наташа вздохнула, и Кате показалось, что подруга просто не хочет ни на минуту оставаться одна.
– Тогда хоть до дому тебя подвезу.
– Нет, – не согласилась Катя. – До дому не надо, только до проспекта. Я дальше пешком пройдусь.
Глава 3
Окончив школу, Катя попробовала поступить в педагогический университет, но недобрала баллов. Она не сильно расстроилась, потому что в общем-то никогда не хотела быть педагогом – больше по привычке уступала настояниям матери, чем прислушивалась к собственным желаниям.
Мать, Мария Александровна, воспользовавшись какими-то знакомствами, устроила дочь учетчицей в контору опытного цеха номер один, при конструктор-ском бюро кабельной промышленности.
– Посидишь, – говорила мать, – осмотришься, – у них свой техникум есть. Глядишь, и поступать туда надумаешь.
Катя просидела в конторе ровно два месяца, после чего сказала сама себе: хватит!
Все это было очень далеко от того, о чем она мечтала. Самая молодая в конторе (ей тогда еще и восемнадцати не исполнилось), она никак не вписывалась в слаженный и спетый коллектив. Зарплату, хоть и небольшую, платили исправно, и народ в конторе регулярно праздновал это событие.
На контору получали чистый медицинский спирт, который предназначался для каких-то научных исследований и технических нужд. Коллектив широко пользовался этим благом. Вопрос с выпивкой был, таким образом, решен – за счет государства. С едой тоже определились.
Обязанности в конторе давно и четко распределились: кому какую закуску приносить к знаменательному дню. Главный бухгалтер, крупная и горластая баба, специализировалась на приготовлении селедки под шубой; старший инженер обязательно приносил грибочки, собственноручно засоленные; кадровичка доставала домашние огурчики ("которые хрустят, родные, и сами в рот просятся, а под такую закусь грех не выпить"); начальник цеха, человек занятой и нехозяйственный, под руководством главной бухгалтерши покупал какую-нибудь нарезку. Инженер Берта, от которой ушел муж, маленькая нервная женщина, как человек малосведущий в домашнем хозяйстве, приносила что придется… Словом, все были охвачены. Кроме Кати. В дружном сплоченном коллективе она не могла найти себе места. А главное, ей этого не очень-то и хотелось.
Посидев разок с коллегами за одним столом, она в тот вечер едва не взвыла с тоски. И когда наступила следующая знаменательная дата, принялась подыскивать благовидный предлог, чтобы уклониться от мероприятия. Катя водки не пила, а слушать пьяные «производственные» разглагольствования (о том, как скручивают кабель, и почему в прошлом месяце пошло брака больше, чем обычно, и т. п.) для нее было выше сил. Она ничего не понимала в этих разговорах.
Надо отдать конторским должное: гулял народ интеллигентно – никаких свар, скандалов, пьяных обид. Содержание застольных разговоров никуда не выносилось. Иногда Берта, как самое забитое существо, жаловалась Кате, что бухгалтерша ее заела.
– И учит, и учит, – плакалась Берта. – И этого я не умею, и того. Сама привыкла мужем командовать, но не все же такие, как она.
В качестве инженера Берту тоже не больно жаловали.
– До первого сокращения здесь сижу. Ну и черт с ними, уйду.
Делиться с Катей было можно, она – своя.
А Катерина с каждым днем все сильнее и сильнее тяготилась работой… Неужели везде так? Никогда она не соберется поступать в их техникум. Это «кабелиное» хозяйство ей и даром не нужно. Что она забыла в этой конторе? Хоть бы делу какому-нибудь училась, а то лишь юбки протирает. Ее неизменно приглашали участвовать в застольях, и это становилось для нее каждый раз настоящим мучением.
Катерину ждало еще одно испытание. В обязанности учетчицы входило получение со склада различных материалов. Она с кладовщицей заполняла карточки учета, а двое грузчиков должны были тащить в первый цех полученный груз. И вот тут начинался кошмар.
Два вечно пьяных обормота вили из Кати веревки.
Если речь шла о неходовом товаре, который никак нельзя толкнуть на сторону, Катя своих работничков по полдня разыскивала – в разных курилках и прочих злачных местах.
– Не видишь, что ли? Выпить рабочему человеку надо! Похмелиться то есть… Стакан пропустим и придем. Жди, никуда твоя проволока не денется. Делов-то – на пять минут.
Катя ждала. Полчаса, час. Ругалась кладовщица, которую они задерживали, звонил мастер цеха, который ждал ящики, а их все не было.
– Вечно с вашим цехом проблема, все люди как люди, а вы… Торчи тут из-за вас, никакого порядка нету. – Решительно настроенная кладовщица в любой момент могла закрыть склад и уйти оформлять какие-то свои вечно недооформленые накладные.
Когда Катю уже начинало колотить, появлялись наконец похмеленные обормоты – и тоже бурчали: оторвали, мол, от любимого занятия, наспех пришлось стакан пропускать, никакого, дескать, нет понятия у этой девчонки.
Но все это – цветочки. Хуже дело обстояло, когда подходил черед получать со склада что-нибудь дефицитное. Два орла, пронюхав об этом, сами караулили Катю.
– Пойдем, что ль, Катюш, поможем…
По дороге со склада – а доставлять груз приходилось через всю территорию КБ – они искали любой повод, чтобы отделаться от своей учетчицы. Когда она впервые увидела, какое количество полученных дефицитных материалов грузчики донесли от склада до цеха, ей стало плохо.
Катя пошла к начальнику, но тот даже слушать ее не захотел.
– Вы несете материальную ответственность! – громко кричал он на девушку. – Не умеете работать!..
Катя выбежала из кабинета начальника вся в слезах.
Потом она узнала, что Берта ходила к начальнику цеха, чтобы заступиться за нее.
Цареву опять вызвали в кабинет…
– Вы там построже с ними. Церемоний не разводите – они народец ушлый.
Катя уже видеть не могла этот народец. После разборки грузчики ненадолго притихли, а потом опять стали тащить подряд все, что бы им ни глянулось.
– Уходить тебе отсюда надо, – сказала сочувствовашая ей Берта, – пока не засосала эта рутина. Попривыкнешь, вольешься в коллектив, научишься командовать грузчиками – ума здесь большого не надо, а потом сама не заметишь, как мир сузится до размеров нашего опытного цеха. Я в свое время побоялась уйти, все думала: работа не пыльная, где такую найду, да еще рядом с домом… Вот так и сижу теперь.
Промучившись два с небольшим месяца на опытном производстве, Катя уволилась "по собственному желанию". Она решила, что сама будет искать себе работу.
Мать схватилась за голову:
– Тебе еще восемнадцати нет – кто и куда тебя возьмет? Сколько трудов стоило устроиться в эту контору! Другие сидят, и ничего, только ты самая умная.
Катя упрямо молчала. Отчим, Лев Сергеевич, не вмешивался, и она была ему за это благодарна.
Ее родной отец умер, когда Кате исполнилось девять лет. Лев Сергеевич появился в их маленькой семье спустя два года. Потом родилась Ирина. Но эти события как бы обходили Катю стороной. Она жила своей жизнью, главное место в которой занимала балетная студия. Просто бредила балетом, в мечтах видела себя на сцене. В пачке и пуантах. Настоящей трагедией стало то, что с этими мечтами пришлось расстаться. В то время ей казалось: все для нее закончилось и жизнь не удалась.
– Я-то в чем виновата? – твердила мать, когда Катя отказывалась есть и пить. – Успокойся! Живут люди и без балета.
Без балета Катя своей жизни не мыслила. Так было все хорошо, и на тебе!.. Она обладала потрясающей восприимчивостью к музыке. Мечтала о балетной школе при Большом театре. Имела представление о трех отборочных турах и всерьез готовилась к ним. Первый – собеседование, второй – восприимчивость к музыке. И третий, который коварно подстерегал любое юное дарование, – это диспансеризация: у будущей балерины не должно быть диатеза и прочих, делающих девочку непригодной для сцены, заболеваний. Третьего тура страшились все… Кто его знает, что могут обнаружить в неокрепшем организме врачи?