Дьявол в синем, стр. 12

Дюпре был выше меня сантиметров на пять и сложен, как Джоппи, когда тот еще выступал на ринге. Он возвышался надо мной, и я ощущал исходящую от него волну ярости.

– Нет, я ничего ей не говорил. Мы положили тебя на кровать, а потом она дала мне выпить, и я пошел домой. Вот и все.

– Тогда где же она сейчас?

– Понятия не имею. Ты ведь знаешь Коретту. Она очень скрытная. Может быть, решила навестить тетку в Комптоне. А может, отправилась в Рино.

Дюпре немного расслабился и заулыбался:

– Ты прав, Изи. Коретте стоит услышать звуки игральных автоматов, и она готова забыть родную мать.

Дюпре похлопал меня по плечу и снова рассмеялся. Я еще раз поклялся, что больше никогда не взгляну на чужую женщину. С тех пор я не раз повторял эту клятву.

– Роулинз, – послышался голос из маленькой конторки в конце ангара.

– Тебя зовут, – сказал Дюпре.

Я подошел к человеку, который меня окликнул. Контора, в дверях которой он стоял, напоминала сборную зеленую ракушку или палатку, но не комнату. У Бенни там стоял стол, но сам он заходил в свою контору только для того, чтобы поговорить с начальством или же уволить кого-нибудь из рабочих. Четыре дня назад он подозвал меня к себе и сообщил, что "Чемпион" не может положиться на людей, не согласных работать сверхурочно.

– Мистер Джакомо, здравствуйте! – сказал я. Мы пожали друг другу руки, но в этом пожатии не было дружелюбия.

Бенни был невысокого роста, но широк в плечах и мускулист. Волосы, когда-то черные как вороново крыло, поседели. Несмотря на темную кожу, более темную, чем у большинства мулатов, Бенни был белый, а я – негр. Поэтому я должен был работать на него и испытывать благодарность за то, что он дает мне работу. Близко посаженные глаза придавали его лицу сосредоточенный вид. Со слегка опущенными плечами он выглядел как боксер, идущий в атаку.

– Входи, Изи, – пригласил он.

Мы зашли в его каморку, и он предложил мне сесть. Уселся сам, взгромоздив ноги на стол, и закурил сигарету.

– Дюпре говорит, ты хотел бы вернуться на работу, Изи.

Мне вдруг подумалось, что у Бенни, наверное, есть бутылка пшеничного виски в нижнем ящике стола.

– Мистер Джакомо, вы, конечно, знаете, мне необходима эта работа, чтобы прокормиться.

Я старался держаться независимо и не собирался заискивать перед ним.

– Ты знаешь, что начальник должен заботиться о своем авторитете. Если я приму тебя, люди подумают, что я проявил слабость.

– Тогда зачем я здесь? – прямо спросил я.

Он откинулся на спинку стула и опустил свои широкие плечи.

– Тебе лучше знать.

– Дюпре сказал, вы готовы вернуть меня на работу.

– Не знаю, кто дал ему право говорить это. Я сказал только, что с удовольствием поговорю с тобой, если у тебя есть что сказать. А у тебя есть что сказать?

Я пытался понять, чего хочет Бенни. Удастся ли мне поцеловать его в зад и не уронить своего достоинства. Мне вспомнилась другая контора и другой белый человек. Олбрайт никогда не расставался с пистолетом и бутылкой. Ему я высказывал все, что думал, и он внимательно выслушивал меня. Может быть, я чуть-чуть трусил, но все-таки высказывался прямо. А вот Бенни не интересовало, о чем я думаю и что собираюсь ему сказать. Ему нужно было одно – чтобы все ребята встали на колени и признали его хозяином. Он был не бизнесмен, а плантатор, рабовладелец.

– В чем дело, Изи?

– Я хотел бы вернуться на работу, мистер Джакомо. Работа мне нужна, и я хороший работник.

– И это все?

– Нет, это не все. Мне нужны деньги, чтобы выкупить закладную и заработать на пропитание. Мне нужен дом, чтобы жить в нем и растить своих детей. Я должен покупать одежду, чтобы было в чем ходить в церковь.

Бенни убрал ноги со стола и стал подыматься со стула:

– Меня ждут дела, Изи.

– Меня зовут мистер Роулинз, – напомнил я ему, вставая. – Вы не обязаны вернуть меня на работу, но вы должны относиться ко мне с уважением.

– Прошу прощения, – промямлил Бенни и попытался обойти меня, но я встал у него на пути.

– Я сказал, что вы должны относиться ко мне с уважением. Я называю вас мистер Джакомо, потому что это ваше имя. Вы мне не друг, у меня нет причин проявлять к вам неуважение и называть вас Бенни. – Я ткнул себя в грудь пальцем. – Меня зовут мистер Роулинз.

Он сжал кулаки и смерил мою грудь боксерским взглядом. Но бешеные нотки в моем голосе он, несомненно, уловил и понял, что, если попытается сдвинуть меня с места, один из нас пострадает. И кто знает, может быть, ему стало совестно.

– Извините, мистер Роулинз. – Он улыбнулся. – Но сейчас нет вакансий. Приходите через несколько месяцев, когда начнется выпуск нового истребителя.

И жестом предложил мне покинуть контору. Я вышел, не сказав больше ни слова. Дюпре нигде не было. Я удивился, но был слишком счастлив, чтобы беспокоиться о нем. Моя грудь бурно вздымалась, и мне хотелось смеяться во весь голос. Счета были оплачены, и вдобавок я сумел постоять за себя. Я не шел, а летел к своей машине, и гордость за себя, и чувство свободы долго не покидали меня.

Глава 10

Я вернулся домой в полдень. На улице было пусто и спокойно. Напротив моего дома стоял черный "форд". Помнится, я решил, что это сборщик неоплаченных долгов совершает свой обход. Тут я рассмеялся, потому что все мои долги были оплачены загодя. Я гордился собой, ведь совсем недавно я был на краю пропасти.

Когда я закрывал ворота переднего дворика, из "форда" вылезли двое белых мужчин. Один высокий и тощий, в темно-синем костюме. Другой с меня ростом, но раза в три шире в обхвате. Его мятый рыжевато-коричневый пиджак был заляпан сальными пятнами. Они быстро приближались, а я медленно повернулся и зашагал к дверям своего дома.

– Мистер Роулинз, – окликнул меня один из них.

Я обернулся:

– Да?

Они приближались быстро, но осторожно. Толстый держал руку в кармане.

– Мистер Роулинз, меня зовут Миллер, а это мой напарник Мейсон. – Они предъявили свои бляхи.

– В чем дело?

– Мы хотим, чтобы вы поехали с нами.

– Куда?

– Узнаете куда, – сказал толстый Мейсон и взял меня под руку.

– Вы меня арестуете?

– Увидишь, – пообещал Мейсон и потащил меня к воротам.

– Я имею право узнать, куда вы намерены меня отвезти.

– Ты имеешь право упасть и разбить морду, ниггер. Ты имеешь право подохнуть, – рассвирепел Мейсон и нанес мне удар под ложечку. Я скорчился от боли, а он захватил сзади мою руку и защелкнул наручники.

Они вдвоем дотащили меня до машины и втолкнули на заднее сиденье. Меня тошнило.

– Только испачкай мой коврик, и я накормлю тебя твоей блевотиной, – крикнул Мейсон.

Они отвезли меня в участок на Семьдесят седьмой улице и подтащили к входной двери.

– Ты поймал его, Миллер? – спросил кто-то. Они держали меня под руки, мое тело провисло, голова поникла. Я оправился от удара, но не хотел, чтобы они это поняли.

– Прихватили его, когда он вернулся домой. При нем ничего не было.

Они открыли дверь в комнатушку, откуда пахнуло мочой. Голые стены покрывала некрашеная штукатурка, а мебелью служил единственный стул. Но мне его не предложили, а толкнули так, что я приземлился на колени. Они вышли, закрыв за собой дверь.

В двери был глазок. Я оперся плечом о стену и поднялся. От этого комната лучше не стала. Вдоль потолка тянулись ржавые трубы, с них капало. Края линолеума покоробились и покрылись от сырости белыми разводами. Единственное окошко без стекла закрывала железная решетка. Окно почти не пропускало света, потому что сквозь решетку густо пробивались ветви деревьев. Мне стало страшно. Неужели эта комнатушка будет последней в моей жизни?

Меня беспокоило, что они пренебрегли принятой процедурой. Я и раньше играл в "фараонов и ниггеров". Фараоны хватают тебя, записывают имя, берут отпечатки пальцев и затем швыряют тебя в "отстойник" к другим подозреваемым и пьяницам. Когда тебе станет невмоготу от блевотины и сквернословия, тебя отведут в другую комнату и начнут расспрашивать, почему ты ограбил винный магазин и куда девал деньги. Тогда я старался выглядеть невиновным и отрицал все. Очень трудно казаться невиновным, когда ни в чем не виноват, но попробуй убедить в этом фараонов. Они считают тебя виноватым только потому, что не способны думать иначе. И когда ты клянешься им, что невиновен, они только утверждаются во мнении: от них что-то хотят скрыть.