Она что-то знала, стр. 44

София, радость моя, только и было в моей жизни счастья, что от тебя. Только созданное твоей Премудростью давало пишу, давало жизнь, и свет, и утешение. Ты выше всех и чище всех. Нет в тебе ни гнева, ни кротости, ни страсти, ни всепрощения, ни самодовольства, ни самоуничижения. Чистая стихия разума, понимания, творчества нисходит от тебя, поселяясь в душах – все равно, мужских или женских. И мы начинаем учиться, думать, постигать, соображать, изобретать, писать– чисто, бесстрастно, бескорыстно, в тихом счастье причастности к тебе.

Ты осеняешь государей, и они устраивают жизнь народов к добру и по уму. Ты касаешься лба учёного, и его озаряет открытие. Ты сидишь рядом с писателем, и он пишет небывалое, потрясающее людей. Да, это бывает редко – трудно тебе просквозить на землю, заморочены наши испорченные глаза и головы. Но лишь на тебя моя надежда, святая София, не покидай нас, не оставляй попечения, не бросай на откуп своему придурочному сынку втайне от него, в неурочный час снисходи к одиноким, к несчастным, к взыскующим тебя, София… Кто как не ты помогла мне, горбатой твари, не знающей любви, пережить ужас своего рождения, ужас бессмысленного, ошибочного отпечатка во плоти огрызка чьей-то недоброй мысли, по могла, дала друзей, открыла мир знаний, ты, богиня умных уродов, покровительница всех скорчившихся над книгами головастиков, ты, несчастная навечно, заблудшая, настоящая моя мать…»

(здесь текст в нескольких местах расплылся – как будто слезы капнули)

23х

«Тяжело писать. Тяжело. Не пойму, в чём дело. „Созвездья погаси и больше не смотри вверх. Упакуй луну и солнце разбери, слей в чашку океан, лес чисто подмети. Отныне ничего в них больше не найти…»

Все мои мысли давно улеглись, отстоялись, кристаллизовались в твёрдые формы, но излагать их безумно, бесконечно трудно. Вот будто держит кто за руку. Чёрт бы побрал меня с моей чугунной серьёзностью! Как я хотела всегда преодолеть её, победить дух тяжести, ведь чему-то главному в безобразной шутке-жизни соответствует только фокусник, артист, проходимец, авантюрист, обманщик. Меня влекло в игру, в фокусы. Я это понимала – это защита, чудесная мимикрия, которой столь славится моё племя. Но, казалось бы, я давно преодолела всё родовое и кровное – это обязательный путь артиста и проходимца. Гибкость. Лёгкость. Усмешка. Непринуждённый, грациозный переход за установленные границы – и обратно. Подделывание форм (всегда умела подделать любой почерк!). Но за покровом таилось неизменное, моя тяжкая, отвратительно, непоправимо серьёзная суть. Как за игривыми гримасами того же Ницше ворочалась корявая немецкая тоска по всемирной любви. (Тоже лузеры безнадёжные – не смогли взять мир по любви, так попробовали изнасиловать.) И во мне, знаю, как бы я ни кривлялась, живёт идиотическая страсть к призыву Мессии. Но я не хочу счастья только „для своих» – у меня нет „своих». Мне все свои и все чужие. Я могу спокойно, хладнокровно им объяснить, что нужно сделать. Что можно сделать. Что захватит человека целиком, захватит и ум его, и душу, всю его утробу».

«Происшествия в сферах отдалённых воздействуют на наш мир, но обратное, воздействие – мира на сферы – с давлением сфер на мир несоразмерно. Мы – терпилы, игрушки, мы ни на что всерьёз повлиять не можем. Докажет или не докажет Люцифер свою правоту Отцу – это его история. Помирятся они или кет – это их дело. Смягчится ли от Великого Примирения воинственный облик мира, мы не знаем, и сколько до этого суждено нам корчиться – тоже.

Так скажите на милость, какое нам дело до всего этого? Хоть бы разборки в Божественной семье и определяли всё сложение нашей жизни, что мы тут, в нашей малости, можем сделать?

Того Бога, в которого мы столь долго были влюблены и который нам так нужен, Всеблагого и Всведущего, Премудрого и Человеколюбивого, у нас нет и никогда не будет.

И это надо по-настоящему понять и почувствовать, это надо пережить, не утешаясь эрзацами вроде карикатурных земных деспотов, которых тоски ради масса наделяет свойствами Божества. Оставить упования. Оставить дохлые надежды. И вместо всей этой муры перейти к реальному делу.

К настоящему человеческому делу. Мы ведь, собственно говоря, и шли к нему все века. Мы о нем и мечтали – только не могли, не смели назвать вещи подлинными именами, а мы должны наконец это сделать.

Бога, нужного нам, у нас нет. Поэтому мы должны сделать Бога.

Это – самое главное, самое настоящее дело человечества. Мы должны сделать Бога. Человеческого Бога. Созданного из нас. Не того, кто развлекается устройством водопадов и росписью морских рыбок, – а Бога людей, Бога-для-людей.

Как мы можем это осуществить? Можем, если посмотрим трезво и спокойно на состояние мира. Мы увидим, что в массе своей люди накопили достаточно предпосылок для создания своего Бога. Во-первых, огромное количество людей любит своих близких и даже способно кое-что сделать для дальних, ради приятного чувства своей полезности и правильности. Конечно, мир у нас пёстренький и полосатенький, и трудно требовать от китайца, чтоб он страстно желал добра арабу. Но и не надо сразу начинать с невозможного и строить всемирного Бога. Начнём хотя бы с России. Если кто желает присоединиться или начать своё сгроительство – пожалуйста. ФМ неспроста говорил про народ-богоносец, и над ним потом долго смеялись, дескать, ничего себе богоносец. Но он-то смотрел в даль веков и видел, что когда-нибудь, перемучившись, русские извлекут из себя Бога, настоящего Бога, Бога-для-людей. И сделают его. И вот сейчас, пройдя столько испытаний и потеряв все иллюзии, народ остался наедине с одним-единственным чувством: любви к близким. Больше ничего нет! Один человек – и другой человек. И один человек может помочь другому человеку. Это основа, почва, среда, чреватый процессами бульон.

Во-вторых, мы имеем на руках доселе небывалые возможности накопления и распространения информации. И это позволяет нам вывести человеческую взаимопомощь из-под гнёта случая, недобросовестных передатчиков, сбоев связи, избавить от стеснения, страха. Больше не придётся ходить по кабинетам, молить, давать расчётные счёта, уповать на газеты, на счастливую случайность. Представьте себе обширный, удобный информационный центр, куда стекается информация: от тех, кому нужна помощь, и от тех, кто готов помочь. Опытные служащие обрабатывают информацию и соединяют помощь с просящими её. О, разумеется, это не решит всех проблем, но сколько проблем это могло бы решить! Один человек приходит и оставляет перечень своих возможностей: так и так, могу сдать кровь такой-то группы, могу дать немного (или много) денег, могу посидеть с вашим ребенком или старичком бесплатно, могу провести такие-то консультации, могу разделить чьё-то одиночество, да мало ли что может даже самый обычный человек! Все мы что-то умеем, что-то можем и совсем непрочь иногда этим поделиться. А другой человек приходит и делает запрос, и вот связь установлена, и при всех рисках недобросовестности или ошибки, она будет работать. Во всяком случае, гораздо эффективнее странных нервозных молений в никуда никому. И сколько мы сбережём вкусно пахнущего, розово-желтого воска для церковных свечечек!

Большинство наших желаний, нужд, претензий миру мы можем удовлетворить лично, друг из друга. Оставьте Бога, ради Бога, в покое! Он наверняка занят разведением жизни на новой планете, где с упоением изобретает новые формы цветочков и рыбочек. Какое Ему дело до мужичка, свалившегося с приступом панкреатита, у которого кровь четвёртой группы и срочно нужно переливание, а больница глохлая, дальняя, ничего нет? Вот если бы у нас существовал центр человеческой взаимопомощи, то можно было бы мигом отыскать нужного человека, зарегистрировавшегося в этом центре, привезти, спасти мужичка безо всяких всевышних тревог и потуг».