Семь дней чудес, стр. 24
– Давай! – Глаза у Костика загорелись готовностью. Что это он?
– В другой раз, – сказал Боря. – Можешь идти… И не советую больше шататься к ним… Занялся бы ты разведением золотых рыбок… Купить тебе аквариум?
– Не надо, Боря… Я…
– Иди. – И тут же Боря постыдился своей резкости, потому что глаза Костика, как никогда, светились добротой и доверием.
Брат ушел, мягко, словно в укор ему, прикрыв за собой дверь, и Боря вздохнул.
Что это за новая кнопка? Надо ее остерегаться или нет?
На Костика она, можно сказать, не подействовала, а если и подействовала, то каким-то непонятным образом – сделала более обходительным, понимающим.
Позвонить бы Наташке – сразу бы все стало ясно. Но вернулась ли она с пруда? Да и как звонить ей после всего, что случилось…
И тут пришла мама, а часа через два и отец. Однако на родителей приборчик совершенно не подействовал. Правда, они улыбались больше обычного и как-то очень мягко, очень сдержанно, и глаза их смотрели на него открыто, внимательно и.., и слегка жалеюще. Да, да, в глубине их глаз, как и у Костика, появилась непонятная жалость к нему, и это опять очень задело Борю.
Что ж это получается? Всегда, как только люди попадали под Хитрый глаз, с ними делалось что-то такое, что внезапно отделяло их от него, и он вдруг переставал понимать их, а вот они его – не переставали, они еще больше понимали его. И это было мучительно…
ПРОПАЖА
Костик, как всегда, лег спать пораньше, Боря – часом позже. Укладываясь, он положил приборчик под подушку.
Боря долго не мог уснуть. Он ворочался, скрипел пружиной и все думал, думал: что ему теперь делать, как быть? Как вести себя с Наташкой, с Глебом, с Андреем, с Вовой?
Проснувшись, Боря по привычке сунул руку под подушку.
Приборчика там не было. Пальцы полезли глубже. Но и там его не было. У Бори перехватило дыхание. Он принялся шарить еще глубже – напрасно.
Упал? Разбился?
Свесив голову, Боря с тяжело бьющимся сердцем стал осматривать пол.., нет. Тогда Боря соскочил с кровати и сунул под нее голову… Пусто!
Лоб его покрылся испариной. Пропал? Но кто ж мог его взять?
Боря глянул на кроватку Костика. Брат спокойно посапывал, одеяло на его спине слегка сбилось, и виднелся краешек зеленой пижамы.
Боря сел и провел рукой по лбу.
И вдруг ему в голову пришла шальная мысль: а что, если ночью он так сильно ворочался, что направил на себя Хитрый глаз и нечаянно нажал годовой какую-то кнопку и она так повлияла на него, что приборчик стал невидимым?
Боря быстро поднял подушку – даже вмятины от приборчика не осталось.
А может, его и не было у него и все это чистейшая фантазия? Сон? Куда бы он делся иначе?
Из кухни доносился шум воды из крана – мама готовила завтрак, а из ванной легкое жужжанье электробритвы – отец брился у зеркала. Боря подпер кулаком подбородок. Как теперь быть? Что делать? Может, самые лучшие кнопки еще не были нажаты, кнопки, которые принесли бы все-все, чего пока что так не хватает ему…
Боря пошел на кухню.
– Ты что такой? Не заболел? – спросила мама.
– Какой? – вяло спросил Боря и тут же ответил:
– Нет.
Вот отец вышел из ванной. Свежий, довольный, гладко выбритый.
– Ты что?
– Ничего! – Боря отвернулся от отца и пошел в свою комнатку.
Не скажешь же им, в чем дело!
Костик сидел на кровати и одевался, Боря уставился на Костика.
Брат не смотрел на него. Он зашнуровывал туфли и, как показалось Боре, слегка улыбался. Внутри у Бори что-то сдвинулось, и он не спускал с брата глаз. Костик не поднимал лица.
– Доброе утро, – выразительно сказал Боря.
– Утро доброе. – Костик поднял голову, и по его мордашке, большеглазой и сметливой, опять пробежала подозрительная улыбка.
– Ты что? – тяжело спросил Боря.
Костик в недоумении приподнял брови.
– Улыбаешься почему? – уточнил Боря.
– Хочешь, чтоб я плакал?
– Ты ничего не находил в комнате? – напрямик спросил Боря.
– А что я мог найти? – Костик еще более подозрительно моргнул ресницами.
– Ну что-нибудь.
– Ничего.
– Тогда иди умываться, и быстро!
Костик быстро, подозрительно быстро выбежал из комнаты. Боря запер дверь на крючок и принялся обыскивать его кровать, потом все углы, ящики, книжные полки. Приборчика нигде не было. Исчез, пропал приборчик с его глубоким, с его живым и опасным Хитрым глазом.
Не было приборчика, и все!
Нигде не было.
В школе Боря был хмур и неразговорчив. Ребят сторонился и побаивался больше прежнего: а вдруг помнят все, что он с ними проделывал? Нет, кажется, не помнили… Они, как и раньше, мало обращали на него внимания, точно и не было его в классе.
Одна Наташка ела его на уроках глазами, будто и не случилось ничего, и не вставали у нее кверху дыбом волосы, не вырастали громадные уши, и не превращался в огненно-красный перец ее нос. Она даже улыбалась ему. Но Боря тотчас упирал глаза в парту: она-то все забыла, а он помнил, ах как хорошо он помнил все, что она говорила ему, как помогла Андрею прогнать его с пруда…
От кого теперь ждать помощи и спасения? Карман под пиджаком был пуст, и при резких поворотах тела ковбойка не натягивалась на груди на том месте, где лежал приборчик…
После уроков Наташка подошла к нему.
– Борь, пойдем домой вместе? – тихо и как-то сочувственно, точно он перенес тяжелую болезнь, спросила она.
– Мне надо еще в магазин! – Боря выскочил из класса и ринулся домой.
И когда он вбегал в свою комнатку, ему показалось вдруг, что может произойти чудо: сейчас он откинет подушку и увидит там…
Ничего он там не увидел.
Ничего.
Боря нехотя разогрел обед, кое-как пожевал и стал ходить по пустой квартире и вздыхать. Потом сел и застыл. Ничего не хотелось делать, даже думать. Скоро в дверь позвонили – брат. Боря но тронулся с места: не хотелось вставать. В дверь снова позвонили.
«Опять забыл ключ?» – Боря бросился к двери.
И в самом деле на пороге Костик.
– Разиня! – в сердцах сказал Боря, – Бол… – и не докончил. Не хотелось больше кричать: ну забыл и забыл, подумаешь…
Костик смотрел на него и улыбался, маленький такой, а уже серьезный. И откуда он взял, что у брата всегда хитрющие глаза? Ничего подобного. Очень ясные, добрые, верящие и в твою доброту. Но не такие наивные и жалостливые, как у Цыпленка.
И с Борей стало что-то делаться. Что-то стало с ним не так.
– Заходи. – Он пропустил брата в коридор и запер за ним дверь, хотя раньше только открывал замок, недовольно фыркал и быстро уходил к себе.
Сейчас ему даже захотелось расспросить Костика про его жизнь. А что спрашивать, и так все ясно. А хотелось. «Не буду», – твердо решил Боря и тут же спросил:
– Как дела, Кость?
– Какие? Школьные? Рисовальные?
– Все сразу.
– Плохо.
– А чего?
– Так… – Ответил, а сам смотрит прямо в глаза.
– Что так быстро прибежал?
– Скучно стало без тебя…
– Сочиняй! – сказал Боря, и что-то новое вдруг хлынуло в его душу и стало разливаться по всему телу, по всем жилам. И жечь его. И он впервые понял, как часто обижал брата, кричал на него и даже бил, выгонял его приятелей. А ведь он не плохой, и не ябедник: никогда не рассказывал маме про его проделки. Даже просить об этом его не надо!
– Идем, я покажу тебе что-то, – сказал Костик, и они пошли в свою комнатку.
Брат достал из кармана спичечный коробок, приоткрыл его и высыпал на ладошку несколько медных полустертых монет.
– Мне Алик подарил. Смотри, вот эта времен Петра, а эта, тяжелая, – екатерининская…
Боря слушал, и его начинал жечь странный огонь, и что-то щемило, жало, и было не по себе.
– Кто подарил тебе? – спросил Боря.
– А я уже сказал – Алик. Хорошие, правда? – Костик поднял на него глаза.
Боря не вытерпел его взгляда, отошел к окну, раздавил о стекло нос и стал смотреть во двор. Но тут же вернулся к брату. И снова отскочил от него, от его глаз, и опять – к окну. Ну что им надо от него, его глазам? Чего уставились так?