Зияющие высоты, стр. 173

И этих тоже нет.

А кто остался тут со мной?

Кем ныне окружен?

Мечтой-фантазией какой

Мой разум загружен?

Овцу спасающий чабан?

Искатель, где руда?

Летящий в космосе чурбан?

Ударник измтруда?

Частицу ищущий малец?

Находчивый шпион?

Забивший шайбу молодец?

Неужто это - он?

Увы, замены нету ей.

Пропала сказка та.

Они ушли. В душе моей

Осталась пустота.

Превосходно, говорит Хмырь. Выпьем за наших детей! Они и без нас во всем разберутся сами не хуже нас. А ты что скажешь, спросил Лапоть у Учителя. Мне грустно, сказал Учитель. Послушайте, я вам спою песенку.

Как закрою глаза, душу трогает боль.

Все живое из памяти гонит.

Вижу панцырь и щит. Вижу - входит король.

Слышу шпаги звенят. Скачут кони.

Нам романтику кажут сегодняшних дел.

Забываю о ней без печали.

Я б, дыханье тая, все глядел и глядел,

Как уланы в атаку помчали.

Я с пеленок учен, что все это - обман.

Но какая же жизнь - мир без краски.

Людям важно, какой они бредят туман

И какие им верятся сказки.

Но из сказки исчезли мечи и дворцы.

И ушли колдуны и принцессы.

Захватили их место борцы и творцы,

Объективные жизни процессы.

В сказку ныне пришел гарнитур и клозет.

Руководства грошовые плутни.

Демагогия серых хвастливых газет.

И до рвоты унылые будни.

А откроешь глаза, с чем останешься ты,

Человек из разрушенной сказки?

Воплощение чьей-то убогой мечты.

Мир как есть. Полный лжи. И без маски.

Это придумал давным-давно пятнадцатилетний мальчик. Так выпьем за мальчиков и девочек, выдумывающих то, о чем молчат их отцы и матери, сказал Хмырь.

ГЕНИЙ

Балда сначала аккуратно ходил в свой ЖОП, отсиживал положенное время и добросовестно исписывал положенное число страничек. И хотя он весьма основательно продвинулся в своей области науки (он это понимал), на его служебном положении и на вознаграждении за труд, т.е. на индексе его потребностей, это отразилось не столько в лучшую, сколько в худшую сторону. Сначала он на это не обращал внимания. Был молод. Наука его увлекала. Потом, видя, как повышается социальный и потребностный уровень его бездарных сослуживцев, Балда задумался. И ему надоело заниматься наукой впустую. В этот период духовного кризиса он приходил в ЖОП, садился в свое кресло и часами ничего не делал, отправляя в машину чистые листы. И к великому удивлению своему в конце месяца заметил, что его показатели остались теми же и вроде даже обнаружили тенденцию к повышению. Тогда он решил экспериментировать. Месяцами он не писал ни строчки. Месяцами переписывал главы из учебников. Месяцами писал всякую чушь. И выработал оптимальный вариант. Его показатели стали заметно повышаться. Начальство стало его похлопывать по плечу и иногда ставить в пример. Тогда-то Балде и пришла в голову простая идея, реализация которой и поставила его в положение гения. Он изобрел свой биозаменитель, - нехитрое приспособление, продуцировавшее биотоки, аналогичные его собственным. Теперь, придя на работу, Балда оставлял на своем месте свой биозаменитель, включал в конвейер отдачи листы, вырванные из первых попавшихся книжек, в основном - из школьных учебников, и уходил шляться по своим делам. Вечером он заявлялся снова для того, чтобы зарегистрировать свой уход на счетчике. А его биозаменитель продолжал трудиться круглые сутки. Поскольку после ухода всех сотрудников Эрзац-Балда работал один, вознаграждение ему высчитывалось по заданной формуле такое, что Балда уже на третьем месяце стал получать больше директора, пройдя за это время около десяти должностных ступеней. Ибанск пришел в смятение. Балду вызвали в ООН. В ООН ему предложили: либо он умерит свою гениальность, либо... Короче говоря, сотрудник не может быть умнее директора и заместителей. И тем более получать больше их. Балда пообещал исправиться. И исправился. Он предложил простой способ пересчета избыточной продукции сотрудника (если она ведет к вознаграждению, превышающему вознаграждение Директора и заместителей) на вышестоящее начальство в соответствующей пропорции. И в ближайший же расчетный день машина поставила Балду на соответствующее ему место в ибанской научной иерархии. Сотрудники ЖОПа усмехнулись, глядя на расчетное табло Балды. Тоже, мол, гений нашелся! Такое же барахло, как мы! И довольные разошлись по своим местам. Зато директора произвели в Оберакадемики, заместителей в Академики-Заискатели. И всех их наградили орденами. Балде поставили на вид. Балда сначала запил от огорчения. А потом, когда пить стало не на что, наладил массовое производство биозаменителей и начал загонять их сначала надежным знакомым, затем - кому попало, но через надежных посредников, наконец - кому попало без посредников. Скоро мода на биозаменители захлестнула Ибанск. Правительство приняло решение построить крупнейший в мире комбинат биозаменителей, испортив для этого три реки и четыре озера. Благодаря этому ибанцы получили возможность спокойно стоять в очередях, сидеть на собраниях и ездить на другой конец Ибанска за грошовой зарплатой. Зато наука такими бешеными темпами рванулась вперед, что догнать ее и тем более выйти на ее передний край не стало никакой возможности. А зачем ее догонять, сказал Главный Теоретик. Не надо. Пусть себе идет вперед. На то она и наука, чтобы опережать свое время. Наша задача - поощрять и внедрять в производство. И в Ибанске начали строительство крупнейшего в Мире Комбината По Строительству Институтов Делающих Выдающиеся Научные Открытия (КПСИДВНО) по образцу ЖОПа. И скоро институты такого образца красовались во всех населенных пунктах мира. Производство биозаменителей возросло в сто раз по сравнению с тринадцатым годом.

ОРГАНИЗАЦИЯ ОППОЗИЦИИ

Вот что, ребята, сказал Сотрудник, постучав ногтем по пухлой папке. Вы все у нас в руках. Не отвертитесь. Так что давайте по-хорошему. Добровольно. Вы начинаете открыто выражать недовольство по поводу существующих порядков, распространять правду, порочащую наше общество, призывать к улучшениям и все такое прочее. Не мне вас учить. А мы довольны, сказал Хмырь. Все довольны, сказал Сотрудник. Да не всем. Квартира есть у тебя? Нет. Мебель полированная? Пиджак замшевый? Коньяк? Девочки? ... То-то! Чего же тебе быть довольным! Ты недоволен, это бесспорно. Не может быть, чтобы ты был доволен. Но Хмырь стоял на своем.