Новейший философский словарь. Постмодернизм., стр. 393

Второй раздел книги “Ч. Т. Ф.?” именуется “Философия, логическая наука и искусство” Воспроизводя собственную концепцию хаоса, Делёз и Гваттари усматривают различие философии и науки в том, что “философия, сохраняя бесконечное, придает виртуальному консистенцию посредством концептов; наука, отказываясь от бесконечного, придает виртуальному актуализирующую референцию посредством функций” Последние, являясь предметом науки, реализуются “в виде пропозиций в рамках дискурсивных систем” Наука парадигматична, отмечают авторы вместе с Куном, тогда как философия син- тагматична.

По Делёзу и Гваттари, иногда даже плодотворно “интерпретировать историю философии... в соответствии с ритмом научного прогресса. Но говорить, что Кант порвал с Декартом, а картезианское cogito стало частным случаем cogito кантианского, — не вполне удовлетворительно, именно потому, что при этом философию превращают в науку. (И обратно, не более удовлетворительно было бы располагать Ньютона с Эйнштейном в порядке взаимоналожения.) ...Мы не проходим сквозь названное чьим-то именем уравнение, а просто пользуемся им” Науку сближает с религией, согласно Делёзу и Гваттари, то, что функтивы (элементы функций) являются не концептами, а фигурами, определяемыми скорее через духовное напряжение, чем через пространственную интуицию. В функтивах есть нечто фигуральное, образующее свойственную науке идеографичность, когда увидеть значит уже прочесть.

Первое различие между философией и наукой: что именно предполагается концептом или функцией, в первом случае это план имманенции или консистенции, во# втором план референции. Во-вторых, концепт не обусловлен, ему присуща неразделимость вариаций; функция же независимость переменных в обусловливаемых отношениях. Как отмечают авторы, “наука и философия идут противоположными путями, так как консистенцией философских концептов служат события, а референцией научных функций состояние вещей или смеси; философия с помощью концептов все время извлекает из состояния вещей консистентное событие... тогда как наука с помощью функций постоянно актуализирует событие в реферируемом состоянии вещей, вещи или теле”

Философский концепт и научная функция различаются, по Делёзу и Гваттари, двумя взаимосвязанными чертами: во-первых, это неразделимые вариации и независимые переменные, во-вторых, это события в плане имманенции и состояния вещей в плане референции. Концепты и функции предстают как два различных по природе типа множественностей или разновидностей.

Третьим важнейшим различием выступает присущий им способ высказывания: в науке личные имена составляются друг с другом как разные референции, а во втором случае — накладываются друг на друга как страницы; в основе их оппозиции — все характеристики референции и консистенции. Проблема и в философии, и в науке состоит не в том, чтобы ответить на какой-то вопрос, а в том, чтобы адаптировать, коадаптировать находящиеся в процессе определения элементы... В контексте сопоставления фе- номенологико-философских и научнологических концептов оказывается, что первый суть не денотация состояния вещей и не значимость опыта, это событие как чистый смысл, непосредственно пробегающий по составляющим.

Анализируя в дальнейшем природу события (см.), Делёз и Гваттари подчеркивают, что вся философия оказывается подобной “грандиозному намеку”, она — “всегда межвременье”

И завершая разговор о соотношении науки и философии Делёз и Гваттари фиксируют: “философия может говорить о науке лишь намеками, а наука может говорить о философии лишь как о чем-то туманном. [...] Всегда скверно, если ученые занимаются философией без действительно философских средств, или же если философы занимаются наукой без настоящих научных средств”

В заключении, озаглавленном “От хаоса к мозгу”, Делёз и Гваттари отталкиваются от идеи названия известной книги Пригожина и И. Стенгерс: “Все, что нам нужно, немного порядка, чтобы защититься от хаоса” Авторы анализируют процедуры “интерференции” трех планов, “несводимых друг к другу” и “смыкающихся” в мозгу человека: план имманенции в философии, план композиции в искусстве, план референции или координации в науке; форма концепта, сила ощущения, функция познания; концепты и концептуальные персонажи, ощущения и эстетические фигуры, функции и частичные наблюдатели.

Осуществление этой задачи приводит Делёза и Гваттари к разработке пространственной модели мышления и его основных форм. Такая модель непосредственно соотносится ими с устройством человеческого мозга, но также — не прописывая это концептуально — со слоистой структурой взаимоналожения страниц книги, а также со структурой мазков и сплошных цветовых масс, характерных картине (см. гл. 7 “Перцепт, аффект и концепт”). Топологию мысли (см. Плоскость) — возможно полагать главной темой “Ч. Т. Ф.?”

Главной же максимой высокого философского промысла, с точки зрения авторов “Ч. Т. Ф.?”, позволительно полагать их формулировку: “Мы ответственны не за жертвы, а перед жертвами”

Ш

ШИЗОАНАЛИЗ

(греч. schizein расколоть) одно из направлений современного постструктурализма (см.) и постмодернизма. Программным сочинением Ш. выступил двухтомный труд Ж. Делёза (см.) и Ф. Гваттари (см.) “Капитализм и шизофрения” (том 1 “Анти-Эдип” — 1972; том 2 “Тысяча плато” 1980), объединивший критику структуралистских представлений и леворадикальные политические идеи конца 1960-х — начала 1970-х (особенно том “Анти-Эдип”). В рамках парадигмы Ш. затрагивается самый широкий спектр проблем философии, социологии, политологии, психиатрии, экономики и пр.

Спектр философских аспектов Ш. содержит критику теории репрезентации и вытекающую из нее традиционную структуру знака (означающее, означаемое, референт); критику фрейдовской концепции, в частности “Эдипова комплекса” (установка Ш. на преодоление “эдипизации бессознательного”) и др. Важным пунктом размышлений теоретиков Ш. стала также критика марксистски ориентированных интерпретаторов

3. Фрейда, в частности, раннего Г. Маркузе и В. Райха. Существенным недостатком их концептуальных построений, согласно тезисам Ш., является понимание бессознательного, которое мыслится как некая символическая структура. Отождествляемое Фрейдом со снами или мечтами, бессознательное, по мнению Делёза и Гваттари, тем самым неадекватно и редуцированно сводится к символическим образам и представлениям. Сторонники III. усмотрели причину этого заблуждения в чрезмерной роли Эдипова комплекса, которую тот исполняет в психоаналитической теории. В частности, было отмечено, что “из-за Эдипа все оказывается завуалировано новым идеализмом: из бессознательного как завода создали античный театр, из единства производства создали совокупность представлений; из производящего бессознательного создали бессознательное, которое может только выражаться (миф, трагедия, сновидения)”

С точки зрения теоретиков Ш., структуралистские интерпретации психоанализа (Ж. Лакан) необратимо элиминируют “реальное” из механизмов бессознательного, являя собой (в стилистике образного ряда рассуждений Фрейда) возврат к Эдипу-деспоту от Эдипа-эта- лона. Согласно Ш., понять истинную природу бессознательного можно, только отбросив Эдипов комплекс, ограниченный рамками семейных отношений и не способный объяснить сложные социальные структуры и процессы, а также очистив понятие бессознательного от каких-либо символических форм и попытавшись понять его как “производящее желание” или, что то же самое, “желающее производство”. “Желание есть часть базиса”, констатируется в работе “Капитализм и шизофрения” (Это не марксизм — в нем “желания” являют собой компонент идеологических представлений; это не фрейдизм — в его рамках желание не может быть производительным кроме ситуаций сновидений и фантазмов.) Делёз и Гваттари осмысливали посредством понятий “базис” и “либидо” ницшеанскую “волю к власти” “Деятельные силы” из книги Делёза “Ницше и философия” обрели наименование “революционного желания” Согласно Делёзу и Гваттари, “подавлять желание и не только для других, но и в самом себе, быть полицейским для других и для самого себя, вот что заставляет напрячься, и это не идеология, это экономия” Первый том книги “Капитализм и шизофрения” “Анти-Эдип” — посвящен анализу “болезни века” Согласно более раннему Делёзу (“Ницше и философия”), всеобщая история являет собой переход от предыстории к постистории. В интервале между данными полюсами процесс культурной дрессировки был призван превратить изначально первобытное животное в “индивида суверенного и дающего законы”, в субъекта, способного осуществить кантовское “управляем именно мы” История не достигла своей цели: возник человек озлобленный, человек заболевший болезнью под названием “нигилизм” Интерпретируя ход мыслей Ницше, Делёз отмечает: последний человек, “уничтожив все, что не есть он сам”, заняв “место Бога” оказался отвергнут всеми и всем. Этот человек должен быть уничтожен: настал момент перехода от ничто воли (болезнь нигилизма) к воле к ничто, от нигилизма незавершенного, болезненного и пассивного к нигилизму активному. Ш. излагает ту же модель философии истории новым языком: “болезнь века” она же “болезнь конца века” — это шизофрения. Таким образом, лечение ее предполагает замещение шизофрении пассивной (ее вылечивают в больницах) шизофренией активной. По схеме рассуждений Делёза и Гваттари, “шизофрения как процесс — это производство желания, но таковой она предстает в конце, как предел социального производства, условия которого определяются капитализмом. Это наша собственная “болезнь” болезнь современных людей. Конец истории не имеет иного смысла” По схеме III., нынешний недуг цивилизации выступает симптомом, являющим свой подлинный смысл в перспективе дискурса о всеобщей истории, а не о семейной психологии, как это трактуется во фрейдизме.