Новейший философский словарь. Постмодернизм., стр. 325

Подобно этому, способность производить “эффект смысла” Фуко признавал за “структурами языка”, обладающими, по Ю. Кристевой (см.), “безличной продуктивностью”, порождающей семантические версии означивания (см.).

Согласно Р Барту, в аспекте генерации смысла как чтение, так и письмо — это “не правда человека... а правда языка”: “уже не “Я”, а сам язык действует, “перформирует” По оценке Барта, современная лингвистика показала, что “высказывание... превосходно совершается само собой, так что нет нужды наполнять его личностным содержанием говорящих” По формулировке Барта, фигура читателя может быть рассмотрена в качестве “личного адреса” ничуть не более, нежели фигура Автора, ибо “читатель — это человек без истории, без биографии, без психологии, он всего лишь некто, сводящий воедино все те штрихи, что образуют письменный текст” “Субъект высказывания” с точки зрения Барта, “ни в коем случае не может совпадать” с “субъектом совершившихся вчера поступков”: содержащееся в дискурсе “Я” более не является местом, где восстанавливается человеческая личность в непорочной цельности предварительно накопленного опыта” Из этого следует, что какова бы ни была цель дискурсивной процедуры, всегда — и “в рамках письма”, и “в рамках чтения” “субъект... не бывает экстерриториальным по отношению к своему дискурсу” (Барт). Более того, по мнению Барта, фактически “ни в филогенетическом, ни в онтогенетическом плане человек не существует до языка” в плоскости познания это означает, что “язык учит нас понимать человека, а не наоборот” И, в конечном итоге, вербальная сфера, по Барту, есть “та область неопределенности, неоднородности и уклончивости, где теряются следы нашей субъективности”

В целом в границах постмодернистской философии концепт “С. А.” служит средством радикальной критики символического и персонифицированного авторитета, предполагающего существование заданного дискурса легитимации и не допускающего корректировки и смены существующих метанарраций (см.). Тем самым фигура “Автора” отвергается культурой постмодерна как средоточие и мета власти в ее метафизическом и социально- политическом измерении.

См. также: Экспериментация.

“СМЕРТЬ БОГА”

значимая метафора культуры и философии постмодерна, содержательно означающая предельно радикальный отказ от идей окончательной и исчерпывающей внешней принудительной причинности, а также от логоцентризма (см.). Будучи определенным парафразом лозунга Ф. Ницше “старый Бог умер” кардинально переосмысленного протестантским модернизмом, постмодернистский концепт “С. Б.” фундирован иными подходами. Согласно мнению В. Подо- роги, исчезновение Истины-Первонача- ла, получившее в постмодернизме характеристику “С. Б.” — это “открытие новой бесконечности, соизмеряемой с другими возможностями толковать мир, бытие с разных точек зрения и позиций”, свободное “от единой и обязательной генерализирующей интерпретации, которую и являл собой символ Высшего существа”

Излагая соответствующий ход мыслей Ницше, Ж. Делёз (см.) отмечал: последний человек, “уничтожив все, что не есть он сам” заняв “место Бога” оказался отвергнут всеми и всем. Этот человек должен быть уничтожен: настал момент перехода от ничто воли (болезнь нигилизма) к воле к ничто, от нигилизма незавершенного, болезненного и пассивного к активному нигилизму.

В свою очередь в рамках протестантского модернизма фигура “С. Б.” выражала идею моральной зрелости современного субъекта веры, призванного, наконец, отказаться от универсальной оправдательной формулы, позволяющей маскировать свою морально-познавательную пассивность ссылками на высшую внешнюю инстанцию.

Постмодернистская же фигура “С. Б. ориентирована на переосмысление самого феномена причинности, на ее трактовку не как внешнего фактора детерминации, а в качестве имманентного перехода предела. Таким образом, в постмодернистской системе отсчета понятие “Бог” предполагает идею признания финальной внешней детерминанты, а метафора “С. Б.” соответственно, установку на осмысление имманентности самодвижения любой среды. Для постмодернизма крайне важен не столько отказ от идеи внешнего причинения, сколько осмысление автохтонного раскрытия объекта в подлинном становлении (см.) множественного и нового: по мысли Ж. Делёза и Ф. Гваттари (см.), “мало сказать Да здравствует множественность!, множественное еще нужно создать”

Делёз и Гваттари подвергли жесткой критике такую “несносную черту западного сознания” как привычка “переносить чувства или поступки на внешние или трансцендентные объекты вместо того, чтобы оценить их с точки зрения внутренних качеств и ценности самих по себе” Во втором томе “Капитализма и шизофрении” Делёз и Гваттари особо акцентировали принципиальную невозможность для свободного “шизофренического” сознания какого бы то ни было внешнего причинения, т. е. угнетения. По их мнению, “смерть Бога не имеет никакого значения для бессознательного. Плодами этой новости являются не последствия смерти Бога, а другая новость: смерть Бога не имеет никаких последствий. Другими словами, Бог и отец никогда не существовали”

Во многом изоморфна метафоре “С. Б. концепция “трансгрессии” (см.) у Фуко: “убить Бога, чтобы освободить существование от существования, которое его ограничивает, но также и для того, чтобы подвести его к тем пределам, которые стирает это беспредельное существование” Это, по Фуко, означает, что “смерть Бога обращает нас не к ограниченному и позитивному миру, она обращает нас к тому миру, что распускает себя в опыте предела... в акте эксцесса, излишества, злоупотребления, преодолевающих этот предел, переступающих через него, нарушающих его” Постмодернистские аналитики мироустройства посредством идеи “С. Б.” стремятся заместить жесткую детерминированность внешнего причинения признанием фундаментального статуса непредсказуемой случайности, или “игры” Так, Ж.-Ф. Лиотар (см.) отмечал: “вопрос заключается не в том, что представляет собой соперник (природа), а в том, в какие игры он играет. Эйнштейн отвергал мысль о том, что Бог играет в кости. Тем не менее, именно игра в кости позволяет установить достаточные статистические закономерности (в пику старому образу верховного Предопределителя)” Важность осмысления для современной культуры Запада иных основополагающих версий мироустройства (вне фигуры “Бога” как финальной и единственной причины) подчеркивала и Ю. Кристева (см.). Это выразилось в ее критике логики Аристотеля, основанной на признании жестко фиксированной “действующей причины”, и в обращении к классической китайской логике Чан Дунсуня. Применительно к стилю мышления Чан Дунсуня, Кристева замечает, что “он вышел из другого лингвистического горизонта (горизонта идиограмм), где на месте Бога выявляется диалог Инь—Ян”

В целом, введение постмодернизмом фигуры “С. Б.” в пространство современной культуры привело к радикальным трансформациям последнего, поскольку “вся западная теологическая традиция иерархической последовательности сущего начинается с нематериального духа (Бога) как источника этой последовательности и нисходит к недуховной материи” (Р Руйтер). Трансформирующаяся в режиме всевозрастающей самоорганизации общественная система выступает для постмодернизма как альтернатива той, которая подчинена централизованным командам, т. е. фактически анти-кибер- нетическая. Так, П. Вирильо (см.) моделировал неизбежность “С. Б.” именно в таком социальном контексте.

“СМЕРТЬ СУБЪЕКТА”

- презумпция-метафора постмодернистской философии, при помощи которой характеризуется осуществление программы преодоления классического принципа бинаризма (см.). Идея “С. С.” демонстрирует отказ постмодернистского типа философствования от презумпции субъекта в любых версиях его содержательной трактовки.