Любовь и нежность, стр. 35

Чериш продолжала свою каждодневную домашнюю работу. И вдруг встрепенулась, прислушиваясь. Глухие равномерные звуки доносились как будто из спальни. Потом послышался тихий жалобный стон. Чериш стояла как вкопанная; она поняла: кого-то били ремнем.

Она подбежала к двери, но и тут Слоун оказался быстрее и рванул ручку. Побелев от охватившего его гнева, Слоун выхватил ремень из рук Ады и с силой оттолкнул ее к стене. В дрожащем свете свечей они увидели Кэтрин, стоявшую на коленях у рукомойника в одной тонкой рубашке. Рот ее был завязан, чтобы приглушить стоны, а руки закрывали лицо.

Чериш подошла к несчастной девушке, ласково развела ее руки и стала поднимать, тихонько приговаривая:

— Милая моя, милая Кэтрин.

Она повернула ее лицом к себе, и сердце заныло от боли: большой красный рубец пересекал лицо бедной служанки. Кэтрин пыталась отвернуться, краснея от стыда. Распухшими губами она перепуганно выговаривала:

— Все в порядке. Пожалуйста, мэм, оставьте меня. Если вы этого не сделаете, будет еще хуже.

Ада стояла, прижавшись лицом к стене, там, куда отшвырнул ее Слоун. На ее лице блуждала улыбка, а глаза возбужденно блестели, Слоун смотрел на нее в упор, все еще держа ремень в руке.

— Если это повторится, Ада, я сам выпорю тебя, — его возмущенный голос дрожал.

— Что-то мало в это верится, дорогой, — промурлыкала она с сияющим лицом.

— А придется! Если ты такая храбрая, чтобы поднимать руку на беззащитную девушку, придется и тебе ремня отведать.

— Ты меня испытываешь, дорогой? — язвительно усмехнулась она. — Испытываешь, как далеко можешь зайти. Ты будешь бить меня?

Ада явно упивалась своим положением. Чериш просто выворачивало наизнанку. Слоун совладал с собой, его голос стал мягким и совершенно спокойным:

— Да нет, не хочется марать руки. Я просто выставлю тебя на мороз и захлопну дверь. А к утру ты превратишься в ледышку.

Его лицо словно сковало холодом. Теперь он склонился совсем низко.

— Ты заблуждаешься, если считаешь, что люди, не пожелавшие ночевать с тобой под одной крышей, придут к тебе на помощь. Они останутся равнодушны, даже если увидят, как тебя четвертуют.

Улыбка сползла с ее лица.

— Слишком много людей знают, что я здесь. И они также знают, что я рискую жизнью только для того, чтобы забрать своего ребенка.

Она подошла к кроватке, где мирно спала Ора Делл, уставшая за день.

— Да она твоя копия, Слоун, — Ада засмеялась. — Что, будешь отрицать?

Слоун подошел к камину и швырнул ремень в огонь. По пути к двери он отчеканил тоном, не терпящим возражений:

— Оставишь эту дверь открытой. Ты меня поняла?

— Конечно, дорогой, — прозвучал приторный голос. — Ты всегда сможешь прийти ко мне ночью, и скрип двери не должен смущать тебя. Могу напомнить, что когда-то тебя не останавливали и более значительные преграды, — она опять засмеялась. Слоун же молча покинул комнату.

Задетая за живое намеками Ады, Чериш пыталась отыскать в шкафу свою ночную рубашку. Она сшила ее сама, вроде той, что когда-то рабыня делала для Оры Делл. Взглядом она попросила Кэтрин оставить свою жестокую госпожу, но та лишь мотнула головой в ответ.

ГЛАВА 18

Чериш закончила уборку, и когда Слоун, оделся, чтобы уйти, она поспешно выключила лампу. Вымывшись при свете очага и уже собираясь идти ко сну, она сидела в глубине комнаты на кровати и расчесывала волосы. В мозгу копошились неприятные мысли. Сердце наполнилось недобрыми предчувствиями. Было ли что-нибудь у Слоуна с женой брата? Ей не верилось, не хотелось верить вэто. Да наконец была Ора Делл, в ней Слоун отражался как в зеркале. Если у него была интрижка с Адой, он хотел бы скрыть это и уж точно не стал бы кому-то рассказывать, что обманул брата.

В глубине души она была согласна выйти за Слоуна замуж, если на пути им встретится священник. Но здравый смысл подсказывал, что несколько слов, сказанных незнакомцем, не удержат его, если он захочет быть с другой.

Слоун вернулся домой, неся с собой свежесть холодного воздуха. Он снял шубу, повесил ее на крючок и направился к умывальнику; неторопливо умывшись, стал пить воду. Потом взял чурбак из поленницы и бросил в огонь. Столб искр взвился и исчез в дымоходе.

Чериш не могла поверить, что он подойдет к ней, ведь Ада спит в соседней комнате, но надеялась, что он все же сделает это, подбодрит ее, прогонит прочь дурные мысли.

Слоун стоял, понурив голову, с совершенно подавленным видом. Потом пересек комнату, подошел и взял ее за руку, опустился на стул и усадил девушку себе на колени.

Чериш удовлетворенно вздохнула, на мгновение тревога перестала терзать ее. Она прильнула к нему, чувствуя, как обволакивают его тепло, запах, сила его надежных рук. В это мгновение ничего, кроме всепоглощающего чувства любви, для нее не имело значения. Ничего…

Она прижалась щекой к его волосам и потонула в его тепле; загрубевшая мужская рука пробралась в рукав ее ночной рубашки и погладила нежную кожу.

— Ты была сегодня чудесна. Я горжусь тобой, — прошептал он.

— Это было так… трудно.

— Я знаю. — Он приник губами к ее лбу.

— Никогда не встречала такую… как она.

— Тебе, должно, быть противно.

— Да, конечно… Ах, Слоун, она надолго останется?

— Не знаю, милая. Если до морозов какое-нибудь судно пойдет вверх по реке, я отправлю Аду, даже если придется сломать ей обе ноги.

— А если судно не придет, то она проживет здесь всю зиму?

— Боюсь, что так.

— А она не могла бы поселиться… в другой хижине?

Прошла минута, прежде чем Слоун ответил:

— Если я буду настаивать, то, уходя, она заберет и ребенка. Она сделает это не из любви к девочке, а назло всем.

— Но Ора Делл сойдет с ума. Это се до смерти напугает. Она не привыкла находиться среди чужих. И я не думаю, чтобы Ада сумела как следует позаботиться о ребенке. Это может сделать Кэтрин, если Ада разрешит ей.

— Ада не только не умеет, но и не хочет учиться, — заметил Слоун. — Потерпи, дорогая моя, я постараюсь что-нибудь придумать.

Он поцеловал девушку в нос, потом в губы. Она прижалась к нему, обняв рукой за шею.

— Слоун, — прошептала Чериш, — я с трудом переношу ее обращение с Кэтрин.

Неужели мы ничего не можем сделать для бедняжки? Мне кажется, она влюблена в Пьера.

— Пьер тоже любит Кэтрин. Он сказал мне об этом, когда просил присмотреть за девчонкой. А Аду назвал свиньей — для француза это самое презрительное прозвище, которым можно наградить женщину.

Он засмеялся.

— Да, наверное, и я слышала такое. Все это могло быть смешным, если бы не было таким серьезным. — Теперь у нас совсем мало времени, чтобы побыть наедине. Не стоит тратить его на разговоры об этой женщине. Поцелуй меня, любимая.

Она потянулась к Слоуну, он поцеловал ее. Если даже и витали в их головах какие-то мысли, то тотчас рассеялись, когда уста слились. Страсть переполняла их. Он упивался сладостью поцелуя, а потом, подняв голову, пристально всмотрелся в лицо девушки. Чериш тихонько всхлипнула от желания и снова потянулась к нему.

От его улыбки сердце стало биться неровно, а голова закружилась. Слоун наклонился и поцеловал ее, совсем как прошлой ночью, когда они лежали в ее постели, тесно прижавшись друг к другу.

Даже целуя, Слоун прошептал ее имя:

— Чериш, Чериш, любимая…

Он поймал ее нижнюю губу и легонько сжал зубами. Как будто искры вспыхнули в ее мозгу, когда он стал ласкать ее грудь. Ее желание разгоралось, она хотела лежать обнаженной с ним рядом и чувствовать, как его могучая сила наполняет ее.

Все неприятности дня стали тускнеть и наконец пропали из памяти. Их унесло море, — напористое и ласковое.

Но их мимолетное счастье было разбито вдребезги.

— Такие ласки довольно скучны для тебя. Правда, Слоун? — послышался откуда-то из темноты вкрадчивый и ядовитый голос Ады.

Чериш почувствовала, как Слоун вздрогнул и напрягся. «Проклятье!» — вырвалось у него. Глубоко вздохнув, он сохранял спокойствие.