Смертный приговор, стр. 63

— Меньше всего на свете мне хочется ехать туда. Но у меня очень мало времени. Возможно, времени уже нет. Я не знаю, куда еще идти, кроме как в самый источник проблемы.

Эсперанса на секунду умолк.

— Удачи.

— Бет она нужна больше, чем мне.

— Но что, если...

— Они уже убили ее?

— Да.

— В таком случае совершенно не важно, что случится со мной.

Через минуту, в течение которой, как Декер надеялся, Эсперанса успел поймать такси, он вышел под дождь и зашагал направо, по направлению к Флэтайрон-Билдинг. Одолеваемый мыслями о том, что МакКиттрик мог сделать с Бет, Декер не мог не вспоминать очень похожий ночной дождь, под которым МакКиттрик в Риме выстрелил в своего отца.

Он дошел до Флэтайрон-Билдинг на пять минут раньше срока и стоял, укрывшись в каком-то подъезде, держа на виду перед собой дурацкие желтые розы. Его обуревали сложные чувства: различные сомнения, опасения и предчувствия. Но лишь сомнения касались его самого. Все остальное было связано исключительно с Бет: опасение за Бет, боязнь того дурного, что — он старательно отгонял от себя эту мысль — уже могло случиться с нею. Но сильнее всего он ощущал в себе целеустремленность и готовность пойти до конца. Впервые в жизни ему пришлось участвовать в миссии, цель которой, в полном смысле слова, была для него дороже собственной жизни.

Ему на память пришел еще один фрагмент разговора, состоявшегося у них с Бет двумя ночами раньше, в пятницу фиесты, после того, как, покинув прием у кинопродюсера, они вернулись домой к Декеру, — в последние мгновения их нормальной жизни, как это стало казаться ему потом, хотя теперь Декер понимал, что ничего в их отношениях не было нормальным. Лунный свет лился на них через окна его спальни и мерцал на них, когда они занимались любовью, отчего их тела цветом напоминали слоновую кость — от этого сладостно-горького воспоминания он вдруг почувствовал себя опустошенным. Позже, когда они лежали рядом и Декер обнимал Бет, его грудь прижималась к ее спине, его пах касался ее бедер, его колени упирались в подколенные ямочки ее согнутых ног, она долго молчала, и он решил, что заснула. Он не забыл, как вдыхал аромат ее волос. Когда же она заговорила, ее чуть дрожащий голос оказался настолько тихим, что он с трудом различал слова.

— Когда я был маленькой девочкой, — пробормотала она, — у моей матери с отцом бывали ужасные скандалы.

Она снова умолкла.

Декер ждал.

— Я понятия не имела, из-за чего они скандалили, — тем же тихим напряженным голосом продолжала Бет. — И до сих пор не знаю. Измены. Проблемы с деньгами. Пьянство. Все равно. Каждую ночь они кричали друг на друга. Иногда дело не ограничивалось только криком. Они швырялись друг в друга разными вещами. Они дрались. Особенно ужасными эти скандалы бывали в праздники. В День благодарения, в Рождество. Моя мать готовила хороший стол. А потом каждый раз перед самым обедом что-то случалось, и они начинали снова орать друг на друга. Отец хлопал дверью и уходил из дома. Мы с матерью ели этот обед вдвоем, и она все время рассказывала мне, какой он поганый ублюдок, подонок и мерзавец.

Снова наступила тишина. Декер хорошо понимал, что не стоит торопить Бет; то, о чем она ему уже рассказала и намеревалась рассказать еще, было настолько личным, что только она сама могла определять, как, в какой последовательности и в каком темпе рассказывать.

— Когда скандалы доходили до крайнего ожесточения, которого я уже не могла переносить, я просила родителей остановиться. Я кидалась к отцу, пытаясь заставить его перестать избивать мать. И в конце концов он стал набрасываться на меня, — сказала после долгой паузы Бет. — Мне все еще время от времени мерещится отец, бегущий за мной с кулаками. Я боялась, что он убьет меня. Это случилось ночью. Я вбежала в свою спальню и попыталась придумать, где бы спрятаться. Крики в гостиной делались все громче и громче. Я сложила подушки на кровать и накрыла их одеялом, чтобы казалось, будто я там сплю. Наверно, я видела что-то подобное по телевизору или, может быть, где-то читала. А потом залезала под кровать да там и спала, надеясь, что отец меня не найдет, когда придет в спальню, чтобы избить меня. С тех пор я так и спала.

Плечи Бет вдруг задергались. Декер понял, что она плачет.

— А твое детство было таким же? — спросила она, немного погодя.

— Нет. Мой отец был кадровым военным. Он был жестким человеком и превыше всего ставил дисциплину и порядок. Но он никогда не бил меня.

— Счастливый. — Бет пошевелилась в темноте. Вытерла глаза, сообразил Декер. — Я любила читать сказки о рыцарях и прекрасных дамах. О короле Артуре и тому подобное. Я постоянно представляла себе, как сама становлюсь участницей сказочных событий и что ко мне приезжает рыцарь, который дает клятву меня защищать. Еще ребенком я хорошо умела рисовать. И часто рисовала этого рыцаря, каким он мне тогда представлялся. — Зашуршали простыни; Бет повернулась к нему, и в лунном свете он заметил, что на ее щеках блестят слезы. — Если бы я могла сейчас нарисовать этого рыцаря, он был бы похож на тебя. С тобой я чувствую себя в безопасности. Мне больше не нужно спать под кроватью.

Через два часа в дом ворвались убийцы.

Порыв ветра, хлестнувший Декера по лицу дождевыми струями, отвлек его от воспоминаний. Постаравшись отрешиться от мрачных эмоций, он всматривался в машины, катившие вдоль громады Флэтайрон-Билдинга. Его терзали противоречивые мысли. Была ли та история, которую рассказала ему Бет, правдой, или же она выдумала ее для того, чтобы покрепче насадить его на крючок, солгала, чтобы он пожалел ее и очертя голову ринулся защищать ее от любых опасностей? Об этом и о многих других мелких и крупных фактах он размышлял со вчерашнего дня, с тех самых пор, когда узнал, что она обманула его, рассказывая о своем прошлом. Любила ли она его, или просто использовала? Он должен это выяснить. Он должен найти ее и узнать правду, хотя и не знал, что будет делать, если правда окажется не такой, какую он хочет услышать, поскольку он любил Бет такой, какая она есть, и невзирая ни на что.

Одна пара из бесчисленного множества фар, пронзавших своими лучами нескончаемый дождь, замедлила движение. Серый олдсмобиль, вывернул из потока машин и остановился возле тротуара прямо перед ним. Задняя дверь автомобиля открылась, оттуда вышел один из подручных Джордано и жестом приказал Декеру садиться в машину. Напрягшись и еще больше укрепившись в своем намерении, Декер подошел к нему, держа обеими руками свой букет.

— Все сходится. — Мужчина с широченными плечами и мощной грудью, которую слишком туго облегал дорогой пиджак, взглянул на него и ухмыльнулся. — Держитесь-ка покрепче за свои цветочки, я вас быстренько обыщу.

— На улице? Прямо на глазах у вон того полицейского патруля?

— Садитесь в машину.

Подходя к машине, Декер успел заметить двоих человек на переднем сиденье и еще одного на заднем. Как только он сел в машину, первый бандит уселся рядом с ним, притиснув Декера к своему напарнику. Радиомаяк Декер прятал в ладони правой руки, прижимая его к стеблям роз. Водитель тронул машину с места, из-под шин плеснула вода, и тут же тип, сидевший спереди, обернулся и направил на Декера пистолет, а двое сидевших сзади, сноровисто принялись обыскивать его.

— Чистый.

— А как насчет его цветов?

Один из бандитов выхватил розы из рук Декера. Оба были настолько увлечены процессом обыска, что даже не заметили маленький передатчик, который он продолжал держать в правой руке, зажав пальцами.

— Не знаю, что вам нужно от босса, но лучше будет не валять дурака, — предупредил один из бандитов. — Я еще никогда не видел, чтобы кто-нибудь смог надуть Ника.

— Эй, чем это здесь воняет? — спросил бандит, сидевший слева.

— Чем, чем? Этими самыми цветами. Они пахнут дешевыми похоронами.

— Может быть, похоронами этого парня? — Сидевший слева хохотнул, открыл окно и выбросил измятые розы.