Последняя побудка, стр. 37

Глава 69

— Ты сделал неправильно.

— Черт возьми, вы правы. Господи, я прострелил головы всем четверым.

Старик взглянул на него и нахмурился.

— Я не об этом.

— А я об этом. Боже, я стрелял в них. В них вовсе не надо было стрелять. Они были мертвы. Это же было ясно.

— Конечно. А потом ты бы отошел, кто-нибудь из них приподнялся и уложил бы тебя.

— Можно было и по-другому. Я мог подождать подмоги. Господи Иисусе, я пошел один, чтобы доказать себе, что способен на это. Потом перепугался и перестрелял их. Более того, мне это понравилось. Я увидел, как разлетаются у них черепа, и продолжал стрелять. Как будто мне мало было стрельбы там, наверху. Прострелил четыре черепа ради удовольствия.

— Зато теперь они никому не принесут вреда.

— Да какая разница! Неужели не понятно? Мне не нравится то, что я при этом чувствовал!

— Пойди расскажи это тем, кого они убили. Спроси лейтенанта, пусть скажет тебе из могилы, надо ли было тебе делать это.

— Господи, вы так ничего и не поняли. Я вовсе не хотел отомстить. Я это сделал, потому что мне это нравилось!

Старик поднял глаза и ткнул в него пальцем.

— Ладно, теперь послушай меня. Я терпеливо тебя слушал. А теперь скажу тебе вот что. Возьми себя в руки. Мне плевать, почему именно ты так поступил. У тебя это пройдет. Главное — ты сделал так, что вреда от них уже не будет никому. Другое дело, что ты был неосторожен. У тебя осталась пустая обойма. Три выстрела, когда мы их преследовали. Еще четыре, когда ты подошел к ним. Ты остался без патронов и даже не подумал снова сменить обойму. Где, черт возьми, твой запасной пистолет? Откуда ты знал, что никого больше нет поблизости? Ты остался совершенно без защиты — стреляй не хочу. Вот что с тобой будет, если станешь много рассуждать. Помрешь. Ладно, я занят. На твоем месте я бы прекратил копаться в себе и сосредоточился на том, как остаться в живых. А то тебе об этом некогда подумать.

Он бросил на него еще один взгляд и отошел. А Прентис посмотрел ему вслед. В первый раз старик прочел ему такую нотацию вовсе не по-учительски и не по-отцовски. Совсем по-другому. Он поправлял его и поучал не из принципа, а просто от злости, которую у него мог вызвать любой человек, выведший его из терпения. Именно так — старик больше не позировал. Он был самим собой, и Прентис не знал, как к этому отнестись. Он был в полной растерянности. Теперь для старика он ничем не отличался от всех остальных. Теперь он был самостоятельным человеком и должен был сам принимать решения.

А этого, как ему казалось, он не умел, и ему было все равно. Головы. Он не мог унять дрожь в руках, не мог избавиться от тошноты. Головы. Перед глазами у него головы разваливались на части, и кости, мозг, кровь и волосы летели во все стороны.

Глава 70

— Он говорит, что местность захвачена ими. Увидев на холме всадников, они перепугались и побежали назад. Тут они наткнулись на нас. Они снова перепугались и начали стрелять.

Майор покачал головой.

— Понятно. Наверное, он еще кое-что знает, но говорить не желает.

— А вы уверены, что это люди Вильи?

— Никаких сомнений. У них американские винтовки, такие же, какие они захватили в Колумбусе. Они действительно перепугались, но не потому, что приняли нас на налетчиков. Они бежали от американцев.

Майор прикусил губу и отвернулся.

— Ну, а что другой?

— Я его спрашивал, но он вообще не желает разговаривать. Я дам ему еще одну возможность.

Он повернулся к мексиканцу, лежавшему на песке с кровоточащим плечом, и заговорил с ним по-испански. Тот покачал головой. Старик снова спросил его, на этот раз произнося слова медленнее, упоминая Вилью. Тот снова покачал головой.

Старик пожал плечами и повернулся к майору.

— Какого дьявола, мы слишком много от него хотим. Они тут бывают разные. Одних только начнешь допрашивать, и они сразу разболтаются, как негры на поминках. У других есть какое-то чувство чести. Они считают, что все равно им крышка, так что можно и пофасонить немного. Хорошо, что у нас есть второй.

— Ну, так что ты предлагаешь?

— Ну, мы хотим знать, где Вилья, и подозреваем, что он поблизости. По-моему, у нас нет особого выбора. Предоставь их мне.

— Ты не видишь других способов?

— Нет, разве что оставить все, как есть. Чтобы они истекали кровью, пока не свихнутся от боли. На это уйдет еще один день, и все равно они могут упереться рогом. Или просто помрут.

Майор посмотрел на него.

— Ну. Дай им еще одну возможность. Старик заговорил с ними. Один мексиканец покачал головой. Майор закусил губу и ушел.

Глава 71

— Боже милосердный, — сказал Прентис. Он подошел к краю канавы и, взглянув вниз, увидел, что старик режет мексиканца. Тот лежал голый, все тело было покрыто кровью и порезами, он корчился. Его бедро почернело и распухло от рваной ружейной раны, и старик засунул в рану нож и поворачивал его.

Старик, вздрогнув, обернулся. Он стоял на одном колене, опираясь на другое, и орудовал ножом; теперь он замер и уставился на Прентиса.

— Ну-ка, уберите его отсюда.

Он обращался к людям, которые стояли рядом и смотрели. Потом он снова повернулся и принялся за другого раненого мексиканца. Тот тоже лежал голый, как и первый, только ранен он был в плечо, и старик вонзил в рану нож и повернул его.

— Вот-вот, — сказал Прентис. — Попробуйте убрать меня отсюда.

Остальные стояли и смотрели на него. Никто не тронулся с места.

— Валяйте. Пусть кто-нибудь попробует.

Он положил руку на пистолет.

— Ну, пожалуйста. Давайте, кто смелый? Никто не двинулся с места, и, не отпуская пистолета, он спустился в лощину.

— Черт побери, вы правы. Тому, кто попробует меня убрать, я разнесу его чертову башку. Ну-ка, подальше от меня. — Он подошел к старику, который орудовал ножом.

— Что это еще за хреновина? — Старик продолжал резать.

Прентис стоял рядом и ждал.

— Я вас спрашиваю. Вы что, оглохли или как? Что за хреновина тут происходит?

Старик так крепко сжал нож, что костяшки его пальцев побелели. Он встал и, не выпуская ножа из рук, повернулся к нему лицом.

— Не знаю, что ты здесь забыл, но тебе тут явно не место. Убирайся вон.

— Конечно, мне место именно здесь. Вы же мой учитель, правда? Разве вы не должны мне все показать? Разве вы не должны объяснить мне, что здесь за дьявольщина происходит?

Старик не ответил. Прентис прошел мимо него, встал между двумя распростертыми мексиканцами, показал на них.

— Как это делается, а? Начинаете с одного, потом вам надоедает и принимаетесь за другого? И тогда у первого есть шанс задуматься о том, что вы делаете со вторым? Так что страшна не столько боль, сколько то, что еще будет дальше? Так это действует?

Старик покачал головой.

— Примерно так, — ответил он, глядя в одну точку.

— Ага, — продолжал Прентис, — а чтобы семейная традиция не забылась, вы приглашаете посмотреть кучу народа?

Вот что было самое главное, а не сама пытка. Это-то он мог понять. Мексиканец знает что-то важное, так что его надо заставить заговорить. Но одно дело понимать, а другое — смотреть, как это делается. Особенно смотреть вот на это. Когда он подошел к лощине, еще не оправившись от тошноты, первое, что его поразило, — это молчание. Он увидел реакцию собравшихся: старик режет, солдаты стоят и смотрят, мексиканцы корчатся, но не кричат, полная тишина: ни вздоха, ни шепота, ни стона. Ничего. А старик стоит на одном колене, сосредоточенный и в то же время отрешенный, а вид у него такой заинтересованный и спокойный, прямо как будто он рисует узор на песке или делает какой-то эксперимент просто от скуки, а не ради результатов. Но даже не эта несообразность добила Прентиса. Это еще что! Переведя взгляд со старика с ножом на толпу зрителей, надеясь заметить признаки ужаса и сожаления, Прентис увидел индейца.