100 великих замков, стр. 27
Альбрехтсбург был гордостью курфюрстов – самодержавных правителей Саксонии. Здесь они принимали послов соседних государств и депутации подданных. Замок на скале, изящный и в то же время грозный, был символом курфюрстской власти – традиционно абсолютной, но в духе эпохи вроде бы не чуждой и новым веяниям.
Начало XVIII века, казалось, навсегда покончило с пышными приемами и шумными празднествами, прославившими Альбрехтсбург. Сотни мастеровых под бдительным надзором перегородили анфилады замка грубыми деревянными стенами, положили печи, пробили дымоходы, в блистательных прежде залах появились унылые ящики и кадки. Когда работы были закончены, в закрытой карете под эскортом роты драгун в замок доставили какого-то человека. Хозяин расположенного на окраине города трактира рассказывал потом, что это был совсем еще юноша – лет девятнадцати, не более. По городу поползли слухи: в замке поселили алхимика, чтобы он делал курфюрсту золото. Да и ради чего другого стал бы курфюрст превращать свой замок в мастерскую?!
В XVIII веке алхимия еще не сделалась областью преданий, и потому в королевских дворцах, резиденциях епископов, замках крупных феодалов и уединенных лабораториях часто трудились люди с безумными глазами. Золото нужно было всем, и алхимики довольно легко находили кров и стол у европейских владык того времени. Алхимиков носили на руках, их берегли так, что практически каждый из них становился узником, за любым шагом которого следила специально приставленная стража.
История сохранила имя мейсенского алхимика: Иоганн Фридрих Бётгер, аптекарь, 19 лет… В 1701 году его доставили сначала ко двору курфюрста Августа Сильного в Дрезден, а затем в замок Альбрехтсбург. В одном из залов замка висит большая картина, на которой И.Ф. Бётгер изображен в минуту сосредоточенных размышлений. Он действительно молод, красив и без придворного парика, который был не нужен среди тиглей и лабораторных посудин. На плечи алхимика наброшена меховая шуба, ведь в просторном каменном замке всегда очень холодно, но рубашка на груди распахнута, чулок на одной ноге спустился, другая нога, похоже, и вовсе не обута. В перепачканных руках И.Ф. Бётгер держит колбу с золотистой густой жидкостью… Может быть, это и есть та самая тинктура, с помощью которой можно любые металлы превращать в золото?
Однако, займись И.Ф. Бётгер поисками, например, философского камня, история вряд ли сохранила бы его имя, ведь так много алхимиков кануло в безвестность. А он обессмертил свое имя тем, что открыл тайну производства фарфора. Еще со времен раннего Средневековья фарфор попадал в Европу из Китая, но все попытки выведать у китайцев секрет его изготовления заканчивались неудачей. Фарфор стоил в Европе страшно дорого: он был предметом не просто роскоши, а роскоши королевской. Известен, например, случай, когда китайский столовый сервиз выменяли на полк бравых прусских солдат. В Италии и во Франции делались попытки создать свой фарфор, но он ни в какое сравнение не мог идти с китайским.
И вот аптекарь И.Ф. Бётгер, изобретатель и экспериментатор, сделал первый фарфор в Европе – настоящий фарфор! Другим «отцом» саксонского фарфора считается известный математик, физик и минеролог Э.В. Чирнгаузен. Вдвоем они установили, что таинственный «петунцзе», который входит в состав необходимого для фарфора каолина, – это полевой шпат. Но годился только тот, что добывался в Скандинавии, а догадаться об этом можно было, только обладая солидными научными знаниями.
По соседству, в городе Фрайбурге, находилась старейшая в мире Горная академия, в которой были собраны данные о минералах чуть ли не со всей Европы. В ней в то время работали ученики знаменитого Георга Агриколы, впервые обобщившего опыт горно-металлургического производства и написавшего 12томный труд «О горном деле и металлургии».
А в Дрездене тогда жили и творили выдающиеся скульпторы, художники и ювелиры, без которых фарфор так бы и остался ценным, но бесформенным керамическим материалом. Художник Г. Герольд открыл немеркнущие краски, позолоту и подглазурную живопись: он был первым и до сих пор остался непревзойденным мастером «мейсенского декора» – художественной росписи по фарфору. Так появился на свет саксонский фарфор, и вскоре его марка – два голубых скрещенных меча – стала известна всей Европе. Краски, сделанные 300 лет назад, не потускнели: они такие же яркие и живые, как и на только что созданных вазах, чашках и сервизах, на которых скрестились голубые саксонские мечи…
Полтораста лет фарфоровая фабрика не выходила за пределы нагорного замка Альбрехстбург, в котором не раз возникали пожары. Только в 1864 году расширившаяся мануфактура была переведена вниз – на окраину Мейсена.
А 36летний алхимик И.Ф. Бётгер, безнадежно отравленный химикатами и хронически простуженный сквозняками замка Альбрехтсбург, скончался 13 марта 1719 года. Никто не знает, где он похоронен, и под установленным много позже памятником открывателю фарфора никто не лежит…
Духовная твердыня болгарского народа
В лесных дебрях Рильских гор, на высоте почти 1150 метров над уровнем моря, расположился Рильский монастырь – духовная крепость, основанная в Х веке святым пустынником Иваном Рильским. От юности презревший богатство, славу и все утехи мира, после смерти своих благочестивых родителей он на время поселился в тихой обители, где принял иноческий постриг. Но здесь он пробыл недолго, ибо душа инока возжелала всецелого отречения от мира, чтобы ничем не возмущаемой общаться с Богом. Инок Иван Рильский решил удалиться в такое место, где бы можно было вдали от людей совершенно предаться иноческим подвигам, и просил Господа указать ему такое место. Во сне ему были указаны близлежащие горы, и, оставив обитель, не взяв с собой ничего, кроме кожаной одежды, взошел инок Иван на высокую и необитаемую гору. Здесь он поселился в темной пещере, где и пробыл ровно 12 лет, проводя дни и ночи в молитве, трудах и подвигах.
Оставил он это место поневоле. Однажды по дьявольскому наущению на него ночью напали разбойники, избили до полусмерти и, утащив далеко от пещеры, запретили возвращаться в нее. И отправился Иван Рильский искать новое место, где бы он мог поселиться и продолжить свои подвиги. Долго ходил он и наконец дошел до Рильской безлюдной пустыни, на окраине которой, между реками Рило и Ильинка, нашел пустой дуб и поселился в нем. День и ночь он славил Бога в своих песнопениях и молитвах, ничто не возмущало его покоя, лишь дикие звери воем своим оглашали по ночам пустыню да воды потоков шумели, быстро катясь по стремнинам диких ущелий и скал. Не видя ни одного человеческого лица, прожил он здесь целых 60 лет, спокойно созерцая Бога и беседуя с Ним.
Но не удалось Ивану Рильскому совсем укрыться от людей, и первыми место его пребывания обнаружили пастухи. Возвратившись домой, они рассказали родным и знакомым о подвигах пустынника, и весть эта быстро разнеслась по окрестностям. Все спешили посмотреть на великого подвижника и принять от него благословение, а некоторые захотели и остаться с ним, чтобы тоже предаться подвижничеству, но старец отклонил их намерение.
Чтобы избежать славы человеческой, удалился он в глубь пустыни, где в одном из ущелий нашел очень высокий камень, взошел на него и с еще большим усердием предался молитвам. Терпя ночной холод и дневную жару, прожил Иван Рильский здесь 7 лет и 4 месяца. Слава о его подвигах достигла болгарского царя Петра, который повелел своим слугам во что бы то ни стало разыскать великого отшельника и не разыскавши – домой не возвращаться. Долго ходили они по Рильским горам, обошли там все пустынные места, но преподобного не отыскали и не знали, что делать им. Домой возвращаться не смели, а продолжать поиски от слабости уже не могли. Последний раз решили они попытать счастья и в скором времени нашли Ивана Рильского, поклонились ему и попросили у него благословения.