100 великих катастроф (с илл.), стр. 48
Спор этот ведется вот уже на протяжении почти двадцати столетий, в разное время выдвигались различные версии о пожаре в Риме. Одни историки обвиняли во всем Нерона и говорили, что в один прекрасный момент обстоятельства сложились так, что император нашел случай избавиться от несносной матери, бесполезной жены и ревнивого мужа любовницы. Вот так будто бы и зародилась в его голове мысль, ужаснувшая бы и самого величайшего злодея. Он решился поджечь свой дворец, который был соединен с домом его возлюбленной Епихарисы, чтобы погубить тех особ, которые (как он мыслил) мешали его благополучию. Ни прекрасное украшение и великолепие дворца, ни сокровища и собранные в нем древности и редкости – ничто не могло отвратить Нерона от его ужасного намерения. Так это обширное здание, украшение Рима, в одну минуту сделалось добычей пламени.
Впоследствии вспоминали, что у Нерона была чуть ли не прирожденная страсть к огню, которую он проверял еще в детстве: будущий император охотно играл со сверстниками в «пожар Трои»… А теперь он удалился на Капитолийский холм и оттуда смотрел на ужасное свое деяние. Бесчисленное множество жалобных стонов было обращено к Нерону, но он не растрогался от плача и рыданий, которые доносились к нему со всех сторон. Вместо этого он, облачившись в актерское платье Аполлона, пел стихи на разрушение Илиона. Его придворные видели свои объятые пламенем дома, однако вынуждены были оставаться с императором и рукоплескать ему.
Но это только одна из версий. Другие исследователи столь же яростно приводили исторические доводы, оправдывающие императора. Русский писатель А.В. Амфитеатров посвятил Нерону четырехтомное произведение «Зверь из бездны». В нем он приводит многие исторические свидетельства древних людей как pro, так и contra. Однако все историки сходятся в том, что бедствие это было для древнего Рима катастрофическим. Никогда еще до тех пор пожар не причинял Риму такого страшного и ужасного вреда.
Пожар начался в ночное время в той части цирка, которая была смежной с Палатинским и Целийским холмами. Пламя, перекинувшись на соседние кровли, распространялось даже с какою-то непонятною быстротой. Огонь внезапно побежал по лавкам, наполненным легко воспламеняющимися товарами, и вскоре весь этот квартал полыхал, как огромный костер. Не было там ни дома, огражденного забором, ни храма, окруженного высокими стенами, никакого другого препятствия…
Пораженным римлянам пожар представлялся зрелищем тем более ужасающим, что помощь и тушение его представлялись невозможными. Прежде всего потому, что огонь распространялся очень быстро, а кроме того – искривленные во все стороны улицы древнего Рима и огромные здания препятствовали движению. Пламя добиралось до самых высоких башен, и многие римляне стали считать, что сами боги умножают свирепость огня.
С ужасающей быстротой пламя охватило многие улицы, а лощина между Авентинским и Палатинским холмами дала огню страшную дополнительную тягу. А.В. Амфитеатров пишет, что, «отделанная в мрамор и дерево, она превратилась в исполинскую трубу, через которую пламя ринулось к Форуму, зданиям Велабра и Карина. Совершенно выгорела Священная улица с храмом Весты, храм Геркулеса на Скотопригонном рынке…» и многие другие здания. За эти дни были истреблены огнем произведения целых веков – все, что было великолепнейшего в этом пышном городе.
Со всех сторон доносились крики и вопли тех, кто погибал под обломками рушившихся зданий. Женщины, обливаясь слезами, бегали по улицам, по которым еще можно было проходить, и разыскивали своих разбежавшихся от страха детей. Некоторые из растерявшихся и обезумевших римлян пытались еще как-то бороться с пламенем, чтобы спасти хоть малую часть своего имущества. Были среди них и такие, кто ужасался смерти меньше, чем бедности, до какой они были доведены этим бедствием, и сами бросались в пламя. Много людей погибло в огне, потому что при быстром, почти мгновенном распространении пожара и скученности населения в тесных улицах и закоулках столицы иначе и быть не могло. В Риме теснилось и металось в смертельном ужасе миллионное население. «Одни выносили больных; другие стояли неподвижно; третьи суетились. Иной оглядывался назад, а между тем пламя охватывало его спереди и сбоку; некоторые думали, что они уже далеко убежали от пожара, и также попадались. Одни, несмотря на то что могли бы спастись, погибали из любви к ближним, которых не могли спасти. Никто даже не смел защищаться от пламени, со всех сторон грозные голоса запрещали тушить пожар. Некоторые явно бросали на дома зажженные факелы, крича, что им это приказано; может быть, для того, чтобы им удобнее было грабить, а может быть, и в самом деле по приказанию», – писал историк.
Когда вспыхнул пожар, Нерон находился в Анциуме. Он возвратился в столицу, когда огонь уже приближался к его резиденции. Ужас величественного зрелища привел императора в восторг, потому и сложился впоследствии рассказ, что он любовался пожаром с высокой башни в Меценатовых садах и в театральном костюме, с венком на голове и лирой в руках воспевал такую же огненную смерть священной Трои.
Из четырнадцати частей Рима три совершенно сровнялись с землей, от семи остались одни почерневшие стены, и только четыре части римской столицы были пощажены огнем. Чем было заменить теперь священную ограду Юпитера Стратора, дворец Нумы Помпилия, пенаты греческого народа, чудеса греческого искусства? Погибли в пламени многие величественные храмы и здания, самые драгоценные римские древности, исторические дома полководцев, украшенные добычами былых побед, трофеи и предметы культа римлян.
Погибший флот Хана Хубилая
Долгое время монголы были народом пастушеским, бедным, едва известным и рядом-то живущим племенам. Он состоял всего из 30–40 семейств и платил дань Китаю. Но под управлением гениального царя-пастуха Темучина (назвавшего себя Чингисханом) в течение нескольких десятков лет он стал народом воинственным, сильным и страшным для соседей. Монголы не только свергли китайское иго, но и покорили своих прежних повелителей. При следующих правителях они подчинили своему владычеству почти всю Азию и часть Европы, их завоевания в XII–XIV веках наводили ужас на все современные им народы.
Монголы начинали войну вторжением в неприятельскую землю с разных сторон. Если не встречали сопротивления, то они проникали внутрь земли, разоряя все на своем пути и поголовно истребляя ее жителей. Перед осадой сильной крепости они опустошали окрестности, чтобы никто не мог прийти на помощь осажденному гарнизону. Искусство брать крепости было доведено у них до совершенства.
Флот Хубилая, так и незавоевавший Японию
В 1259 году умер великий хан Мункэ. Хубилай пренебрег правилом «Ясе», по которому великий хан должен избираться на курултае с обязательным участием всех членов царствующего дома. В июне 1260 года он собрал в Кайпине своих воинов-приближенных и с их согласия провозгласил себя великим ханом. Это было прямое нарушение закона «Ясе», за которое полагалась смертная казнь.
Едва весть о самовольном поступке Хубилая достигла Каракорума, там осенью того же года собралась другая часть монгольской знати, которая выбрала великим ханом Ариг-бугу – младшего брата Хубилая.
Так в Монголии стало два великих хана, между которыми тотчас же началась вражда. Через четыре года вражда эта закончилась поражением Ариг-буги, но и монгольская держава к этому времени уже стала другой. Великий хан Хубилай примирился с тем, что от нее отпали западные улусы, и даже не пытался вернуть их опять под свою власть.
Именно Хубилай направил свое внимание на окончательное завоевание Китая. В 1271 году он перенес свою столицу из Монголии в Пекин, откуда было намного ближе до Японии. Монгольские завоеватели не раз посылали своих послов японским сёгунам с требованием подчиниться верховной власти великого хана Хубилая. Японцы не давали никакого ответа на эти послания, но сами начали усиленно готовиться к обороне. В 1271 году одно из таких посольств было отправлено в Страну восходящего солнца, но правитель Токимун Ходзё приказал изгнать его из пределов государства.