Под уральскими звездами, стр. 31

— Давай, Павка, махнем вместе на Светлое! — повторил Митя, и его дыхание защекотало Павлику шею.

— Не пустят. Мне еще от мамы попадет, — безнадежно ответил Павлик: бить мама не будет, а будет просто плакать и читать нотации. Пусть бы лучше побила...

— Ведь интересно же, как ее вытащат, — убеждал Митя.

Конечно, интересно. Павлик слышал, как совещались Годунов и отец. Сначала хотели построить плот и на него поднять грузовик. Владимир Павлович вытащил блокнот и стал считать: вырубка, трелевка, сплав. Получалось дороже самой машины. Тогда отец пообещал прислать с завода гусеничный трактор с лебедкой. Грузовик будут вытаскивать трактором. Как же не интересно, но... мама! Мама ни за что не отпустит. Вот если бы отец попросил...

Владимир Павлович продолжал свои подсчеты. Павлик прижался подбородком к спинке переднего сиденья и негромко спросил:

— Пап! А мне можно поехать грузовик поднимать на Светлое?

Владимир Павлович оглянулся на сына, и в то же время Павлик почувствовал толчок. Толкался Митя, и Павлик понял, что он хотел сказать: «Разве так просят? Эх, ты! С подходом надо!» Павлик оттолкнул Митино колено: каждый просит так, как умеет...

— Все зависит от мамы, — ответил Владимир Павлович. — Ты не представляешь, как она волновалась вчера! Если она отпустит, не возражаю, поезжай!

— Она не отпустит, — вздохнул Павлик. — Вот если бы ты попросил...

— Зачем же я-то буду просить? — посмеиваясь, удивился Владимир Павлович. — Ведь ехать тебе надо, не мне.

— Ее проси не проси, все... — Не договорив, Павлик отвернулся к окну. Он чувствовал на себе ласково-насмешливый взгляд отца и нахмурился: испытанное средство сдержать слезы, когда они готовы брызнуть из глаз.

— Хорошо, поезжай. Я поговорю с мамой, — прозвучал сквозь рокот мотора спокойный голос Владимира Павловича.

Что? Что сказал отец? Павлик быстро оглянулся, ему показалось, что он ослышался. С минуту он недоверчиво смотрел в улыбающиеся за стеклами очков серые глаза. Поверив, что разрешение получено, он потерся щекой об отцовскую руку. Митя неодобрительно поджал губы: экие, мол, телячьи нежности! Ну и пусть: в эту минуту Павлик был готов кинуться отцу на шею.

Сам того не замечая, Владимир Павлович поверх сына смотрел на Митю. Смотрел пристально и так странно, что тот начал смущаться и егозить: неужто Владимир Павлович слышал все, что нашептывалось на ухо Павлику? Вдруг спросит: зачем сманивал Павку бежать обратно на Светлое?

И, как часто случалось с Митей, он рванулся навстречу опасности:

— Вы, Владимир Павлович, не подумайте чего-нибудь... Я тоже отпрошусь у мамки. Честное пионерское!

— Отпросишься? — переспросил Столетов. — А если не отпустит? На попутную? Или пешком уйдешь?

«Все слыхал!» — мысленно ахнул Митя и стал горячо убеждать:

— Отпустит. Я к ней хороший подход имею — сразу отпустит.

— Я тебе верю, Дмитрий. Не подводи, — просто, но веско сказал Владимир Павлович и погрузился в свои расчеты.

Митя был озадачен. Он не рассчитывал, что разговор закончится так легко и быстро, и теперь чувствовал, что его словно бы одурачили: ждал серьезной взбучки, надавал разных обещаний, а ничего не произошло. Теперь хочешь не хочешь, а добывай согласие матери. Не мог же он, в самом деле, обмануть поверившего ему взрослого, главного инженера огромнейшего завода...

«Победу» сильно качнуло. Она перебиралась через железнодорожные пути, уходившие в широкие ворота заводского двора. На мгновение перед окном появился вахтер, заглянул внутрь машины и козырнул. «Победа» свернула на обсаженную тополями широкую центральную магистраль, подлетела к заводоуправлению и визгнула тормозами, остановясь точно против входных дверей

Годунов клюнул носом и проснулся:

— Однако приехали, как я погляжу. Быстренько! А я, кажется, капельку вздремнул... — Он потянулся, протер глаза. — Так когда же трактора ждать, Владимир Павлыч?

Павлик поймал взгляд отца и сказал:

— Мы сейчас зайдем в ДОЦ, у Митиной мамы отпросимся.

— Не забудь зайти и к собственной маме. Я ей позвоню. Надеюсь на успех, — кивнул он Павлику.

Ребята отправились в путь. Звон, грохот и стук, слившись в один мощный гул, неслись со всех сторон. По магистрали мчались грузовики — новенькие, блистающие свежей краской. Только что сошедшие с главного конвейера, они совершали свой первый испытательный пробег. Прижимаясь к обочинам, спешили тихоходы-тягачи. Катились на своих маленьких колесах коротышки-электрокары.

Корпуса цехов высились по обе стороны магистрали, их широкие окна были раскрыты настежь, и оттуда, из глубины, неслись самые разнообразные звуки: рокот станков, перестук молотов, шипение пара и воздуха, мощные вздохи компрессоров, визг распиливаемого железа, пулеметная дробь пневматических молотков.

Завод работал полным ходом. И как здесь все не походило на глухую тишину Скалистого залива! Здесь была другая жизнь, другой мир, и Павлик не мог бы даже сказать, какой из этих двух миров лучше...

У ПОКОРИТЕЛЕЙ ОГНЯ

В металлургической лаборатории едко пахло кислотами. На столах высились пирамидки с пробирками и пузатыми колбами. Стеклянные шкафы были забиты бутылями с разноцветными жидкостями, с этикетками, украшенными черепами. На тумбочках блистали никелем и циферблатами совершенно непонятные приборы. А у стен выстроились в рядок неизвестные и крошечные станки, очень похожие на игрушки.

Митя попытался было поближе познакомиться с одним из них, но Ирина Сергеевна тотчас ухватила его за руку и — подальше от соблазнов! — вместе с Павликом вывела из этого царства непонятных вещей на площадку лестничной клетки.

— Имей в виду, Павлик, что я была решительно против твоей поездки на подъем грузовика. И только потому, что папа очень настаивал и гарантировал твою безопасность, я согласилась. Впрочем, я сама еще позвоню Годунову и попрошу распорядиться, чтобы взрослые присмотрели за тобой.

Внезапно Ирина Сергеевна опустилась на корточки, схватила Павлика за плечи, заглянула в глаза и уже совсем другим тоном проговорила:

— Павлик, я надеюсь на тебя! Даешь мне слово, что будешь очень, очень осторожен?

— Даю, мама! Честное слово, со мной ничего не случится!

— Вы не беспокойтесь, Ирина Сергеевна. Я за ним присмотрю. В случае чего выручу! — важно сказал Митя, не в силах отвести взгляда от полуоткрытых дверей, за которыми виднелся волшебный и таинственный мир лаборатории.

— Тебя, кажется, зовут Митей? — Ирина Сергеевна выпрямилась и погладила черную прямоволосую Митину челку. — Очень прошу, Митя, присмотри за Павликом!

— Присмотрю! — заверил Митя, не совсем довольный тем, что его как маленького, гладят по головке, и в то же время не решаясь отстраниться.

— Идите. Провизию на дорогу возьмешь у тети Клаши! Не забудь захватить пальто! — крикнула Ирина Сергеевна, перегнувшись через перила: лаборатория помещалась на третьем этаже литейного цеха.

— Порядок! — удовлетворенно провозгласил Митя, когда они вышли на заводскую улицу. — Одно дельце обделано. Теперь двинемся в ДОЦ.

Он осмотрелся, чтобы определить направление, и вдруг заметил, что выход из лаборатории находится совсем рядом с громадными воротами литейного цеха. Они были распахнуты настежь, и оттуда несся оглушительный грохот машин, было видно фантастическое блистание огней. По-видимому, в цехе происходили дела нешуточные, и посмотреть там было на что.

Ноги сами понесли Митю к воротам цеха, а вслед за ним поплелся и Павлик. Сначала они рассматривали цех с порога. Потом одолеваемые любопытством, стали понемногу продвигаться дальше, в глубину цеха, чтобы как следует посмотреть работу литейщиков.

Труд литейщиков казался простым: всего-то и дела — приготовить в чугунном ящике — опоке — из песка форму, залить ее расплавленным металлом, подождать, пока остынет, и затем вытряхнуть затвердевшую малиново-красную отливку. Просто, да не совсем: было в работе литейщиков много такого, что делало их труд необыкновенно увлекательным, полусказочным, резко отличающимся от труда других рабочих. И казались поэтому литейщики не обыкновенными рабочими, а могучими покорителями стихий, бесстрашными владыками огня.