Под уральскими звездами, стр. 23

В Пудовое приехали заполночь. Бронислав отбил кулаки, пока заставил проснуться Корсаковых, а пассажиров своих и совсем не смог разбудить. Пришлось Владимиру Романычу брать отца в охапку и, как ребенка, на руках нести в дом. Вяло барахтавшегося и тщетно пытавшегося проснуться Юрия нес Бронислав. Антонина Матвеевна напоила водителя наспех приготовленным чаем, и Бронислав тут же выехал обратно.

Целую неделю потом Роман Егорыч вздыхал и охал. И все твердил, что идет, идет к нему смертный час!

Но смертный час все не шел, и скоро деду надоело его ждать. Стал он присматривать себе какое-нибудь подходящее занятие. Нашелся приятель и подбил деда заняться рыбной ловлей. Сам того не заметив, Роман Егорыч стал заядлым рыбаком. Иногда, если удавалось выкроить свободное время в своей «деловой» жизни, к старикам примыкал и Юрка. И неизменным спутником рыбаков был коварный кот Васька, который однажды похитил у зазевавшегося Юрки завтрак. Дед жил долго. Юрка из мальчишки превратился в рослого парня. Он был далеко от родных мест, в одном из сибирских городов, в техникуме, когда пришла весть о кончине Романа Егорыча. Деда не стало. Но всюду, куда бы ни попал Юрий, он всегда с теплой и тихой грустью вспоминал то далекое лето, когда они три дня шагали по горам и долинам Южного Урала.

Многолетняя служба в армии забрасывала Юрия в разные края Советского Союза, бывал он и за рубежом родной страны. Встречались места красивые, великолепные, такие, что невольно думалось: «А, пожалуй, краше и не может быть»... Но вспоминался поход, вспоминался дед, его умиленное любование уральской благостью, и горячее тепло омывало душу. Чужие горы становились не так красивы, долины не так зелены, леса не так густы и тенисты. А о золоте, правду сказать, и не вспоминалось.

Золото, что ж... Так оно золотом и осталось, ни тепло от него, ни холодно современному человеку. Вот она, драга — золотодобывающий комбайн, на котором ему предстоит работать.

Она нисколько даже не изменилась, не постарела. Наоборот, выглядит куда как нарядно: была темной, некрашеной, а теперь маляры всю ее разделали светло-голубой краской с красными разводами — совсем как тульский пряник колоссальных размеров.

К голубому борту причалена лодка-плоскодонка — тоже голубая и тоже с широкой красной каймой. Та лодка, которую он видел тогда, или другая? Дерево — не железо, не так долговечно, так что едва ли она могла выдержать двадцатилетие, да еще на воде. Другая лодка, ясно. Вроде бы даже и меньше той, которую он видел в детстве. Или так кажется? Вещи, которые долго не видишь, всегда кажутся меньше, чем их себе представлял. Просто удивительно, каким низеньким показался ему родной дом, когда он подходил к нему с автобусной остановки неделю тому назад. Как будто годы придавили его к земле. А в комнатах темным-темно...

Однако долго ли ему торчать здесь, на берегу? Что они там: спать завалились, что ли?

— Эй, на драге!

Ни звука в ответ. И Юрий проревел что есть мочи какую-то бессмыслицу:

— О-о-о-эй! Го-го-го!

Наконец-то! Из люка вынырнула человеческая голова — стриженая, круглая, ушастая голова парня, надо полагать, дражного матроса. Лоб украшен широкой поперечной полосой коричневого цвета — не иначе, как солидол. Руки черные, как в перчатках. Запястьем вытер пот со лба и недовольно крикнул:

— Чего там?

— С добрым утром! Как живем-можем? — поприветствовал Юрий.

Парень сказал что-то вниз и поднялся на ступеньку выше. Стала видна тельняшка не первой свежести. «Матрос чистых кровей!» — усмехнулся Юрий. Только когда он сумел отслужить во флоте? Совсем еще мальчишка.

— Чего надо?

— Давай лодку! И больше ничего не надо. Пока, конечно. За будущее не ручаюсь.

— А вы кто?

— Давай лодку!

Парнюга присматривался к Юрию все внимательней и никаких признаков рвения не обнаруживал. Наоборот, лицо его становилось суровее, того и гляди, что снова исчезнет в трюме.

— Да механик я ваш, чего ты в самом деле!

— Механик?

Тут начало совершаться удивительное. Парень выскочил на палубу и засуетился, заметался так быстро, что стал похож на героя старого кинофильма, заснятого еще по шестнадцать кадров в секунду. Полминуты не прошло, а он уже сажал Юрия в краснополосую плоскодонку.

— Что делаешь на драге, малыш?

Парень, налегая на весла, неодобрительно мотнул головой:

— Какой я вам малыш? Рэу кончаю, на практике здесь, палубным матросом... У нас насос заклинило, и ничего сделать не можем.

Лодка ткнулась тупым носом в железную стенку дражного понтона, и тот отозвался на удар глухим пушечным гулом. Бравого вида усатый драгер стоял у борта, вытирая ветошью черные ладони. Он протянул руку, чтобы помочь Юрию выбраться из лодки. Юрий ловко сам выпрыгнул на звонкую железную палубу и крепко пожал протянутую руку:

— Здорово, драгер!

— Здорово, механик! — Они внимательно осматривали друг друга. — Полундра, что я вижу? Тоже из демобилизованных?

— Из них, из самых. Что с насосом?

— Мотор меня взял за горло, пехота! — Рука сама потянулась к довольно пышному усу и подергивала его за кончик. Драгер был в выцветшей матросской робе с недавно споротым гюйсом — нитки еще бахромились кое-где по шву вдоль воротника: поленился их выдернуть морячок. — Понимаешь ты, какая штука... Ты в электрике смыслишь, служба? Я перезабыл, оказывается, все на свете...

Так вот откуда у младенца тельняшка: флотский одарил. Да, видать, этот послужил, вдосталь похлебал матросского борща. Везет тебе, Юрий Корсаков, определенно везет: это ж одно удовольствие служить в компании с военной косточкой, локоть к локтю с человеком, прошедшим флотскую школу. Бывшие армейцы всегда отлично понимают друг друга, что там и говорить...

— Не беспокойся, флотский, электрика нам известна, — сказал он ласково драгеру. — Если не спалил ты обмотку — мотор у нас будет работать.

Дражный понтон здорово гудел, когда они втроем шагали к трюмному отсеку, где размещались насосы. Привычные к таким звукам, драгер и ремесленник не обращали на них внимания. Возможно, они даже не слышали этот железный гул.

А Юрий слышал. Слышал удивительно ясно и отчетливо. И казалось ему, что гудит не драга, а звенят где-то под нею сильные, могучие колокола. Точно тонны золота, лежавшие в недрах земных, приветствовали нового человека, нового хозяина, которого давно ждали.

НА ОЗЕРЕ СВЕТЛОМ

ДВА СОБЫТИЯ

Пистолет, глухо стукнув, упал на дно ящика письменного стола. Вслед за ним туда же полетела запасная обойма. Начальник Мисяжского отделения милиции Иван Алексеевич Годунов решил часок-другой посвятить чтению дела о подземном складе автомобильных запасных частей, случайно обнаруженном недалеко от автозавода. С этим намерением он облегчил свои карманы и поуютнее расположился в стареньком скрипучем кресле.

Но недолго пришлось ему листать страницы пухлой папки. Случились два новых события, которые на целые сутки отвлекли Ивана Алексеевича от мирного кабинетного сидения.

Первое событие заключалось в том, что в кабинет вошел молодой краснощекий автоинспектор Анатолий Колокольцев. В руках он держал только что полученную телеграмму областного управления.

— Опять с нас эту 14-45 требуют, Иван Алексеевич, — сказал он и подал телеграмму, стараясь не смотреть начальнику в глаза. — Какой-то мираж, честное слово! Ни больше, ни меньше.

Годунов прочитал телеграмму. Прочитал раз, другой, третий. Областное отделение милиции категорически предлагало продолжать поиски грузовой трехтонной автомашины № 14-45, покинутой водителем на перегоне Тальковая гора — Мисяж. О результатах повторных поисков надо было доложить через три дня.