Испытание, стр. 32

Он смотрел на фотографию, которая была такой же старой, как город, со странным ощущением какой-то двойственности. Ему казалось, что ветер вот-вот выхватит ломкую карточку и она просто исчезнет, растворится в пространстве, оставив какие-нибудь обрывки…

— Ну хватит, пора идти, — произнес старик за спиной; холод, кажется, пронял и его. Во всяком случае, он спрятал руки в карманы и втянул голову в плечи. — Это всего лишь фотография.

Но что-то в ней царапало взгляд, и Борн продолжал вглядываться, не понимая причины своего беспокойства. Расположив снимок перед собой так, чтобы он максимально точно соответствовал по масштабу и положению виду города, Борн, даже сделав скидку на время года и на изменения, произошедшие в пейзаже за столетие, чувствовал, что что-то не так, что есть на снимке какая-то неуловимая деталь, вызывающая безотчетный страх. Да, страх исходил не от боязни потерять карточку, унесенную порывом ветра, а от того, что было изображено на ней. И наконец, он увидел это — в левом нижнем углу среди густых зарослей на краю утеса он увидел пригнувшуюся фигуру человека в пятнистой куртке, почти не различимой на фоне кустарника. Лицо его скрывалось в густой листве.

Впрочем, Борн не мог сказать наверняка, был ли это человек, а не игра теней, была ли у него в руках винтовка, чье дуло высовывалось из кустов, или это просто сухая, ветка торчала в направлении снимка. Нет, неверно, в направлении объектива, в направлении фотографа. В его направлении. Он взглянул туда, где, согласно снимку, должны были быть кусты, но сейчас там стоял старик. В такой же пятнистой куртке, как на фотографии. Холод уже пронизывал Борна до костей, куртка не защищала от ветра, но он стоял с широко открытыми глазами, не в силах сдвинуться с места.

— Мы должны спускаться, — крикнул старик, быстрым шагом направляясь к краю обрыва. — Если ветер усилится, нас просто сдует со скалы!

Но Борн не шелохнулся, оцепенело наблюдая, как старик смотрит вниз с утеса и изучает спуск. В следующий момент фотография улетела — ветер выхватил ее и унес в ущелье. Он бросился за ней и почти сорвался вниз, опомнившись на самом краю. Бросив взгляд на старика, Борн понял, что тот заметил происшествие и даже приостановился. Фотография быстро исчезала из виду в легкой снежной пелене, укрывавшей долину.

Борн подошел к обрыву, снял перчатки, медленно спустил ноги вниз, как это делал старик, потом, держась руками, нащупал под собой узкий выступ и встал на него, продвинулся на несколько дюймов вдоль скалы, нашарил еще одну опору… Мелькнула мысль о том, что нужно найти эту фотографию, но было ясно, что сделать это не удастся. Ухватившись за очередной выступ скалы и повиснув на руках, нашел опору для ноги в расщелине; схватился за другой выступ и спустился ниже, нащупал новый выступ и снова повис на руках. То, что они сделали сегодня, имело значение не меньшее, чем удачный отрыв от погони в самый первый день — только ему никогда не пришло бы в голову, что он способен взобраться по этой вертикальной стене.

Через некоторое время он стоял у подножия слева от старика. Из-за деревьев послышалось лошадиное ржанье. Переглянувшись, они бросились вниз по глинистому склону. Без слов было ясно, что следует разойтись и подобраться к лошадям с разных сторон — на тот случай, если там кто-то уже был. Сделав большой крюк и увидев лошадей, беспокойно метавшихся по поляне, Борн сообразил, что маневр не имел смысла — ведь старик был безоружен. Он выругал себя в душе за то, что не предложил ему хотя бы свой маленький пистолет, а потом понял, что старик не вспомнил об этом просто потому, что какое-то оружие у него при себе было.

Борн продолжал кружить по лесу, останавливался, прислушиваясь, снова кружил, но слышал только шум ветра в кронах деревьев и звук снежной крупы, бьющей по еловым веткам. Наконец, на поляне появился старик. Он подошел к лошадям и стал успокаивать их. Конечно, следовало бы более тщательно проверить окрестности, но страх того, что старик может угнать лошадей, заставил Борна поспешить присоединиться к нему.

— Ну, чего испугалась? Это просто ветер и снег, — разговаривал старик с каурой кобылкой, похлопывая ее по крупу.

— Где он?

Старик повернулся и посмотрел на него.

— Не понимаю, о чем ты?

— Ваш пистолет. Где он? За поясом? В сапоге? Где?

— В кобуре под курткой, — после паузы ответил он.

— Какой? Покажите!

— Зачем? Уж не собираешься литы отнять у меня и его? Ты прекрасно знаешь, что этого я не позволю.

Борн промолчал. Ситуация вновь, как и днем раньше, оказалась тупиковой, но с тем лишь различием, что сейчас Борн не смог бы направить пистолет на старика. Хотя бы потому, что сам бы поступил на его месте точно так же. Он просто разозлился на себя за то, что позволил себя одурачить.

— Нет, — ответил он, — не собираюсь. Если бы вы хотели нас убить, вы бы давно это сделали. У вас было для этого немало возможностей. Я, видимо, просто нервничаю из-за погоды — так же, как лошади.

— Похоже на то. — Старик пристально взглянул на него. — Это старый армейский кольт 45-го калибра.

Он расстегнул куртку, достал револьвер и показал его Борну. Это был револьвер, похожий на “магнум”, с длинным стволом, наподобие тех, что показывают в вестернах, но металл был тусклый и серый, на деревянной необработанной рукоятке виднелась трещина.

— Он еще неплохо стреляет, — сказал старик. — Не бойся, я умею им пользоваться.

— Не сомневаюсь, — ответил Борн.

— Они не обменялись больше ни словом, ни жестом, но атмосфера разрядилась. Борн почувствовал, что все снова будет хорошо.

— Берите каурую, — предложил он старику, потом распутал концы веревок, которыми были привязаны лошади, смотал их и сел в седло.

Глава 17

На обратном пути ветер дул им в спину, но холод все равно пробирал до костей. Метель разыгралась вовсю; снег уже покрыл землю толстым, не менее дюйма, слоем. Гривы лошадей превратились в тяжелые снежные кремы, мотавшиеся из стороны в сторону. Под стенами домов намело сугробы. Проезжая мимо “Мареро Хауз”, Борн заметил вышедшую им навстречу Клер, дрожащую от холода, но не стал останавливаться и лишь покачал головой, словно передавая ей изумление внезапно обрушившемуся ненастью. Добравшись до конюшни, они расседлали лошадей, принесли воды, задали им корму и, только убедившись, что с ними все в порядке, плотно закрыли, за собой дверь и двинулись сквозь буран в обратный путь к отелю.

Снег слепил глаза. Борн решил пробежаться, но через несколько шагов обнаружил, что старик отстал. Обернувшись, он увидел, что тот замер посреди улицы с посеревшим лицом.

— Что с вами? — обеспокоился Борн, возвращаясь. Старик не шевелился и едва дышал, словно малейшее движение могло причинить ему боль. Хлопья снега оседали на его лице.

— Не знаю. Наверное, спазм, — выдавил он из себя. — Может, лишняя тяжесть или что-нибудь. Сейчас все пройдет.

Но его явно не отпускало. Под ногами уже намело снежные холмики. Борн, не зная, что предпринять, стоял рядом и просто поддерживал старика.

Вдруг его лицо исказила судорога, глаза закатились, но старик удержался на ногах, а через пару секунд глубоко вздохнул и стал приходить в себя. Он открыл глаза; словно тень сошла у него с лица, и оно начало приобретать нормальный цвет.

— Вот и все. Я же говорил — сейчас все пройдет.

— Хорошо. Пойдемте отсюда. Я вам помогу.

— Я же сказал — со мной все в порядке.

— О`кей.

Борн взглянул ему в глаза. Старик, задев его плечом, тяжелой походкой двинулся в сторону отеля. Борн поглядел ему в спину и побрел следом.

Клер встретила их на пороге.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала она.

— Почему? Что случилось?

— Ты слышишь? Сейчас же, — повторила Клер и пошла в кухню.

— Семейные неприятности? — посочувствовал старик.

— Не знаю, — ответил Борн в замешательстве.

— Ну что ж, это ваши проблемы. Я пока посижу немного с твоей малышкой.