Элрик — Похититель Душ (сборник), стр. 163
Огонь пощадил башню, хотя ее прежние великолепные краски и померкли от пламени, почернели. Здесь он оставил своих друзей и отправился в свою комнату, где как был, в одежде, упал на мягкую мелнибонийскую постель и почти сразу же заснул.
Глава вторая
Элрик спал, и снился Элрику сон, и, хотя он осознавал нереальность своих видений, все его попытки проснуться оказывались совершенно безуспешными. Скоро он оставил их и просто позволил сну развиваться самому по себе и увести его в яркие, красочные края...
Он видел Имррир, каким тот был много веков назад. Имррир, тот самый город, который он знал, прежде чем привести пиратов и уничтожить его. Тот самый, но какой-то другой, гораздо ярче, словно его только что построили. Цвета окружающих зданий были гораздо насыщеннее, со знойного синего неба светило темно-оранжевое солнце. Ион понял, что с тех пор успели выцвести сами краски постаревшей планеты...
По сверкающим улицам двигались люди и звери. Высокие таинственные мелнибонийцы, мужчины и женщины с грацией гордых тигров, рабы с суровыми лицами и с выражением безнадежного терпения в глазах, вымершие теперь длинноногие кони, небольшие мастодонты, тащившие яркие экипажи. Ветерок разносил характерные для города отчетливые запахи, приглушенные звуки самой разной деятельности — именно приглушенные, потому что мелнибонийцы ненавидели шум с такой же непримиримостью, с какой любили гармонию. Тяжелые шелковые знамена развевались на ветру над сверкающими башнями из нефрита, слоновой кости, хрусталя и отполированного красного гранита. Сон Элрика продолжался, вызывая у него ностальгию, желание оказаться среди предков, среди того золотого народа, который покорил старый мир.
Огромные галеры проходили по лабиринту, ведущему во внутреннюю гавань Имррира, привозя в нее лучшие товары со всего мира, налоги, собранные со всех народов, покоренных Сияющей империей. А по лазурному небу пролетали неторопливые драконы, направляясь в пещеры, где размещались тысячи таких же монстров — не в пример нынешним временам, когда их осталось меньше сотни. В самой высокой башне — башне Б’алл’незбетта, башне Королей — его предки изучали древние манускрипты, проводили свои зловещие эксперименты, удовлетворяли свои чувственные аппетиты, но делали это не с болезненной вялостью, свойственной обитателям Молодых королевств, а подчиняясь инстинктам, которые были их плотью и кровью.
Элрик понимал, что смотрит на призрак ныне мертвого города. Ему казалось, что он проник сквозь переливающиеся всеми цветами стены башен и теперь видит своих предков-императоров, которые, обострив мысли снадобьями, углубляются в разговоры, развлекаются с женщинами-демонами, предаются жестоким развлечениям, мучают рабов, исследуют особенности обмена веществ и строения организма порабощенных народов, погружаются в изучение мистических наук, поглощая знания, соприкосновения с которыми не выдерживали умы большинства представителей поздних поколений.
Но он понимал, что это либо сон, либо видение потустороннего мира, в котором обитали мертвецы всех времен, потому что Элрик видел императоров самых разных поколений. Элрик знал их по портретам: Рондар IV Чернобородый, двенадцатый император; проницательный, властный Элрик I, восьмидесятый император; одержимый ужасом Каган VII, триста двадцать девятый император. И еще дюжина, а то и больше самых могучих и мудрых из его четырехсот двадцати семи предков, включая Терхали, Зеленую императрицу, которая правила Сияющей империей с 8406 года от ее основания до 9011-го. Она выделялась среди других своим долгожительством и зеленоватым оттенком кожи и волос. Даже по мелнибонийским меркам она была могущественной колдуньей. А еще, как утверждала легенда, она родилась в результате союза между императором Юнтриком X и демонессой.
Элрик, который наблюдал за всем этим словно бы из темного угла огромного главного зала, увидел, как открылась сверкающая дверь, выточенная из черного кристалла, и вошел кто-то новый. Элрик вздрогнул и снова попытался стряхнуть наваждение, но безуспешно. Вошедший оказался его отцом — Садриком Восемьдесят шестым. В глазах этого высокого человека читалось страдание. Он прошел сквозь толпу собравшихся, словно их здесь и не было, и остановился в двух шагах перед Элриком. Император стоял, глядя на сына пронзительным взором из-под тяжелых век и выступающих надбровных дуг. Этот человек с худощавым лицом разочаровался в своем сыне-альбиносе. Садрик отличался тонким длинным носом, выступающими скулами и некоторой сутулостью, вызванной его необычно большим ростом. Он потрогал красный бархат своего плаща тонкими пальцами в кольцах, а потом заговорил четким разборчивым шепотом — Элрик тут же вспомнил, что этот шепот вошел у Садрика в привычку.
— Сын мой, ты что, тоже умер? Мне казалось, что я попал сюда совсем недавно, миг назад, но вот я вижу тебя, постаревшего, обремененного грузом, который судьба и время возложили на твои плечи. Как ты умер? В бесшабашной схватке от меча какого-нибудь заморского выскочки? Или же в этой самой башне, в своей кровати из слоновой кости? И что теперь с Имрриром? Он процветает, или дела его идут плохо, по-прежнему спит, предаваясь воспоминаниям о своем былом величии? Наш род продолжается, как оно и должно быть, я даже не спрашиваю, выполнил ли ты свой долг по этой части. У тебя наверняка сын, рожденный Симорил, которую ты любил, за что тебя ненавидел твой кузен Йиркун.
— Отец…
Старик поднял почти прозрачную от возраста руку.
— Я хочу тебя спросить о другом. Этот вопрос беспокоит всех, кто проводит свое бессмертие под сенью этого города. Некоторые из нас обращают внимание, что город поблек со временем, его краски выцвели и словно грозят вот-вот исчезнуть. Некоторые из нас отправились за пределы смерти, а может быть (говорю об этом с содроганием), в небытие. Но даже здесь, в безвременной области смерти, происходят необычные перемены, и те из нас, кто отважился задать этот вопрос и даже дать на него ответ, опасаются, что в мире живых произошло какое-то катастрофическое событие. Какое-то событие столь огромной важности, что оно повлияло даже на нас и угрожает покою наших душ. Согласно легенде, мы, призраки, можем обитать под сенью былой славы Грезящего города, пока он существует. Неужели ты принес нам весть о его гибели? Такова твоя новость для нас? Потому что я, приглядевшись, вижу, что твое тело еще живет, а здесь находится твое астральное тело, отпущенное ненадолго в царство мертвых.
— Отец… — начал было Элрик, но видение начало растворяться, а его самого стало затягивать назад, в ревущие коридоры Космоса, через измерения, не известные живым, все дальше и дальше…
— Отец! — позвал он и услышал эхо собственного голоса, но ответить ему было некому. И отчасти он был рад этому, потому что не знал, что сказать несчастному призраку, как сказать ему, что его подозрения оправданны, как признаться в том, что он, Элрик, совершил преступление против города своих предков, против самой крови своих отцов. Все вокруг было туман и стенающая печаль, а эхо его голоса отдавалось в ушах, словно вдруг зажило независимой жизнью и исказило до неузнаваемости произнесенное им слово, образовав новые, странные: О-о-о-т-т-т-е-е-е-ц-ц-ц… О-о-о-о-о-о-о-о-о… О-о-о-о-о-о-о-о… Р-о-о-а-а-а-а… Д-а-ра-ва-ар-а-а!..
Как он ни старался, но по-прежнему не мог выйти из сна; он чувствовал, как его дух увлекает в какие-то иные области туманной неопределенности, в какие-то цветовые рисунки неземного спектра, в области, которые не поддаются его пониманию.
В тумане начало вырисовываться чье-то огромное лицо.
— Сепирис! — Элрик узнал лицо своего наставника. Однако чернокожий нихрейнец в таком бесплотном виде словно бы и не слышал его.
— Сепирис, ты что — тоже мертв?
Лицо растворилось, потом появилось снова, на этот раз почти одновременно с телом.
— Элрик, наконец-то я тебя нашел. Вижу, ты пребываешь в астральной оболочке. Слава судьбе, а то я уже начал думать, что мне не удалось тебя вызвать. Нам нужно спешить. В обороне Хаоса пробита брешь, и мы должны связаться с Владыками Закона.