Элрик — Похититель Душ (сборник), стр. 157

Что такое мысль? — спрашивал он себя. Что такое чувства? Что такое умение властвовать и стоит ли за это бороться? Может быть, лучше жить, руководствуясь инстинктами, чем думать и ошибаться. Может, лучше оставаться марионеткой богов, подчиняться их прихотям, чем пытаться стать хозяином собственной судьбы, чем противостоять воле Владык Высших Миров и в конечном счете пострадать за свою строптивость?

Так он думал, бичуемый обжигающим ветром, борясь с опасностями природы. А в чем разница между опасностями природными и опасностями неконтролируемых мыслей и чувств? Тем и другим свойственны одинаковые качества…

Но вот его народ, властвовавший над миром в течение десяти тысяч лет, жил совсем под другой звездой. Они не были ни настоящими людьми, ни истинными представителями древних, живших еще до человека. Они были промежуточной ступенью, и Элрик инстинктивно чувствовал это. Он чувствовал, что он — последний в кровосмесительном роду, который, ни минуты не сомневаясь, использовал дарованное ему Хаосом колдовство — как другие используют благоприобретенные навыки — в собственных корыстных целях. Его народ был порожден Хаосом, и ему не требовались никакие самоограничения, никакое умение владеть собой, свойственные новым народам, которые появились с приходом эпохи Молодых королевств. Но даже и эти народы, если верить Сепирису, не были настоящими людьми — те должны были появиться на лике Земли, когда порядок и прогресс станут делом обыденным, а влияние Хаоса будет сведено к минимуму… при условии, что дело Элрика восторжествует и он уничтожит мир, в котором живет.

Эта мысль еще больше усугубляла его мрачное настроение, потому что у него не было другой судьбы, кроме смерти, никакой цели в жизни, кроме той, что определила для него судьба. Зачем противиться неизбежному, для чего затачивать свой ум или приводить в порядок мысли, когда он — всего лишь жертва, которая должна быть принесена на алтарь судьбы?

Он глубоко вдохнул горячий сухой воздух, а потом вытолкнул его из легких, выплюнул песок, который все время забивался ему в рот и ноздри.

Дивим Слорм пребывал в настроении, сходном с настроением Элрика, хотя и не испытывал таких сильных чувств. Он вел более упорядоченную жизнь, чем Элрик, хотя в их жилах текла родственная кровь. Если Элрик подвергал сомнениям обычаи своего народа, даже отказался от трона, чтобы узнать, как живут Молодые королевства, и сравнить их жизнь с жизнью Мелнибонэ, то Дивим Слорм был далек от проблем такого рода. Он горько переживал, когда из-за предательства Элрика был уничтожен Грезящий город Имррир, последний оплот древнего народа Мелнибонэ. Для него было потрясением, когда он и оставшиеся в живых имррирцы были вынуждены отправиться в скитания по миру, чтобы зарабатывать себе на жизнь наемничеством, предлагая свои услуги королям-выскочкам, владычествовавшим над низкими и презираемыми ими народами. Дивим Слорм, который никогда ничего не подвергал сомнению, не очень сомневался и теперь, хотя его душа и была неспокойна.

Мунглам был не столь погружен в себя. Он испытывал особую симпатию, даже особое уважение к Элрику с тех давних времен, когда познакомился с ним и они вместе сражались против Дхарзи. Когда Элрик погружался в настроение, подобное тому, в каком пребывал сегодня, Мунглам испытывал душевные муки от неспособности помочь другу. Много раз пытался он найти способ вывести Элрика из меланхолии, но теперь уже знал, что это невозможно. По природе человек веселый и оптимистичный, даже он сегодня чувствовал довлеющий над ними рок.

Ракхир, по натуре человек более спокойный, более склонный к философствованию, чем его товарищи, тоже чувствовал, что не может в полной мере оценить последствия их миссии. Он до этих событий намеревался провести свои дни в созерцании и медитации в мирном городе Танелорне, который оказывал странное успокаивающее воздействие на своих жителей. Но он не смог проигнорировать призыв о помощи в борьбе против Хаоса, а потому, хоть и без желания, взял колчан со стрелами Закона, лук — и отбыл из Танелорна вместе с небольшим отрядом людей, пожелавших сопровождать его и предложить свои услуги Элрику.

Напрягая глаза, он разглядел впереди какие-то неясные очертания за песчаными вихрями — гору, поднимающуюся над песками пустыни, словно кто-то искусственным образом поместил ее туда.

Указывая вперед, он крикнул:

— Элрик! Смотри! Наверно, это замок Мордаги.

Элрик приподнялся в стременах и проследил за направлением руки Ракхира.

— Да, — выдохнул он. — Мы добрались. Давайте остановимся и передохнем, восстановим силы перед последним броском.

Они остановили коней и спешились, дали расслабиться своим затекшим конечностям, размяли ноги, чтобы восстановить кровообращение. Потом они разбили шатер, чтобы спокойно поесть, не отплевываясь от песка. Все четверо ощущали взаимное дружеское расположение, подогреваемое знанием того, что, добравшись до этой горы, они, возможно, расстанутся с жизнью и больше не увидят друг друга.

 Глава шестая

Гору опоясывали ступени. Высоко наверху путники видели каменное сооружение, а там, где ступени закруглялись и впервые исчезали из виду,— бузину. Она была похожа на обычное дерево, но для них являлась символом: в этом дереве они увидели своего первого противника. Как дерево будет бороться с ними?

Элрик поставил ногу на первую ступень — высокую, рассчитанную на ногу великана.

Он начал подниматься, остальные — следом. Добравшись до десятой ступени, он обнажил Буревестник и почувствовал, как тот задрожал, наполняя его энергией. Подниматься сразу же стало легче.

Приблизившись к бузине, он услышал шуршание листьев, увидел, как волнуются ветви. Да, дерево определенно было наделено разумом.

Он был всего в нескольких шагах от дерева, когда услышал крик Дивима Слорма:

— О боги! Листья! Посмотри на листья!

Зеленые листья, прожилки которых словно пульсировали на солнце, стали отделяться от веток, а отделившись, поплыли в направлении четверки. Один из них упал на руку Элрику. Альбинос попытался сбросить лист, но тот словно прилип. Новые листья стали падать на другие части его тела. Они летели теперь зеленой волной, и он ощутил какое-то пощипывание в руке. С проклятием он оторвал лист от кожи и, к своему ужасу, увидел, что кожа в этом месте сочится кровью. Он почувствовал приступ тошноты, отрывая листья с лица, отмахиваясь рунным мечом от новых, летящих на него. Те, которые соприкасались с мечом, сразу же засыхали, но их место быстро занимали другие.

Он инстинктивно чувствовал, что они выпивают из его жил не только кровь, но и жизненную силу. Он уже начал слабеть.

Он услышал сзади испуганные крики своих товарищей, которые чувствовали то же самое.

Эти листья кем-то направлялись, и он знал, кто это делал — само дерево. Он преодолел оставшиеся ступеньки, отмахиваясь от листьев, которые налетали на него, как саранча. С мрачной решимостью принялся он рубить ствол, и дерево издало сердитый стон, а его ветви потянулись к нему. Он рубанул по ним мечом, а потом вонзил его в ствол дерева. Комья земли полетели вверх — это корни устремились наружу. Дерево издало крик и всем стволом потянулось к нему, словно, умирая, хотело забрать с собой и его. Он потянул на себя Буревестник, который жадно присосался к полуразумному дереву, выпивая из него жизненные соки. Извлечь Буревестник из ствола Элрику не удалось, и он отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от дерева, которое рухнуло на ступени. Одна ветка хлестнула его по лицу, ободрав кожу до крови. Он застонал, чувствуя, как жизненные силы покидают его.

Подойдя на нетвердых ногах к упавшему дереву, он увидел, что дерево омертвело, а оставшиеся на нем листья завяли.

— Быстрее, — сказал он, обращаясь к подбежавшим к нему трем друзьям. — Переверните это дерево — под ним мой меч, а без него мне конец.

Онилегко перевернули оказавшееся почти невесомым дерево, и Элрик смог взяться за эфес Буревестника, который все еще оставался в стволе. Прикоснувшись к Буревестнику, Элрик чуть ли не вскрикнул, ощущая приток необыкновенной силы. Энергия наполнила его, пульсировала в нем, он чувствовал себя равным богам.