Давно пропавший, стр. 40

Теперь, вспоминая все это, я всем сердцем желал вернуть те мгновения и сказать своим друзьям, что они сами – паршивцы и что Пити остается со мной.

Я вспоминал и плакал.

В отличие от бейсбольной площадки, наш старый дом здорово изменился. Да и вся улица тоже. Кругом были высажены молодые деревья и кусты, установлены новые заборы.

Но меня поразили не эти перемены. В годы моей юности здесь стояли одноэтажные дома, где жили простые работяги с местной фабрики, на которой отец служил мастером. А теперь каждый дом имел либо надстроенный второй этаж, либо веранду, занимающую большую часть внутреннего дворика. Те же изменения случились и с домом, в котором я некогда жил. Передняя веранда застеклена, что добавило обитателям дома полезного пространства. Одноместный гараж переделали в ангар на два автомобиля.

Припарковавшись напротив дома, я смотрел на лучи заходящего солнца, отраженные окнами, и размышлял, не ошибся ли адресом – настолько все изменилось. Вроде и улица та же, и номер дома совпадает...

Однако ощущение, что я нахожусь возле родного гнезда, никак не возникало. В своих воспоминаниях я видел другой дом, более скромный, из которого однажды вечером мы с отцом выбежали, залезли в машину и понеслись к огням бейсбольной площадки, надеясь разыскать Пити...

Из соседнего дома вышел какой-то человек и, нахмурившись, уставился на меня, словно спрашивая: "И на что, интересно, ты тут глазеешь, приятель?"

Я завел двигатель, заметил, что на полудюжине домов висят таблички "Продается", и подумал, что в мое время местные жители были настолько зависимы от мебельной фабрики, что никто и не думал уезжать.

У мистера Фарадея были тонкие губы и впалые щеки.

– Жена сказала, будто у вас брат умер или что-то в этом роде?

– Да.

– И поэтому вам требуется зубоврачебная карта? Чтобы идентифицировать его?

– Он пропал много лет назад. Похоже, мы его нашли.

– Нашли тело?

– Да.

– Что ж, если бы случай не был столь серьезен, я не стал бы терять время, – сказал Фарадей и жестом пригласил меня войти.

Когда он открыл дверь, ведущую из прихожей на кухню, я услышал звук работающего телевизора из гостиной. В комнатах было опрятно, все лежало на своих местах, подлокотники кресел прикрывали пластиковые чехлы, в кухне на крюках висели кастрюли, над ними в ряд по размеру размещались сковородки.

Из двери, ведущей в подвал, несло холодом. Фарадей включил свет и жестом пригласил следовать за ним. Деревянные ступени поскрипывали под нашими ногами.

Никогда я не видел столь аккуратного подвала. Он оказался заполнен рядами каких-то ящиков, но ни пыли, ни грязи не было и в помине.

В противоположных углах негромко гудели два вентилятора, обеспечивавшие помещение чистым сухим воздухом.

– Все борюсь здесь с сыростью, – сообщил Фарадей.

Он провел меня по проходу между ящиками, свернул налево и подошел к стеллажу, на котором стояли коробки из-под обуви.

– Моя помощь вам потребуется? – спросил я.

– Нет. Не хочу наводить беспорядка.

Он снял крышку с одной из коробок; в ней оказалась пачка документов.

– Жена досадует, что я храню все старые документы, но кто знает, когда что понадобится? – сказал Фарадей. – Вот тут квитанции на налоговые выплаты. Там – оплаченные счета. А это документы из кабинета моего отца. Во всяком случае, те, которые мне удалось найти.

Он выудил из коробки несколько папок.

– Как, говорите, звали вашего брата?

– Питер Дэннинг.

– Дэннинг. Посмотрим... Дэннинг. Дэннинг... Энн. Брэд. Николас. Ага, вот.

С довольным видом Фарадей протянул мне одну из папок.

Я взял ее, стараясь унять дрожь в руках.

– А как насчет остальных? Они вам не нужны? Кто такие эти Энн и Николас?

– Мои родители, – с трудом выговорил я. – Да, если вы не против, я их возьму...

– Моя жена здорово удивится, когда узнает, что макулатуры у нас стало меньше.

Когда я вернулся к машине, уже стемнело.

Пришлось включить свет в салоне, чтобы просмотреть папку Пити. Трясущимися пальцами я извлек рентгеновский снимок. Да уж, никогда не держал в руках ничего более ценного.

Еще в Денвере я побывал у дантиста, лечившего зуб человеку, который выдавал себя за моего брата, и сделал копию снимка на случай, если в ФБР потеряют предоставленный им дубликат. Я догадывался, что копия может пригодиться мне в расследовании. Теперь нужно только добраться до какого-нибудь мотеля...

Я погнал машину в сторону окраины и припарковался у первого же мотеля, в котором оказались свободные места. Сняв номер, бросился в свою комнату, прихватив из багажа только кейс. В номере быстро открыл его и достал рентгеновский снимок, сделанный в Денвере.

Разница между зубами ребенка и взрослого человека весьма значительна. Конечно, когда Пити похитили, у него появились еще не все коренные зубы. Но некоторые все же были, как сказал мне мой зубной врач. Посмотрите на корни, говорил он. Обратите внимание, сколько корней у каждого зуба – три или четыре. Четыре встречается реже. Не растут ли они в необычном направлении?

Со снимком зубов взрослого в левой руке и детским – в правой я подошел к торшеру, стоявшему возле кровати. Однако абажур оказался слишком плотным, и лампочка светила довольно тускло. Я уже собрался снять абажур, но тут подумал о ванной комнате: в мотелях они обычно освещаются достаточно хорошо.

В ванной над раковиной висело большое зеркало. Щелкнув включателем, я даже заморгал от неожиданно яркого света. Подняв снимки вверх, я быстро переводил взгляд с одного на другой, пытаясь заметить сходства и различия.

Детские зубы выглядели трогательно крошечными. Я представил себе, насколько беспомощным чувствовал себя перепуганный Пити, схваченный похитителями. Так, зубы взрослого. Кому же они принадлежат?..

И тут у меня по коже побежали мурашки. Неужели... Нет, надо проверить еще раз.

Однако ошибиться было невозможно. Снимки стали последним кусочком головоломки: картина полностью прояснилась.

Я опустил руки.

Боже, помоги Кейт и Джейсону.

Боже, помоги всем нам.

Когда я открыл дверь в церковь, раздался мощный звук органа. Исполняли торжественный, незнакомый мне гимн. Я вошел в церковь, свернул направо и стал подниматься по лестнице на хоры. Заскрипели ступени.

Только что миновал полдень. Я побывал уже в одиннадцати протестантских церквях. Оставалось еще шесть, и я начинал терять надежду.

На хорах царил полумрак, но орган был ярко освещен. Священник закончил гимн и в наступившей тишине обернулся на звук моих шагов.

Я подошел ближе и протянул фотографию.

– Извините за беспокойство, преподобный. Ваш секретарь сказал, что вы скоро освободитесь. Я ищу этого человека. Он вам не знаком?

Озадаченный священник взял снимок, надел очки и стал внимательно изучать фотографию.

Через несколько секунд он кивнул:

– Вы знаете... пожалуй, знаком.

Я постарался не выдать волнения, но сердце застучало так громко, что мне подумалось – священник услышит его удары.

– Да, выражение глаз то же самое.

Преподобный поднес снимок поближе к лампе над клавиатурой органа.

– Правда, у того человека была борода...

Тут священник внимательно посмотрел на мое заросшее щетиной лицо.

Борода? Я был прав. Он отрастил бороду, чтобы скрыть шрам.

– Попробуйте закрыть ладонью нижнюю часть его лица.

Я старался говорить спокойно, хотя горло перехватило от волнения.

Преподобный сделал так, как я просил.

– Да, я знаю этого человека, – сказал он и посмотрел на меня с некоторым подозрением. – А почему вы его разыскиваете?

– Он мой брат. Меня зовут Брэд Дэннинг.

Я пожал священнику руку, стараясь, чтобы он не заметил, что моя ладонь дрожит.