Давно пропавший, стр. 10

– Джейсон! Пити!

Я выскочил из осинника на берег озера и в тускнеющих лучах солнца стал всматриваться в очертания противоположного берега.

Когда я понял, что машины на месте нет, сердце у меня упало.

Нет, все легко объясняется. Просто Пити и Джейсон поехали за помощью. Они скоро вернутся. Мне просто надо забраться в палатку и согреться.

Палатка тоже исчезла.

– Нет!..

Вены у меня на шее готовы были лопнуть, но я кричал не переставая:

– Не-е-ет!..

16

Отрицание – удивительное чувство. Пока я спускался, во мне проснулись подозрения, но я сумел подавить их, потому что был слишком занят тем, чтобы выжить. И теперь я продолжал твердить себе, что ошибаюсь. В конце концов, еще шесть часов назад мысль, что брат столкнет меня с утеса, показалась бы невероятной, особенно если забыть о грузе вины, который я нес все эти годы.

Бог мой, что Пити сделал с Джейсоном?..

Дрожа так сильно, что клацали зубы, я яростно сорвал с себя мокрую рубашку, достал из рюкзака толстую куртку и быстро надел на голое тело. Куртка отсырела, но в ней оказалось куда теплее.

И все-таки этого было недостаточно. Необходимо разжечь костер, высушить джинсы, носки и обувь.

Открыв карман рюкзака и убедившись, что металлический контейнер со спичками действительно водонепроницаемый, как и уверял служащий в магазине туристического снаряжения, я направился в осинник за дровами.

Ветер пронизывал насквозь. Я обхватил себя руками, стараясь сохранить тепло, но задрожал еще сильнее. Не совсем понимая, что следует делать, я стал сооружать костер по типу того кострища, что видел на другом берегу озера: в центре кольца из булыжников положил ветки и сухие листья, на них – несколько сухих палок. Чиркнул спичкой, но рука дрожала так сильно, что огонь погас, едва я поднес его к листьям. Повторил попытку, отчаянно стараясь унять дрожь, и на этот раз пламя тронуло листья, поднялся дымок.

Через минуту костер затрещал.

Страшно хотелось пить, но когда я протянул руку к висевшей на ремне фляжке, то обнаружил, что ее нет. Черт, я и не заметил, как ее потерял... Язык во рту пересох до такой степени, что прилипал к небу. Мелькнула соблазнительная мысль пойти к ручью и напиться прямо оттуда, но я понятия не имел, какие бактерии могут оказаться в этой воде. Нельзя подвергать себя риску заболеть. Рвота и диарея обезвоживают организм очень быстро.

Тем временем солнце садилось. Мне следовало собрать как можно больше дров. Смеркалось, а я упорно работал, таская к костру сухостой.

Вскоре все кругом объяла темнота.

Но ночь была не чернее моих мыслей. Джейсон. Не навредит ли ему Пити? Господи, прошу, защити моего сына. Прошу Тебя...

Я твердил эти слова как заклинание, пока ночной холод подбирался все ближе к костру. Я разрывался между необходимостью поддерживать огонь и страхом, что дров не хватит до утра. Взял мокрую рубашку и держал у огня, часто поворачивая, так как опасался спалить ее. Хотя местами она и превратилась в лохмотья, но все ж таки какая-никакая дополнительная защита от холода... Потом быстро снял ветровку, подставив тело холоду, надел рубашку и поспешно накинул куртку. Достал из рюкзака дождевик и тоже натянул на себя, накинув капюшон на голову – так теплее.

Тем временем руки совершенно одеревенели от холода. Потирая ладони над огнем, я ругал себя за то, что не хватило ума взять перчатки.

Черт, да если бы у меня хватало ума, я никогда не пригласил бы Пити к себе в дом!.. Но сколько я ни размышлял о тревожных сигналах, которые должен был заметить в предыдущие дни, ничего не смог припомнить.

– Вот ублюдок! – яростно выкрикнул я.

И тут же пожалел, что произнес эти слова. Обругал себя за то, что оскорбил память родителей. Любое оскорбление, которое приходило на ум, каким-то образом касалось их, но ведь они-то ни в чем не виноваты.

Виноват только я.

Прогноз погоды обещал не выше сорока градусов по Фаренгейту [1]. Если я засну, а костер погаснет, промерзну так, что не проснусь. Я думал о теплых спальных мешках, находившихся в машине. Представлял, как забираюсь в один из них, застегиваю замок и...

Неожиданно проснувшись, я обнаружил, что лежу на холодной траве возле потухшего костра, от которого остались едва тлеющие угли. Испугавшись, я схватил здоровой рукой пучок сухих веток, бросил на покрытые пеплом угли и поворошил их. Ветки тут же ярко вспыхнули. Я начал осторожно подкладывать сучья побольше, стараясь справиться со страхом смерти от переохлаждения. Потом всухомятку пожевал орехов и изюма. Помолился, чтобы мысли о Джейсоне прояснили мой разум. Следил за огнем и размышлял о Пити.

И больше не заснул.

17

Поначалу ощущение было мимолетным, словно относилось к области воображаемого. Мне почудилось, что моего лица в темноте коснулось невидимое холодное перышко. Потом послышалось слабое шипение на горячих камнях вокруг костра. Сразу вспомнилось, как шипит на плите сбежавший кофе. Неожиданно подул холодный, порывистый ветер.

Я потряс головой и огляделся, всматриваясь в серые рассветные сумерки. Первым моим побуждением было навалить побольше дров на костер, но снег на камнях шипел все громче, а солнце поднялось достаточно высоко, чтобы появилась возможность разглядеть белую пелену на окружавшей меня траве. В небе висели низкие тяжелые тучи. Сколько бы дров я ни бросал в костер, огонь ослабевал, а вместо него вверх поднимался густой дым.

Я запаниковал и схватился за рюкзак. Когда мы съезжали с шоссе, Пити говорил Джейсону, что в начале июня в горах вполне может пойти снег. По телевидению метеорологи иногда предупреждали, что на больших высотах погода портится совершенно внезапно. Но этот снегопад не прогнозировали, и я рассчитывал, что с машиной и палаткой бояться нечего, а теперь ругал себя за то, что хорошенько не продумал все неожиданности, которые могут возникнуть в походе.

От хайвея мы добирались приблизительно полчаса. Посматривая на сгущающиеся тучи, я пытался прикинуть, сколько миль мне придется идти пешком. Горная дорога была просто ужасной: мы ехали по пересеченной местности со скоростью не больше двадцати миль в час. Значит, до магистрали примерно десять миль. Но с разбитыми коленями мне потребуется часов пять-шесть, чтобы их преодолеть. И это в одежде, совсем не предназначенной для подобных погодных условий.

А снег шел все гуще. Ветер усиливался, и я начал понимать, что могу просто не найти дорогу к шоссе, потому что сквозь белесую пелену уже нельзя было разглядеть озеро. Буду бродить кругами, пока не упаду... Конечно, если бы я умел пользоваться купленным компасом, то появились бы дополнительные шансы. Если бы... Такими мыслями горю не поможешь. Поможет страх за Джейсона.

И ненависть к Пити.

Вспомнив о Джейсоне, я неожиданно представил себе последний разговор с ним.

Скальная площадка.

"Где та пещера, про которую ты рассказывал?" – спросил он.

Пещера.

Если сумею найти ее до того, как метель усилится...

Собрав все силы, я бросился в осинник. Меня сразу обступили сумерки, видимость резко ухудшилась, но я упорно пробирался вправо, к ручью, чтобы иметь четкий ориентир.

Я шагал между деревьев по краю бурного потока, а вокруг меня на землю и воду падал густой снег. Белые хлопья становились все крупнее. Мои теннисные туфли полностью утопали в снежном покрове.

Теннисные туфли... Купил компас, которым не умею пользоваться, но не захотел приобрести крепкие походные ботинки, как советовал продавец. "Они мне не потребуются, – ответил я ему. – Мы не собираемся совершать дальние переходы".

Тем временем ноги начали отмерзать. Хромая, я поднимался по склону, ожидая, что вот-вот поскользнусь на каком-нибудь камне и покачусь назад. Насколько точно я помню, где находится пещера? Где-то на другой стороне ручья, но вдруг она представляет собой всего лишь углубление в скале, которое показалось тринадцатилетнему мальчишке огромной пещерой?..