Человек без лица, стр. 6

— И тем не менее ей удалось скрыться, — прошипел старик, и ноздри его раздулись от злого сарказма. Его белые волосы контрастировали с землистым оттенком кожи, который, в свою очередь, становился еще заметнее на фоне серого халата, левый рукав которого был закатан, чтобы можно было подвести к руке трубку от аппарата для внутривенного вливания.

— Ты. Это ты во всем виноват. — Он ткнул в сторону собеседника костлявым указательным пальцем правой руки. — Все зависит от нее. Как, черт возьми, это случилось?

Хорошо одетый молодой человек удрученно развел руками.

— Я не знаю. Мои люди тоже не знают. Это произошло прошлой ночью. Между двумя часами ночи, когда горничная видела ее в последний раз, и двенадцатью часами дня, когда горничная решила посмотреть, что она делает, эта дама успела выбраться из квартиры и из здания. Неизвестно, как ей это удалось. Узнав о случившемся, я решил, что лучше доложу вам лично, а не по телефону. Прилетел первым же рейсом, на который смог попасть. — Он повел рукой в сторону расположенных по правому борту иллюминаторов каюты; за ними были видны многочисленные яхты, которые заполняли окаймленную ожерельем отелей и подсвеченную лучами заходящего солнца гавань острова Сент-Томас.

Старик прищурился.

— Готовность признать вину — это достойно уважения. У нее есть доступ к банковскому счету?

— Нет. Поскольку ей предоставлялось все, что она хотела, то необходимости тратить деньги у нее не было. Поэтому она не подозревала, что суммы заработной платы, фигурирующие в банковских ведомостях, которые ей показывали, поступали на особый счет, откуда она могла снять деньги лишь при наличии еще одной подписи — моей. Подступиться к деньгам она не может.

— А драгоценности?

— Она забрала их все. Одно бриллиантовое колье стоит четыреста тысяч долларов. Теоретически. Но камни, разумеется, не настоящие. И все-таки во всем Нью-Йорке лишь считанным заведениям под силу купить такую вещь, не будь она копией. А поскольку ей неизвестно, что это копия, то она будет вынуждена обратиться к ним. Мои люди наблюдают за этими заведениями.

Старик нахмурился.

— Если допустить, что ей удастся достать денег — а я полагаю, что удастся, судя по тому, как ловко она ускользнула от твоих людей, — куда она может пойти? Что может предпринять?

— Она будет дурой, если вернется к прежнему образу жизни. Ей придется исходить из того, что мы будем следить за ее родственниками, друзьями и прежними деловыми партнерами, что будем прослушивать их телефоны и так далее. Если она умна, а это можно считать доказанным, то должна будет затаиться. Меньше всего ей нужны неприятности от нас.

— От нас?

— От вас.

Старик сделал жест морщинистой рукой, во взгляде его было жесткое неодобрение и одновременно блеск превосходства.

— Опять человеческая натура. Ты так и не выучил урока. Если причиной бегства было одиночество, то как раз затаиваться она и не будет. Ей будет нужен партнер. Она захочет чувствовать себя в безопасности и получать удовлетворение от жизни, создаваемой ею самой, а не навязываемой со стороны. Она не променяет одну клетку на другую.

— Тогда что же она?..

Старик размышлял, не отводя глаз от своей внутривенной трубки.

— Она обратится за помощью.

— К кому?

— Есть только две причины, по которым один человек будет помогать другому, — сказал старик. — Деньги и любовь. Мы не можем знать заранее, кто придет ей на помощь. Но я очень сомневаюсь, чтобы она доверилась человеку, которого не знает и который был бы готов служить ей исключительно ради денег. Полагаю, что человек, оказавшийся в ее ситуации, скорее предпочтет положиться на любовь или, по меньшей мере, на дружбу. Кто из ее окружения способен помочь ей?

— Как я сказал вам, ее родственники, друзья и прежние контакты находятся под наблюдением.

— Нет, не то. Надо копать глубже. Она не сбежала бы, если бы у нее не было плана. Где-то есть некто искушенный в таких делах, к кому она может обратиться за помощью, точно зная, что ей не откажут. Кто-то вне нашего поля зрения. Кто-то, кому она доверяет.

— Я приступаю к делу немедленно.

— Ты разочаровал меня, — вздохнул старик. — Твой успех в Чикаго и Гватемале был таким впечатляющим, что я собирался наградить тебя. Боюсь, что теперь с этим придется подождать.

На столике рядом с креслом старика раздался зуммер интеркома. Он нажал кнопку.

— Я же просил не беспокоить меня.

— Шейх Хазим… В ответ на ваш звонок, профессор, — сказал женский голос.

— Соедините.

Старик положил руку на телефонную трубку рядом с интеркомом. Но прежде чем снять ее, он сказал посетителю суровым, жестким голосом:

— Больше не разочаровывай меня. — Он отрегулировал струю красной жидкости, поступавшей из внутривенной капельницы ему в руку (это была кровь, обработанная гормонами, взятыми от неродившихся ягнят). — Найди эту суку прежде, чем она все погубит. Если Дельгадо узнает, что она разгуливает на свободе, если он узнает, что она вышла из-под контроля, он начнет охоту на нее, а может быть, и на нас.

— Я смогу справиться с Дельгадо.

— В этом я не сомневаюсь. Но без Дельгадо дело не выгорит. Я не получу доступа к развалинам. А это очень испортило бы мне настроение. Ты ведь не хочешь попасться мне под руку, когда я в дурном настроении?

— Нет, сэр.

— Убирайся вон.

Глава 2

Канкун, Мексика

Все отели здесь были построены в стиле храмов майя и представляли собой ряд уступчатых пирамид, протянувшийся вдоль шоссе с четырьмя полосами движения, которое рассекало надвое песчаную косу, бывшую необитаемой еще каких-нибудь двадцать пять лет назад. Бьюкенен не смотрел ни на них, ни на вымощенный красным кирпичом тротуар, по которому он усилием воли заставлял себя идти с видимым спокойствием, коего совсем не ощущал. С приближением ночи, по мере того как сумерки сгущались, его внимание привлекали только туристы, если они оказывались слишком близко впереди или позади него, устрашающий рев и ослепительный свет фар автомобилей, проносившихся справа, и зловещие тени пальм, окружавших отели слева от него.

Что-то тут было не так. Все инстинкты, вся интуиция предупреждали его об этом. Желудок судорожно сжался. Он попытался внушить себе, что это не более чем обычный страх актера перед выходом на сцену. Но в жизни ему довелось выполнить столько опасных заданий, что он на собственном горьком опыте научился доверять тем сигналам тревоги, которые посылал ему его организм, когда что-то было не совсем так, как должно быть.

В чем же дело сейчас? Бьюкенен напряженно думал. Подготовка была исчерпывающей. Приманка для объекта — лучше не бывает. Откуда же, ради всего святого, эта нервозность?

Перегорел он, что ли? Чересчур много заданий? Слишком много прожито чужих жизней? Слишком много каскадерских трюков на краю пропасти?

Нет, мысленно решил Бьюкенен. Я знаю, что делаю. Прошло уже восемь лет, и если я до сих пор жив, то, должно быть, умею отличить разыгравшиеся нервы от…

Расслабься. У тебя все схвачено. Дай себе перевести дух. Здесь жарко. Здесь большая влажность. Все на тебя давит. Ты же проделывал это прежде сотни раз. Твой план вполне надежен. И хватит, наконец, перебирать всякие «а если…» Обуздай сомнения и делай свое дело.

Все верно, думал Бьюкенен. Но убедить себя не мог. Сохраняя все ту же обманчиво беззаботную походку вопреки стеснению в груди, он переместился левее, подальше от таящего угрозу уличного движения. Мимо не менее пугающих теней, которые чудились ему в гуще пышных, осыпанных яркими цветами кустарников, окаймляющих подъездную аллею, он, осторожно ступая, направился по ней к сверкающему огнями зданию отеля «Клуб интернасьональ», построенному в стиле храма древних майя.

Встреча была назначена на девять тридцать, но Бьюкенен намеренно пришел на десять минут раньше, чтобы понаблюдать за местом встречи и удостовериться, что там все по-прежнему и ничто не внушает опасений. Три последних вечера подряд он приходил сюда точно в этот час и каждый раз убеждался, что место выбрано отличное.