Братство Розы, стр. 41

Служитель объяснил им распорядок дня. — Подъем в шесть часов, завтрак в семь, занятия в школе с восьми до двенадцати, обед до двенадцати тридцати, отдых до часа, занятия в школе до пяти, игры до шести, затем ужин и подготовка домашнего задания и наконец в восемь отбой. Если почувствуете недомогание, если у вас что-то будет чесаться или щипать, если из десен вдруг пойдет кровь, ну и так далее, немедленно сообщите мне. Завтра я научу вас раз и навсегда правильно заправлять постели. Первые несколько недель будете спать на клеенке — на всякий случай.

Служитель вывел их из дортуаров в общий зал, где они присоединились к сотням других мальчиков разных возрастов, которые тоже были одеты во все серое и коротко острижены. Они только что пришли с занятий, но, несмотря на то, что их было так много, в зале царила странная тишина.

Мальчики молча подходили с подносами к прилавкам и, получив ужин, так же молча удалялись.

У Криса встал в горле ком, когда он увидел первый ужин, который ему предстояло съесть. Один из ребят сказал, что это тунец с запеканкой из риса и овощей. Другой буркнул, что не любит брюссельскую капусту. Крис никогда ни о чем подобном не слышал. Он знал одно: эта зеленая масса покрыта липким белым веществом, а все вместе пахнет слюнями. Он сидел со своей группой за покрытым пластиком столом, уставившись взглядом в солонку, как вдруг почувствовал, что на него опустилась чья-то тень.

— Или все будут есть, или все будут наказаны, — пророкотал низкий голос. Крису пришлось задуматься над тем, что сказал этот человек, и постепенно до него дошел смысл его слов.

Крис заметил, что остальные ребята смотрят на него — ведь если он не будет есть, их тоже накажут. Крис боролся с собой, пытаясь подавить комок в горле. Он медленно взял вилку, не отрываясь, глядя на белое кремообразное вещество. Он старался не дышать, когда жевал и глотал его, и это, кажется, помогло.

Мальчикам сказали, что после ужина их ждет развлечение. Кино. Крису не только никогда не доводилось ездить на машине, он также не видел ни одного фильма. Его глаза горели от восторга, когда он смотрел фильм в толпе других мальчиков. На экране точно по мановению волшебной палочки сменялись черно-белые картинки. Крис смотрел с открытым ртом на актера, которого звали Джон Уэйн. Остальные мальчики, казалось, знали, кто он такой, и хлопали в ладоши от восторга — фильм был про войну и назывался “Сражающаяся морская когорта”. Грудь Криса вздымалась. Еще бы: там все время стреляли и что-то взрывали. Он не проронил ни звука. Другие ребята кричали и топали ногами в знак одобрения. Крису все это очень нравилось.

Ночью, лежа на низкой койке в темноте дортуара, он гадал, где же его мама. И пытался понять, что он здесь делает. Он вспомнил, как Лепаж сказал, что его отец погиб, выполняя свой долг. Он услышал, как мальчик напротив стал всхлипывать, и чего-то испугался. Из его глаз вот-вот готовы были брызнуть горькие слезы, но тут кто-то из старших ребят рявкнул:

— Хватит реветь! Я спать хочу.

Крис испуганно затих. Когда он понял, что старший парень обращался к новенькому мальчишке напротив его, Криса, кровати, он проглотил слезы, крепко зажмурил глаза и твердо решил не привлекать к себе внимания и стать одним из тех, кто никогда не плачет. Вот только ему очень хотелось заставить Лепажа объяснить, что такое проститутка. Крис всем сердцем хотел чтобы его мама вернулась из Атлантик-Сити и забрала его домой. Горе парализовало его волю. Во сне он видел, как Элиот протягивал ему шоколадку “Бэби Рут”.

— Я болею за команду “Филис”, — сообщил Крису парнишка справа.

Крис ползал на коленях со своей группой в дальнем конце классной комнаты, где обучался первый класс. Они складывали головоломки — в основном это были карты Соединенных Штатов с нарисованными на них яблоками, шахтами и нефтяными скважинами, а иногда карты стран, о которых Крис прежде не слышал: например, Китай, Корея, Россия. Головоломки были ярко раскрашены, и Крис быстро научился их складывать. Он никогда раньше не учился в школе и, несмотря на жалобы, которые он слышал от старших ребят, школа ему нравилась. По крайней мере, пока. Он был уверен, что мама вернется и заберет его.

Парнишка, который сказал, что болеет за команду “Филис”, выглядел еще более худым, чем Крис, его лицо было так обтянуто кожей, что глаза казались навыкате. Когда мальчишка улыбнулся, ожидая поддержки товарищей, Крис заметил, что у него не хватает нескольких зубов. Но парнишку никто не поддержал, и улыбка быстро угасла, сменившись выражением покорности.

Заговорил другой мальчик, тот, что был слева от Криса. Ему было столько же лет, сколько и всем остальным ребятам в группе, но он был гораздо крупнее — не просто выше, а плотнее других. У него были самые темные волосы и самая загорелая кожа, квадратное лицо и самый низкий голос. Его звали Сол Грисман. Прошлой ночью в спальне Крис услышал, как один из старших ребят шепотом сказал, что Грисман — еврей. Крис не понял, что это значит.

— Ты чего? — удивился его вопросу другой парень. — Ты откуда такой? Ты еврей? — еще раз повторил парень, но Крис все равно ничего не понял. А другой парень сказал:

— Не думал, что ирлашки такие тупые. Когда Крис спросил, что такое “ирлашки”, старший парень посмотрел на него презрительно и отошел. Вдруг Сол сказал:

— Я болею за все команды. Могу доказать — у меня есть бейсбольные карточки. — Он вытащил из-под рубашки две пригоршни карточек.

Остальные ребята изумленно заморгали. Они бросили складывать головоломки, искоса поглядывая на воспитательницу, которая сидела за первым столом и читала книгу. Успокоенные тем, что она ничего не замечает, они наклонились вперед, с благоговейным страхом разглядывая бейсбольные карточки. Сол начал показывать их по одной: фотографии мужчин в спортивной форме, замахнувшихся битой, бегущих или ловящих мяч — Йуги Берра, Джо Димаджио, Джеки Робинсон — Крис никогда не слышал всех этих имен. На обороте каждой карточки была короткая биография, а также количество сыгранных матчей, побед и проигрышей. Солу нравилось, что все восхищаются его сокровищами, но одну карточку он никому не дал подержать в руках, а поднял ее над головой и сказал с величайшим благоговением:

— Он играл раньше всех остальных парней, и он был лучше всех.

Крис покосился на плотного человека на фотографии, а затем перевел взгляд на подпись — Бэйб Рут. Крис чувствовал себя неловко оттого, что ничего не знал об этих спортсменах, он пытался придумать, что сказать, чтобы другие ребята приняли его в свой круг.

— Конечно, в честь него еще назвали шоколад, — наконец нашелся он и вспомнил человека с серым лицом — Элиота. Сол нахмурился:

— Что назвали?

— Шоколад. “Бэйб Рут”.

— Шоколад называется “Бэби Рут”.

— Я о том и говорю, — настаивал Крис.

— Это не одно и тоже. Это Бэйб. А не Бэби.

— И что из этого? — недоумевал Крис.

— Шоколад назвали в честь дочки какого-то другого парня. Эту девочку звали Рут.

Крис покраснел. Остальные ребята усмехались, будто знали этот секрет давным-давно. Воспитательница посмотрела на них поверх книги. Все испуганно замерли. Сол пытался засунуть карточки под рубашку, а остальные ребята быстро отошли и снова принялись складывать головоломки. Воспитательница встала и направилась к ним. Она молча постояла, глядя на мальчиков, и Крису стало не по себе. Наконец она вернулась за свой стол.

— Как тебе удалось сохранить карточки? — спросил Сола один из мальчиков, когда они шли шеренгой по двое на обед. Остальные с любопытством ждали, что ответит Сол. Сол не только умудрился иметь то, чего не было ни у кого из них, но еще и сумел контрабандой пронести карточки в школу. Крис помнил, как в первый день у них отобрали все личные вещи, даже шоколад — о чем он с горечью вспоминал; он сожалел, что не съел его сразу, а оставил на потом. Как же Солу удалось сохранить свои бейсбольные карточки?