Академия. Вторая трилогия, стр. 268

Мейсерд и Антик недоуменно хлопали глазами. Гэри все объяснил двумя словами:

— Мятеж тиктаков.

Они тут же кивнули. Хотя это случилось сорок лет назад, все помнили, как новые роботы (намного более примитивные, чем скрывавшиеся в подполье позитронные роботы Дэниела) внезапно начали буйствовать и причинили огромный ущерб, прежде чем были разоблачены и объявлены преступниками. Официальные власти объяснили происшедшее «воцарением хаоса в квартале Юнин»; это произошло незадолго до назначения Гэри премьер-министром.

— Все верно, — сказал Влимт. — Инспирировав так называемый мятеж, вы дискредитировали саму концепцию механических помощников и слуг. Конечно, все это было заговором правящего класса с целью сделать пролетариев вечными рабами, а на их место…

К счастью, поток фанатичных обвинений Влимта на этом прервался. В переходной камере кто-то гулко откашлялся. Все обернулись. Из люка вышел смуглый, темноволосый мужчина в обычном сером космическом комбинезоне. На бедре висела кобура с внушительных размеров бластером. Гэри почти сразу узнал третьего члена отряда инсургентов.

— Морс Планш, — сказал он, вспомнив человека, с которым познакомился около года назад, представ перед судом Комитета Общественного Спасения. — Что и требовалось доказать. Я знал, что на борту этого корабля должен быть серьезный человек.

Сибил и Влимт что-то прошипели. Но новый гость поклонился Гэри.

— Привет, Селдон. — Потом он повернулся к своим пестро одетым товарищам. — Я же просил вас не вступать в перепалку с заложниками. Это бессмысленно и утомительно.

— Пилот Планш, мы наняли вас и вашу команду… — начал Влимт.

Но его прервала Джени Кьюсет, возбужденно выпалившая:

— Значит, вот мы кто? Заложники?

— Не ты, девочка, — ответила Сибил, материнская улыбка которой не соответствовала кричаще раскрашенному лицу. — У тебя есть все данные для того, чтобы стать хорошим революционером. Но что касается всех остальных, — при этом она указала главным образом на Гэри, — то мы собираемся использовать их, чтобы выиграть войну за освобождение. Сначала нашей планеты, а потом и всего человечества.

Глава 10

Им предстояло подготовиться. Согласовать планы с разбросанными по всей Галактике агентами нового ренессанса. Разослать партизанские отряды с целью похищения Пэров Империи, которые могли бы стать куда более эффективным средством достижения цели, чем опальный и разжалованный бывший премьер-министр. Согласно собственной оценке, Гэри стоил не больше половины разорванной кредитки.

«Сибил и Планш выбрали меня по личным причинам, — был уверен он. — Хотят отомстить за Юнин, Сарк и Мэддер Лосе. Я никогда не сумею убедить их в том, что благодаря действию психоисторических факторов эти революции были обречены на поражение задолго до начала».

Он мог заранее сказать, что в крахе Галактической Империи будет по крайней мере одно преимущество. Хотя многие факторы, вызывающие взрыв хаоса, оставались таинственными, стремление к миру, торговле и процветанию перевешивало их. Это соотношение должно было сохраниться и в период Междуцарствия. Люди, которым придется жить в это страшное тысячелетие, столкнутся с другими проблемами. Но по крайней мере от одного вида безумия будут избавлены.

«Бедный Дэниел, — думал Гэри. — Ты создал Империю максимально мягкую и добрую, которая отвлекала честолюбивых людей безвредными играми, а простаков вроде Хориса заставляла рыться в бумагах и летать в разные концы Галактики. И все шло гладко, пока эта внешняя гладкость не стала идеальной питательной почвой для того, чего ты боялся больше всего. Того, что я наконец понял».

Пока Сибил и ее коллеги координировали свои действия с другими агентами, разбросанными по всей Галактике, Хорис Антик пытался выпросить у них разрешение продолжить исследование.

— Какой от этого вред? Мы находимся в глубоком космосе, вдали от планет и оживленных космических маршрутов. Вместо безделья мы могли бы открыть что-нибудь ценное для всего человечества! А вдруг мои корреляции и уравнения Селдона позволят предсказывать, где в следующий раз появятся хаотические миры… то есть возникнет новый ренессанс?

— Зачем? Чтобы как можно быстрее задушить его? Да, «Серый»? — саркастически фыркнул Горнон Влимт.

— Позвольте напомнить, что вы здесь единственные, у кого есть оружие, — буркнул капитан Мейсерд.

— Гм-м… — Морс Планш потер подбородок. — Я понимаю, что вы имеете в виду. Мы получим результаты первыми. И сможем обнаруживать новые миры легче и быстрее, чем их будут успевать подвергнуть карантину.

Гэри вздрогнул. Что задумал Мейсерд? Но лицо вельможи оставалось бесстрастным, как у игрока в покер. «Надеюсь, он знает, что делает. Мои формулы не слишком годятся для предсказания поведения отдельных людей или небольших социальных групп. На этом уровне политическое чутье Мейсерда может оказаться острее, чем мои ржавые мозги».

В первый раз за много лет он испытывал чувство, похожее на страх. Его плану спасения цивилизации грозила смертельная опасность: распространение хаоса по всей Галактике. Гэри представлял эту картину как россыпь зияющих дыр в Главном Радианте или ужасных клякс, уродующих роскошный гобелен уравнений и стирающих с него остатки узора предсказуемости, которая была делом жизни Селдона.

После бурного спора ктлинцы согласились принять предложение Антика. Морс Планш приставил к ним в качестве стражей нескольких членов своей команды и велел Мейсерду придерживаться прежнего курса — спирали вокруг кривой, обозначенной на голографических картах красным.

Несколько часов спустя к Гэри подбежал возбужденный Антик и сообщил новость:

— Вы только представьте себе, профессор! Едва я добавил в свой банк данных хаотических миров Ктлину, как точность модели повысилась на целых пять процентов! Кажется, теперь я могу с уверенностью сказать, что на следующий день мы окажемся в центре аномалии!

Коротышка прибежал прямо от компьютера, за который засел, как только услышал название планеты. «Да, впечатляюще», — подумал Гэри.

— Это заведет нас в самую середину огромного молекулярного облака, — буркнул Мейсерд, увидев предложенное Антиком изменение курса.

— А что, это сложно?

— Да нет. Вообще-то имеет смысл. Если кто-то спрятал краденое, а тебе позарез нужно его найти, то именно там и надо искать.

И «Гордость Родии» увеличила скорость. Корабль мятежников не отставал от нее ни на шаг, а Морс Планш не спускал глаз. Члены его команды, находившиеся на борту яхты, ворчали, приставали с вопросами или помогали вести научную работу — в полном соответствии с характером каждого. Некоторое время Гэри сидел тихо, изучая царивший на Ктлине «ренессанс» по поведению ее жителей.

Несмотря на хвастливые заявления о том, что в новом обществе ликвидированы все классовые различия, Сибил продолжала вести себя как типичный ученый-меритократ среднего уровня. Ее экстравагантная одежда и вызывающая косметика были всего лишь попыткой самоутверждения, претензией на элегантность, которой сия дама отнюдь не блистала. Несмотря на громкие дифирамбы равенству, Сибил явно кокетничала с аристократом Мейсердом, но в упор не замечала простого бюрократа Хориса Антика. «Старые привычки умирают с трудом, — думал Гэри. — Под какими бы лозунгами ни совершались революции».

Горнон Влимт смотрелся в роли посланника ренессанса более естественно — возможно, потому что он принадлежал к пятой и самой маленькой социальной касте: Ордену эксцентриков. Всевозможные чудаки с творческими способностями делились на восемьдесят одобренных артистических цехов (включая тех, кому было позволено высмеивать худых и дразнить толстых… естественно, не нарушая требований хорошего вкуса).

Влимт был явно рад избавлению от рамок традиций и носил свой необычный костюм с куда большей непринужденностью, чем Сибил. Казалось, он родился в этом наряде.

Хотя оба радикала выполняли общую миссию, Гэри видел, что они не заодно. Возможно, эта пара придерживалась разных философских взглядов. Все та же дилемма, когда-то заставившая квартал Юнин разбиться на два лагеря? Характерной чертой взрывов хаоса была потрясающая легкость, с которой энтузиасты превращались в фанатиков, настолько уверенных в своей правоте, что они были готовы умереть за нее… или убить других, в зависимости от идеологии. Это было одним из многих заблуждений, которые приводили миры ренессанса к неминуемому краху.