Хроники Нарнии (сборник), стр. 62
Он укрылся за Усыпальней и стал ждать, терзаясь сомнениями и не ведая, как поступить.
Глава 7
Аравис в Ташбаане
А что же Аравис? С нею произошло вот что. Когда нарнианцы увели Шасту, и она осталась одна с двумя лошадьми (по счастью, хранившими молчание), ей впору было запаниковать. Однако она ни на миг не утратила присутствия духа. Свободной рукой таркина ухватила повод Бри и, провожая Шасту глазами, постаралась унять сердце, стучавшее в груди кузнечным молотом. Едва нарнианцы с Шастой скрылись из виду, она хотела было идти дальше, как вдруг снова — чтоб ему пусто было! — раздался крик глашатая: «Дорогу, дорогу! Дорогу таркине Ласаралин!» Услыхав знакомое имя, Аравис застыла как вкопанная. Прошли четверо вооруженных рабов, за ними — носильщики с паланкином на плечах: шелковый балдахин, серебряные колокольцы, цветочный аромат духов на всю улицу… За носильщиками шли рабыни в богатых нарядах, грумы, посыльные и прочие слуги.
С Ласаралин они были знакомы с давних пор — танцевали на одних и тех же балах, гостили в одних и тех же домах; иными словами, были все равно что в нашем мире школьные подруги. Правда, последний раз встречались лет сто назад: с тех пор Ласаралин успела выйти замуж, и очень удачно — за богатого вельможу, состоявшего при дворе. И конечно, Аравис не могла удержаться от того, чтобы не взглянуть на подругу хотя бы одним глазком.
Их взгляды встретились. Ласаралин мгновенно узнала подругу. Повинуясь сигналу, носильщики остановились.
— Аравис! — вскричала Ласаралин на всю улицу. — Ты ли это? Что ты здесь делаешь? Твой отец…
Решение пришло само собой. Аравис отпустила поводья, ухватилась за край паланкина, подпрыгнула и упала на подушки.
— Замолчи! — яростно прошептала она на ухо Ласаралин. — Замолчи немедленно! Ты должна меня спрятать! Вели своим людям…
— Милая моя… — Ласаралин и не думала понижать голос (ее ничуть не смущали любопытные взгляды, наоборот — она ими наслаждалась).
— Делай что говорю, — прошипела Аравис, — не то мы с тобой разругаемся на веки вечные! Ну пожалуйста, Лас! Вели своим людям забрать вон тех двух лошадей, потом опусти полог, и пускай нас отнесут куда-нибудь, где меня не найдут. И поскорее!
— Ладно, душенька, ладно, — отозвалась Ласаралин. — Вы двое, возьмите лошадей таркины, — приказала она рабам. — Домой! — Это уже носильщикам, — Дорогуша, ты и вправду хочешь опустить полог? Сегодня так жарко…
Аравис резким движением задернула полог, и они с Ласаралин очутились в душноватом сумраке шелкового балдахина.
— Никто не должен меня видеть, — пояснила она. — Отец не знает, что я здесь. Я сбежала из дома.
— Душенька! — воскликнула Ласаралин. — Как романтично! Умираю, хочу все услышать! Между прочим, ты сидишь на моем платье. Будь добра, привстань. Спасибо. Это совсем новое платье. Оно тебе нравится? Я купила его…
— Лас, это очень серьезно! — перебила Аравис. — Где мой отец?
— Ты разве не знаешь? — удивилась Ласаралин. — Он тут, в Ташбаане. Где же еще ему быть? Приехал вчера и всех расспрашивает о тебе. И вот ты со мной, а он и не подозревает. Как забавно! Ну скажи, душенька, правда забавно? — И она захихикала. Аравис припомнила, что Ласаралин всегда находила повод похихикать.
— Вовсе не забавно, — отрезала она. — Говорю тебе, все очень серьезно. Где ты меня спрячешь?
— У себя, конечно, — не задумываясь ответила Ласаралин. — Самое подходящее место. Мой муж в отъезде, так что никто тебя не потревожит. Фу! Как тут душно, с этими занавесками! И не видно, что там, на улице, делается. Какой резон надевать новое платье, если никому его и не показать?
— Надеюсь, никто не расслышал твоих криков, — пробормотала Аравис, думая о своем.
— Разумеется, нет, — рассеянно уверила ее Ласаралин. — Так тебе нравится мое платье?
— И еще одно, — продолжала Аравис. — Вели своим людям обращаться с этими лошадьми со всем уважением. Понимаешь, дело в том, что они — говорящие лошади из Нарнии.
— Да что ты говоришь! — откликнулась Ласаралин. — Какая прелесть! Ой, душенька, ты уже видела королеву варваров из Нарнии? Она сейчас в Ташбаане. Говорят, принц Рабадаш безумно в нее влюблен. Две недели подряд у нас тут сплошные балы, пиры, охоты, и все в ее честь, хотя, между нами, не такая уж она и красавица. А вот среди мужчин, которые ее сопровождают, есть очень даже симпатичные. Позавчера меня пригласили на речную прогулку. Я надела…
— А твои люди никому не расскажут? — перебила Аравис. — Мол, явилась какая-то особа, вся грязная, в лохмотьях… Если начнут болтать, мой отец услышит и наверняка догадается, кто это.
— Ну, что ты суетишься? — укоризненно проговорила Ласаралин. — Подберем мы тебе подходящую одежду, не беспокойся. Вот мы и дома.
Носильщики остановились и осторожно опустили паланкин. Ласаралин отдернула полог, и Аравис увидела чудесный дворик с фонтаном, лужайкой и множеством деревьев. Ласаралин направилась было в дом, но Аравис остановила ее и шепотом напомнила о том, что нужно сделать прежде.
— Прости, душенька, — извинилась Ласаралин, — совсем из головы вылетело. Эй, вы, слушайте! Привратник, тебя тоже касается! Из дворца никого не выпускать. А если кто будет трепать языком по поводу моей гостьи, того сначала запорют до смерти, потом сожгут живьем, а потом посадят на хлеб и иоду на шесть недель. Всем понятно?
По дороге Ласаралин уверяла, что ей просто не терпится выслушать историю Аравис, однако на деле не выказывала к тому ни малейшего стремления. По правде сказать, она предпочитала говорить сама, чем слушать кого-то другого. Она настояла на том, чтобы сперва Аравис приняла ванну (а среди калорменских вельмож купание в ванне считалось своего рода искусством, коим преступно заниматься на скорую руку), затем заставила подругу облачиться в роскошные одежды. Суматоха, которой сопровождался выбор платья, довела Аравис до белого каления. Впрочем, Ласаралин ничуть не изменилась: на уме у нее всегда были наряды, балы и светские сплетни. Саму же Аравис куда больше привлекали охота, стрельба из лука, плавание, лошади и собаки. В глубине души каждая из них считала свою подругу глупышкой. Однако когда с платьем было покончено, когда позади остался легкий обед (взбитые сливки, желе, фрукты и мороженое), они расположились в чудесной зале с колоннами (все бы хорошо, да только вокруг скакала избалованная обезьянка Ласаралин, мешавшая разговору) и Ласаралин наконец снизошла до того, чтобы спросить, почему все-таки Аравис сбежала из дома.
Аравис поведала подруге о своих злоключениях. Ласаралин недоуменно покачала головой.
— Душенька, но почему ты не хочешь выйти замуж за Ахошту? В Ташбаане все только о нем и говорят. Мой муж утверждает, что он — один из самых важных сановников империи. Между прочим, старый Аксарта умер, и теперь Ахошту наверняка сделают великим визирем. Ты не знала?
— Да плевать мне на него! — не сдержалась Аравис. — Видеть не могу эту поганую рожу!
— Душенька, рассуди здраво. У него три дома, среди них тот прелестный дворец на озере Илькин. Горы жемчуга. Реки ослиного молока. И потом, ты бы постоянно виделась со мной.
— Пусть подавится своим молоком заодно с жемчугами! — прошипела Аравис.
— Странная ты, Аравис, — задумчиво проговорила Ласаралин, — как была странной, так и осталась. Что еще тебе нужно?
В конце концов, после долгих препирательств, Аравис сумела убедить подругу в том, что положение ее и впрямь отчаянное и что ей необходима помощь. Ласаралин даже начала строить планы. Вывести из города животных не составляло никакого труда: ни один стражник, если не хочет нарваться на крупные неприятности, не посмеет остановить грума таркины, ведущего в поводу боевого коня и лошадку. Но вот что касалось Аравис, тут все было далеко не так просто. Аравис предложила было, чтобы ее вынесли из города в паланкине с опущенным пологом. Но Ласаралин объяснила, что паланкинами пользуются лишь в пределах крепостных стен, и попытка выехать в паланкине за город неминуемо приведет к ненужным расспросам.