Хроники Нарнии (сборник), стр. 49

Когда дело не ладится, с каждым днем все становятся хуже и хуже; а когда налаживается, каждый новый день приносит новые радости. Через шесть недель из Индии пришло длинное письмо от папы; в нем говорилось, что старый дедушка Керк умер и оставил папе большое наследство. Папа собирался выйти в отставку, навсегда покинуть Индию и вернуться домой. Теперь тот большой деревенский дом, о котором Дигори столько слышал, но которого никогда не видел, принадлежал ему и маме с папой; в этом доме были рыцарские доспехи, конюшни, псарни, река, парк, оранжереи, виноградники, а вокруг леса и даже горы. Дигори не сомневался, что отныне они будут жить счастливо.

Пожалуй, вам хочется узнать кое о чем еще.

Полли и Дигори сдружились настолько крепко, насколько это возможно, и она приезжала чуть ли не каждые каникулы погостить в чудесном деревенском доме; там она научилась ездить верхом, плавать, доить коров, печь хлеб и лазать по скалам.

В Нарнии животные жили в мире и радости, и ни ведьма, ни какой другой враг не тревожили их чудесную страну на протяжении многих столетий. Король Фрэнк, королева Хелен и их наследники правили мудро и справедливо; второй сын короля с королевой стал правителем Арченланда. Юноши женились на нимфах, девушки выходили замуж за лесных и речных богов. Фонарь, который, сама того не подозревая, посадила ведьма, сиял в нарнианском лесу день и ночь, и потому местность вокруг него стали называть Фонарным углом; когда много лет спустя в Нарнию попала другая девочка из нашего мира, этот фонарь освещал ей путь в зимнюю снежную ночь. Кстати сказать, ее приключения имеют некоторое отношение к событиям, о которых вы только что узнали.

Вот что вам следует знать. Деревце, которое выросло на заднем дворе дома Кеттерли из огрызка серебряного яблока, превратилось в раскидистую яблоню. Оно росло в нашей почве, вдалеке от Эслана и чудесного юного воздуха Нарнии, поэтому его яблоки не обладали той живительной силой, которая спасла маму Дигори; однако прекраснее этих яблок не нашлось бы во всей Англии — они были необыкновенно прекрасны, хоть и не волшебны. Однако само дерево, так сказать, в глубине ствола, никогда не забывало, из какого плода, из какого семени оно выросло. Порой оно таинственно шелестело листвой, хотя ветра не было и в помине; должно быть, это случалось, когда ветер задувал в Нарнии и нарнианская яблоня в горном саду раскачивалась под его порывами. А позже выяснилось, что в дереве сохранилась магия. Уже в зрелом возрасте Дигори (он стал знаменитым ученым, профессором и знаменитым путешественником) узнал, что яблоню на заднем дворе дома Кеттерли, который теперь принадлежал ему, повалило во время урагана, бушевавшего на юге Англии. Разумеется, Дигори не мог пустить такое дерево целиком на дрова; часть древесины пошла на изготовление большого платяного шкафа, который он поставил у себя в спальне. Сам он так и не узнал о магических свойствах шкафа — зато узнали другие. С того дня и начались постоянные перемещения из нашего мира в Нарнию и обратно; обо всем этом вы прочтете в других книгах.

Когда Дигори с родителями переселился в деревенский дом, с ними переехал и дядя Эндрю. Как сказал папа Дигори: «За старичком нужен присмотр, а у бедной Летти и без того забот хватает». До конца своих дней дядя Эндрю даже не пытался вновь заняться магией. Ему хватило преподанного урока; в старости он сделался куда приятнее в обращении и куда щедрее. Больше всего он любил провести гостя в бильярдную и пуститься в воспоминания о таинственной даме, чужеземной принцессе, которую он возил по Лондону. «Нрав у нее был поистине дьявольский, сэр, — приговаривал он, — Но какая женщина, сэр, ах, какая женщина!»

КОНЬ И

ЕГО ВСАДНИК

_{© Д. Афиногенов,}

_{перевод, 2000}

Глава 1

О том, как Шаста

отправился в путь

Речь у нас пойдет о том, что приключилось в Нарнии в те самые времена, которые принято еще называть Золотым Веком, — когда Нарнией правил верховный король Питер, а вместе с ним его брат король Эдмунд и сестры — королева Сьюзен и королева Люси.

В те дни далеко на юге, в Калормене, жил в хибарке на самом морском берегу бедный рыбак по имени Аршищ, а при нем — мальчик, сызмальства привыкший величать Аршиша отцом. Мальчика звали Шаста. Почти каждое утро Аршиш уходил на лодке в море, к полудню возвращался, запрягал в повозку осла и ехал в соседнюю деревушку — продавать улов. Коли рыбу всю расхватывали, он возвращался домой довольный и ничего Шасте не говорил, а вот коли покупали со скрипом, Аршиш принимался костерить сына на чем свет стоит и даже, бывало, крепко поколачивал. У него всегда находилось к чему придраться: и то сказать, ведь Шаста и сети чинил, и обед готовил, и в доме прибирался — вон сколько дел, уж где-нибудь непременно напортачишь.

Шаста один или два раза ездил в деревушку вместе с Аршишем; этих поездок ему хватило, чтобы усвоить — на юг от их дома, за ручьем, нет ничегошеньки ну вот столечко интересного. Деревенские были похожи на его отца — все как один бородатые, в тюрбанах, в длинных и грязных одеждах, на ногах деревянные башмаки с загнутым мыском, а говорили они громко и вечно рассуждали о всякой скучной ерунде. Зато на севере!.. О! На севере лежали неведомые земли, манившие Шасту, как манит нас все запретное (ведь ему строго-настрого возбранялось ходить туда, а почему — он и знать не знал). Частенько, сидя под одиноким деревом, что росло возле хибарки, и штопая сети, он с тоской поглядывал на север, на травянистый склон, упиравшийся в гряду холмов, за которой было видно только небо с редкими птицами.

Порой, когда рядом оказывался Аршиш, мальчик спрашивал: «Отец мой, что там, за холмами?» В дурном настроении рыбак вместо ответа таскал Шасту за уши — мол, нечего языком трепать, давай работай. А когда настроение у него выдавалось мирное, он обычно отвечал так: «Сын мой, не забивай себе голову глупыми вопросами. Ибо сказано мудрецом: «Приверженность делу — залог преуспеяния, а те, кто задается вопросами, кои их не касаются, ведут ладью безрассудства на камни нужды»».

Всякий раз, когда Шаста слышал такой ответ, ему начинало казаться, что за холмами скрывается некая невообразимая тайна. На деле же рыбак отвечал так потому, что и сам ведать не ведал, что там, за холмами. По правде сказать, ему было все равно — и без того забот хватает, чтоб попусту любопытствовать!

Однажды с юга прискакал всадник. Шаста уставился на него разинув рот — этаких благородных господ он в жизни не видывал. На всаднике была кольчужная рубашка, из-под шелкового тюрбана виднелся шишак шлема. На бедре всадника висел кривой ятаган, за спиной виднелся круглый щит с медными заклепками, в правой руке неизвестный сжимал пику. И конь под ним был на загляденье: серый в яблоках, крепкий, ладный, с пышной гривой и длинным хвостом; стремена и уздечка отливали серебром. Лицо всадника было смуглым, как и у всех калорменцев, а вот борода, завитая и надушенная, — ярко-красной (Шаста и вообразить не мог, что бороду можно покрасить). Аршиш сразу догадался по золотому браслету на руке всадника, что видит перед собой таркаана, иначе говоря — знатного вельможу, и повалился ниц, потянув за собой сына.

Таркаан потребовал приюта на ночь; разумеется, рыбак не посмел ему отказать. Ради нежданного гостя на стол выставили самое лучшее, что только было в доме, но вельможа досадливо поморщился и почти не притронулся к еде). А потом Шасту, как всегда, наделили куском хлеба и отослали прочь. Обычно мальчик шел в сарай, где держали осла, и ложился спать на устилавшем земляной пол тростнике. Но сейчас было еще рано, и потому Шаста, которого никогда не учили, что подслушивать нехорошо, уселся у хибарки и прижался ухом к трещине в стене. И вот что он услышал.