Хроники Нарнии (сборник), стр. 3

— Какой ужас! — воскликнула Люси. — И за что же она вам платит?

— А вот это самое плохое и есть, — произнес господин Тамнус и глубоко вздохнул. — Я — похититель детей, вот я кто! Дочь Евы! Погляди на меня! Разве я похож на фавна, который, встретив в лесу бедное невинное человеческое дитя — а ведь это дитя не сделало мне ничего плохого! — так вот, разве я похоже на того, кто посмел, притворившись другом, привести дитя к себе в пещеру, напоить чаем и… и все ради того, чтобы, убаюкав оное дитя, сонным передать Ведьмарке?

— Нет, — сказала Люси. — Вы совершенно не похожи на такого фавна.

— Но я именно таков и есть! — воскликнул фавн.

— Что ж, — сказала Люси, поразмыслив (ей очень хотелось высказать ему все, что она думает по этому поводу, но так, чтобы не слишком его огорчить), — хорошего в этом, если подумать, и вправду мало. Но я-то ведь вижу, как вы теперь убиваетесь, и совершенно уверена: вы больше никогда-никогда не сделаете ничего подобного.

— Ах, дочь Евы, как же ты не понимаешь? — молвил фавн. — Все это было не когда-то. Это происходит сейчас и здесь.

— Что вы имеете в виду? — Люси побледнела.

— Ты — человеческое дитя, — сказал Тамнус. — А Бледная Ведьмарка приказала: если я вдруг встречу в лесу сына Адама или дочь Евы, я должен схватить их и отдать ей. Так вот, ты — первая, кого я встретил. И я притворился твоим другом и пригласил тебя на чай, и все это время ждал, когда же ты уснешь, чтобы пойти и привести ее.

— Но ведь вы не сделаете этого, господин Тамнус? — проговорила Люси. — Ведь правда не сделаете? Вы никак, никак, никак не можете сделать это!

— Если я этого не сделаю, — опять зарыдал фавн, — она все равно узнает. И тогда она отрубит мне хвостик, обломает рожки и вырвет бороду, она ударит своим магическим жезлом по моим прекрасным раздвоенным копытцам и превратит их в тяжеленные лошадиные копытища. А если особенно рассердится, то обратит меня в камень, и буду я торчать истуканом во дворе ее ужасного дома, покуда короли не воссядут на четыре престола в Кэйр-Паравеле. А ведь никому не известно, когда они воссядут и воссядут ли вообще.

— Мне очень жаль, господин Тамнус, — сказала Люси. — Но, пожалуйста, можно я пойду домой?

— Разумеется, — ответил фавн. — Разумеется, можно. Теперь-то я понимаю, что к чему, — ведь до тебя я в глаза не видывал ни единого человека. И, разумеется, я не выдам тебя, нет, — мы теперь друзья. Только надо поспешать. Я провожу вас, о дочь Евы, до фонарного столба. А оттуда, надеюсь, вы сами найдете дорогу через страну Гар-де-Роб в этот ваш город Ка-мор-ку?

— Конечно, найду, — подтвердила Люси.

— Но идти нам придется с величайшей осторожностью, — предупредил господин Тамнус, — В лесу полно ее соглядатаев. Даже некоторые из деревьев перекинулись на сторону.

Они даже не стали убирать со стола; господин Тамнус снова раскрыл зонтик, подал Люси руку, и оба вышли под снегопад. Обратный путь был совсем не похож на дорогу к пещере: шли быстро, крадучись и молча; господин Тамнус выбирал тропинки потемнее. Вот, наконец, и уличный фонарь. Люси облегченно вздохнула.

— Точно ли вы знаете дорогу, дочь Евы? — спросил Тамнус.

Вглядевшись, Люси увидела далеко за деревьями пятнышко света, и свет этот был похож на дневной.

— Да, — ответила она, — я даже отсюда вижу дверь.

— Тогда бегите, бегите скорее! — воскликнул фавн. — Но прежде скажите… скажите… скажите… можете ли вы простить мне то, что я хотел совершить?

— Ну, конечно, — ответила Люси, от всего сердца пожимая ему руку, — И, надеюсь, у вас не будет из-за меня слишком страшных неприятностей.

— Прощайте, дочь Евы, — сказал фавн, — Только, если вы не возражаете, я хотел бы оставить у себя вот этот ваш носовой платочек — на память.

— Конечно же, возьмите его! — И Люси со всех ног пустилась туда, к далекому пятну дневного света. И вот уже вместо жестких веток она раздвигает мягкие меховые шубы, и под ногами вместо хрустящего снега — гладкое дерево; еще шаг — и она вывалилась из платяного шкафа в ту самую пустую каморку, с которой началось это приключение. Люси захлопнула зеркальную дверь гардероба и, тяжело дыша, огляделась. За окном все еще лил дождь, а в коридоре слышались голоса.

— Я здесь! — закричала она. — Я вот она! Я вернулась! Все в порядке!

Глава 3

Эдмунд попадает в Нарнию

Люси выбежала из каморки в коридор.

— Все в порядке, — повторяла она, — я нашлась!

— Не понимаю, почему ты кричишь, Люси? — сказала Сьюзен.

— Как почему? — изумилась та. — Разве вы меня не искали?

— Так ты, значит, спряталась? — понял Питер. — Бедняжка Лу спряталась, и никто-никто этого не заметил! Для того чтобы тебя начали искать, нужно спрятаться на подольше.

— Куда уж дольше? Ведь я пропадала очень долго! — возразила Люси.

Все переглянулись.

— Спятила! — сказал Эдмунд, повертев пальцем у виска, — Совсем спятила.

— О чем ты говоришь, Лу? — спросил Питер.

— Только о том, что было, — ответила Люси. — Мы позавтракали, потом я влезла в шкаф и оказалась очень-очень далеко, и была там очень-очень долго, и пила в гостях чай, и там случилось много всякого.

— Не дури, Люси, — сказала Сьюзен. — Мы только что вышли из этой комнаты, и ты была с нами.

— Она не дурит, — догадался Питер, — она всего-навсего выдумывает. Ведь правда, Лу? И почему бы ей не повыдумывать?

— Нет, Питер, ничего я не выдумываю. Этот гардероб — он волшебный. Там, в нем, лес, и еще там снег, и живут фавн и Ведьмарка, и все это называется Нарния. А не веришь, пойди и сам посмотри.

Никто ничего не мог понять, но Люси была так взбудоражена, что все снова вернулись в каморку. Люси вбежала первой, бросилась к шкафу и распахнула его.

— Вот! Смотрите!

— Да ты просто дурочка, — сказала Сьюзен, засунув голову в шкаф и раздвигая шубы, — это самый обыкновенный гардероб! Гляди, вот задняя стенка.

И все по очереди заглянули внутрь, и каждый раздвигал шубы, и все видели — и Люси тоже, — что это самый обыкновенный шкаф. И не было там никакого леса, не было снега, а была только задняя стенка с приделанными к ней крючками. Питер даже влез в шкаф и простучал костяшками пальцев всю заднюю стенку, чтобы убедиться, что она целиковая.

— Отличный розыгрыш, Лу, — сказал он, вылезая. — Ты нас здорово подловила, ничего не скажешь. Мы почти тебе поварили.

— Но это не розыгрыш, — твердила Люси, — это все взаправду. Здесь все было по-другому. Честное слово. Я не вру.

— Хватит, Лу, — прервал ее Питер, — это уже слишком. Пошутила — и хватит. Хорошенького понемножку.

Люси покраснела, хотела что-то сказать, сама не зная что, и ударилась в слезы.

Несколько следующих дней для Люси были испорчены. Помириться с остальными ничего не стоило — достаточно признать, что ты все выдумала для смеха, только и всего. Но Люси не любила лгать и была уверена в своей правоте; к тому же она никак не могла поступиться правдой. Другие же считали, что она врет и врет глупо, а ей было ужасно обидно. Двое старших ее хотя бы не задевали, зато вредина Эдмунд попросту не давал Люси прохода. Он смеялся над ней и приставал с ехидными расспросами, не нашла ли она еще каких-нибудь новых стран в шкафах и буфетах, которых в этом доме было полным-полно. Но хуже всего было то, что дни стояли прекрасные, погода великолепная, можно было гулять с утра до ночи, купаться, ловить рыбу, лазать по деревьям и валяться в вереске. А Люси не получала от всего этого ни малейшего удовольствия. И так продолжалось до первого дождливого дня.

К полудню стало ясно, что погода не переменится; тогда дети решили поиграть в прятки. Водить выпало Сьюзен. И когда все бросились врассыпную, Люси отправилась в ту каморку, где стоял гардероб. Нет, она не собиралась прятаться в нем, понимая, что, если ее там найдут, все ее беды начнутся сначала. Ей только хотелось еще разок заглянуть за зеркальную дверь, потому что порою она сама уже сомневалась, то ли видела Нарнию и фавна наяву, то ли все-таки во сне. А дом — он такой большой и запутанный, в нем столько темных закоулков, что она успеет заглянуть в гардероб, а потом спрятаться где-нибудь в другом месте. Однако едва она вошла в каморку, как в коридоре послышались шаги, и — что же еще ей оставалось делать? — она быстренько залезла в гардероб и притворила за собою дверь. Именно притворила, а не захлопнула, потому что прекрасно помнила, какая это глупость запереться в шкафу, тем более — в волшебном.