Хроники Нарнии (сборник), стр. 148

— А вот так. Здешнее время в нашем мире не засчитывается. Понимаешь? Сколько бы мы тут ни пробыли, а вернемся в школу ровно в ту же минуту, как ушли…

— Это даже не смешно…

— Заткнись! Дай сказать. Пока мы там, дома, в нашем мире, мы не можем знать, сколько времени прошло здесь. В Англии — год, а в Нарнии — неизвестно сколько. Певенси тогда объяснил мне, а я, как дурак, позабыл. Так вот, в Нарнии с тех пор, как я здесь был, прошло, наверное, лет семьдесят. Поняла? Я вернулся, а Каспиан — старик, совсем старик…

К своему ужасу, Джил вдруг поняла:

— Значит, король и есть твой старинный друг!

— Я должен быть счастлив, что у меня был такой друг, — Юстейс едва не плакал. — Самый лучший друг, какой только может быть. Тогда он был всего на пару лет старше меня. А теперь — видеть старика с седой бородой и вспоминать Каспиана, каким он был в то утро, когда мы высадились на Одинокие острова, или когда бились с морским змеем — нет, это ужасно! Если бы он совсем умер, и то было бы легче.

— Прекрати! — закричала Джил. — Все гораздо хуже, чем ты думаешь. Первое знамение. Мы его прозевали. Можешь ты это понять?

Разумеется, Бяка ничего не мог понять, покуда Джил не рассказала ему о беседе с Эсланом, о четырех знамениях и, наконец, о самой задаче — отыскать пропавшего королевича.

— Вот и получается, — закончила она. — Ты увидел старинного друга и, как велел Эслан, должен был подойти к нему и заговорить. Немедленно. А ты все испортил.

— Так я же не знал, — возразил Юстейс.

— Если бы ты меня выслушал, все было бы в порядке, — пробурчала Джил.

— А если бы ты не валяла дурака на той горе — ты же меня чуть не угробила, да, да, сколько угодно буду повторять «угробила, угробила, угробила», потому что так оно и было, и можешь не спорить — если бы мы прилетели сюда вместе, оба знали бы, что к чему.

— Еще неизвестно, кого ты увидел первым! — Джил начала сердиться. — Еще неизвестно, сколько ты проторчал здесь без меня. Может, целый час. А может, ты видел кого-нибудь прежде короля?

— И минуты не прошло, как ты явилась, — ответил Юстейс. — Наверное, Эслан дул на тебя сильнее. Чтоб мы не опоздали. А мы все равно опоздали. Между прочим, из-за тебя. Только из-за тебя.

— Ну и скотина же ты, Бяка… — совсем рассердилась Джил. — Приветик! А это что такое?

А это ударил замковый колокол, призывающий к ужину, и очень кстати: во-первых, он прервал разговор, грозивший превратиться в первоклассную ссору, а во-вторых, наши герои к тому времени ужас как проголодались.

Пиршественный ужин в Большой Зале был просто великолепен. Джил такого и представить себе не могла. И Юстейс тоже: хотя он бывал в этом мире прежде, но только в море, на корабле, а потому не мог знать пышности, изобилия, гостеприимства и обходительности нарнианских застолий. Знамена украшали свод залы, а каждую перемену блюд возвещали литавры и барабанный бой. Супы там были такие, что слюнки текут, как вспомнишь. А рыба! А оленина! Или, к примеру, запеченный павлин. А пироги, мороженое и желе! А фрукты и орехи! И что уж говорить о множестве вин и наливок. Даже Юстейс повеселел и должен был признать, что «это и вправду терпимо». После трапезы явился слепой певец и запел великую песнь о королевиче Коре, девице Аравис и коне Бри — «Песнь о Коне и его Всаднике». В ней воспевались события Золотого Века Нарнии, Калормена и сопредельных стран, когда верховный король Питер сидел в Кэйр-Паравеле. (Эту песнь стоит послушать, но сейчас мне недосуг ее пересказывать.)

Возвращаясь наверх, в свои покои, оба гостя зевали во весь рот, и Джил повторяла: «Ну, уж сегодня-то мы поспим! У нас был большой день…» — что лишний раз доказывает: никому не дано знать наперед, что с ним случится.

Глава 4

Ночной совет

Вот ведь забавно: чем больше хочешь спать, тем труднее лечь в кровать. А уж если, на твою удачу, в спальне горит камин — тем более. Так и Джил, прежде чем раздеться, решила сначала немножко посидеть у огня. А усевшись, никак не могла заставить себя встать. И вот когда она, наверное, уже в пятый раз приказала себе: «Ну-ка, давай, вставай и ложись в постель», — раздался стук в окно.

Джил вскочила, отодвинула портьеру и ничего, кроме кромешной тьмы, не увидела. Стук повторился, да с такой силой, что Джил отпрянула — там, за стеклом был кто-то очень большой. «Ох! Неужели у них здесь такие ночные бабочки?» — испугалась она. Крылатая тварь ударила вновь, и на сей раз девочка разглядела клюв, которым та долбанула по стеклу. «Нет, — подумала Джил, — это больше похоже на птицу. Может быть, орел?» Орла она тоже не ждала в гости, но все же распахнула окно и выглянула. Зашумели крылья, птица села на подоконник, заполнив собой весь оконный проем, так что Джил пришлось попятиться. Это был филин.

— Тихо, тихо! Ух-угу, не будем шуметь. Вы мне там, на лугу, говорили кое о ком, угу? И вот в чем вопрос: это вы всерьез?

— Насчет королевича? — Сидя в застолье, слушая песни, Джил напрочь забыла обо всем, а тут сразу вспомнила Льва, его лик и голос. — Конечно, для того мы и прибыли.

— Угу! — кивнул филин. — Тут нельзя упускать ни минуты. Нужно ух-уходить. Я лечу к вашему другу. Угу? И тут же вернусь. Ну-с. А вы покуда наденьте одежу другую, не столь дорогую, дорожную. Ну, я побегу… верней, полечу — во весь дух. Ух-ух! — и, не дожидаясь ответа, филин скрылся.

Будь Джил чуть больше умудрена в подобных делах, она бы еще не раз все обдумала, прежде чем довериться филину; но ведь это было первое приключение в ее жизни, и от одной только мысли о ночном побеге сонливость как рукой сняло. Она надела свой свитер и брючки, приладила на пояс нож — а вдруг пригодится! — и прихватила кое-что из вещей, оставленных для нее девицей-ивой: выбрала короткий, укрывавший до колен плащ с капюшоном — от дождя, несколько носовых платков и гребенку. Собралась и стала ждать.

И чуть не уснула, пока ждала. Наконец филин вернулся.

— Ух, мы готовы, — сказал он.

— Вам лучше идти впереди, — сказала Джил. — А то я в этом замке ничего не знаю.

— Ух и ух! — ухнул филин. — Мы пойдем не через дом. Мы вообще не пойдем. Вы полетите на мне. На моей спине.

От неожиданности Джил даже рот раскрыла. Нет, эта мысль ее не прельщала:

— А я не слишком тяжелая для вас?

— Глупый, глупый вопрос! Вашего друга я уж отнес. Ну же, в путь! Только лампу не забудь задуть. Угу?

Как только лампа погасла, тьма за окном показалась не такой уж черной, скорее серой. Филин, стоя на подоконнике, повернулся спиной и растопырил крылья. Джил, как могла, примостилась на его короткой широкой спине, крепко обхватив ногами бока под крыльями. На ощупь перья были теплые и мягкие, а вот ухватиться было не за что. «Интересно, как это понравилось Бяке?» — только и успела подумать Джил.

Филин ухнул с подоконника вниз, зашумели крылья, ночной воздух, сырой и холодный, ударил в лицо — они полетели.

На улице было еще светлее, чем думала Джил. Хотя небо застилали облака, невидимая луна просвечивала сквозь них размытым серебряным кругляшом. Луговина внизу виделась серой, деревья — черными. Задувал ветер — шуршащий, посвистывающий, предвещающий скорый дождь.

Филин описал круг, так что замок оказался прямо перед ними. В редких окнах еще горел свет. Оставив замок по левому крылу, филин полетел на север, и скоро они оказались над рекой. Сразу похолодало, и Джил почудилось на зеркале воды белое отражение филина. И вот уже под ними заречье, северная лесистая сторона.

Филин на лету схватил кого-то незримого.

— Ой, пожалуйста, не надо! — крикнула Джил. — Не дергайтесь так. Я чуть не свалилась.

— Ух-угу, прошу прощения, — ответил филин. — Я чуть-чуть поохотился на летучую мышь. Ух, какая вкусная и полезная штучка — маленькая, пухленькая летучая мышка. Я сейчас — раз! — и поймаю для вас. Угу?

— Большое спасибо, не надо, — сказала Джил, передернувшись.

Филин потихоньку снижался; что-то большое и темное проявлялось из полумрака. Джил едва успела понять, что это башня, полуразрушенная, вся заросшая плющом, и тут пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой. Филин с девочкой на спине протиснулся в оконный проем, затянутый паутиной. Из свежего ночного полумрака они попали в совершенно темное, затхлое нутро древней башни. Джил спешилась и сразу поняла — это всегда как-то чувствуется, — что в темном помещении полным-полно народу. А потом она услышала со всех сторон негромкое уханье и у гуканье, и ей стало ясно, что народ этот — филины и другие ночные птицы. Однако совсем она успокоилась, услышав еще один голос: