Хроники Нарнии (сборник), стр. 134
Спустя несколько мгновений непроглядная тьма превратилась в белесую завесу, и вдруг корабль очутился в теплом свете посреди моря.
Все страхи остались позади, люди моргали и озирались, словно не в силах поверить тому, что тьма не въелась, как сажа, в краски и позолоту, не запятнала их и не заставила потускнеть. А когда поверили, то разразились радостным смехом.
— Должен признать, мы вели себя как глупцы, — сказал Ринельф.
Люси, не теряя времени, соскользнула на палубу, где все уже собрались вокруг незнакомца, который плакал от счастья, взирал на море широко раскрытыми, восхищенными глазами и теребил в руках корабельный канат, будто хотел убедиться, что это не очередной сон.
— У меня нет слов, чтобы выразить всю меру моей благодарности! — промолвил наконец он. — Вы спасли меня от… Нет, лучше об этом не говорить. Но скажите, кто вы, мои избавители, и кого же мне восхвалять? Сам я родом из Нарнии и звался когда-то лордом Рупом.
— А я король Нарнии, — молвил Каспиан. — Мы предприняли это плавание для того, чтобы отыскать вас и ваших благородных спутников, ибо все вы были друзьями моего отца.
Преклонив колено, лорд Руп поцеловал королю руку.
— Ваше величество, вы тот человек, которого я мечтал увидеть больше всего на свете. Но могу ли я просить вас о милости?
— О какой? — спросил Каспиан.
— Никогда, ни за что не возвращайте меня туда, — лорд повернулся лицом к корме, за которой остался Остров Тьмы, — и остолбенел. Там не было ничего, кроме яркого синего неба. Остров пропал, тьма развеялась без следа.
— Что это? — воскликнул Руп. — Вы уничтожили его?
— Не думаю, что это мы, — тихонько сказала Люси.
— Ваше величество, — вступил в разговор Дриниан, — ветер снова дует на юго-восток. Не прикажете ли поставить парус? Гребцам нужен отдых.
— Дельная мысль, — согласился Каспиан. — Всем грога от моего имени! Лично я готов проспать целые сутки.
Весь день подгоняемый попутным ветром корабль плыл на юго-восток, и никто на борту не заметил, когда исчез альбатрос.
Глава 13
Трое спящих
Ветер не прекращался, но день ото дня становился все слабее, так что в конце концов волны превратились в мелкую рябь, и корабль скользил по ним час за часом, словно плыл не по морю, а по озеру. А каждый вечер на восточном небосклоне появлялись новые созвездия, которых еще не видел никто ни в Нарнии, ни (как порой с замиранием сердца думала Люси), в целом свете. Невиданные звезды были крупными и яркими, а ночи — теплыми. Теперь почти все спали на палубе и засыпали поздно: вели нескончаемые разговоры или, перегнувшись через борт, любовались разбегавшейся в стороны от бортов пеной.
В один из таких ошеломляюще красивых вечеров, когда позади пламенел пурпурный закат, а небо казалось немыслимо широким, по правому борту появилась земля. Она быстро приближалась, и скоро уже можно было различить окрашенные багрянцем мысы и прибрежные скалы. Корабль двинулся вдоль побережья. На фоне алого неба четко, словно он был вырезан из картона, обрисовывался западный мыс. С корабля было хорошо видно, что на острове нет гор, но по нему разбросано множество невысоких, напоминавших подушки, холмов. С берега тянуло ароматом, к которому все отнеслись по-разному: Люси назвала его «нежно-лиловым», Эдмунд по этому поводу сказал (а Рине подумал): «Что за вздор!», а Каспиан, неопределенно пожав плечами, промолвил: «Понимаю, что ты имеешь в виду». (Что имел в виду он сам, так и осталось неизвестным.)
Довольно долго пытались найти удобную для стоянки бухту, но в итоге вынуждены были войти в широкий мелкий залив. Хотя море оставалось спокойным, прибой в заливе был довольно силен, и, как ни хотелось им подвести корабль как можно ближе к берегу, якорь пришлось бросить на значительном расстоянии. Переправились на шлюпке, причем те, кто отправился на берег, основательно промокли.
Лорд Руп предпочел остаться на корабле, заявив, что островами сыт по горло. Все время, пока они находились на суше, слух полнился монотонным рокотом прибоя.
Оставив двоих матросов на страже у шлюпки, Каспиан с остальными двинулся на разведку. Далеко заходить не собирались — уже сгущались сумерки. Но приключения не всегда скрываются в туманной дали, порой они поджидают совсем рядом. Близ бухты расстилалась ровная долина, где не было видно ни строений, ни тропок — лишь мягкая, шелковистая травка да кое-где купы цветущих приземистых кустов. Эдмунд с Люси приняли их за вереск. Юстейс, неплохо разбиравшийся в ботанике, заявил, что это никакой не вереск и, скорее всего, не ошибся. Но по виду эти кусты вереск очень даже напоминали.
Успели отойти от берега не дальше чем на полет стрелы, как Дриниан воскликнул:
— Глядите! Это еще что такое?
Все остановились.
— Деревья, и высокие, — предположил Каспиан.
— А может, башни, — промолвил Юстейс.
— А вдруг великаны? — прошептал Эдмунд.
— Сейчас мы это выясним! — заявил Рипичип и, вытаскивая на ходу клинок, решительно двинулся вперед.
— По-моему, это развалины, — сказала Люси, когда они подошли ближе. Ее догадка оказалась верной. Взорам предстала продолговатая площадка, вымощенная гладким плитняком и окруженная серыми колоннами. Крыши не было. На площадке стоял длинный — из конца в конец — стол, покрытый роскошной малиновой скатертью, ниспадавшей почти до плит. Вокруг стояли украшенные искусной резьбой каменные кресла, на каждом лежала шелковая подушка. Стол был уставлен яствами, столь обильными, что Люси сразу вспомнились пиры в Кэйр-Паравеле; впрочем, даже в правление верховного короля Питера таких пышных пиров в Нарнии не задавали. Глаза разбегались: индейки, гуси, фазаны, кабаньи головы, оленина, не говоря уже об удивительных пирогах в виде слонов, драконов и плывущих под всеми парусами кораблей. Ничуть не меньше радовали взгляд пудинги, мороженое, ярко-красные раки и переливчатая лососина, орехи, виноград, ананасы, персики, гранаты, арбузы и помидоры. Еще на столе были причудливой формы кувшины и кубки — стеклянные, серебряные и золотые. Аромат, источаемый фруктами и изысканными винами, сулил неслыханное блаженство.
— Ничего себе! — изумилась Люси.
Остальные взирали на все это великолепие молча. Наконец Юстейс промолвил:
— Стол накрыт, а вот гостей не видно.
— А мы чем не гости? — заметил Рине.
— Эй, смотрите! — внезапно воскликнул Эдмунд. Остальные повернулись в ту сторону, куда показывал юноша, и увидели, что три кресла — одно во главе стола, два по правую и левую руку от него — уже заняты. Правда, кем или чем, удалось рассмотреть не сразу.
— Что это такое? — растерянно пробормотала Люси. — Бобры за столом расселись?
— По мне, так это больше похоже на три большущих птичьих гнезда, — сказал Эдмунд.
— А по мне — на три охапки сена, — высказался Каспиан.
И только Рипичип не стал строить догадки, а вскочил на стул, перепрыгнул с него на стол и побежал по скатерти к дальнему концу стола, ловко огибая кубки, пирамиды плодов и солонки из слоновой кости. Подбежав к трем креслам, он склонился над таинственными серыми бугорками, потрогал их и крикнул:
— Драться они, во всяком случае, не будут!
В креслах сидели люди. Впрочем, признать в сидящих людей было не так-то просто. Длинные седые космы скрывали лица; отросшие бороды ниспадали на стол, обвивая блюда и кувшины, словно плющ, и через край стола спускались к каменным плитам. Спинки кресел были полностью закрыты седыми гривами, и получалось, что каждый из троих словно прятался в густой волосяной чаще.
— Они мертвы? — спросил Каспиан.
— Не думаю, — отозвался Рипичип, ухитрившийся выискать в путанице волос чью-то руку и вытащить ее обеими лапками. — У этого рука теплая и пульс прощупывается.
— У этих двоих тоже, — добавил последовавший примеру мыша Дриниан.
— Сколько же надо проспать, чтоб эдак заволосеть? — удивился Эдмунд.
— Сон у них наверняка волшебный, — заявила Люси, — Как только мы подплыли к этому острову, я сразу учуяла — чары здесь так и витают. Вот бы их разбудить! Может, попробуем?