Хроники Нарнии (сборник), стр. 128

— Не понимаю, а мы-то здесь при чем? — спросила наконец Люси.

— Как? — удивился Главнюк, — Я же все объяснил.

— Вот именно! — дружно загалдели невидимки. — Решительно все. Тут и добавить нечего!

— Мне что, рассказывать по-новой? — поинтересовался вожак.

— Ни в коем случае! — в один голос вскричали Эдмунд и Каспиан.

— Тогда поясню вкратце, только самое необходимое, — согласился вожак. — В двух словах: мы ждали, когда к нашему острову пристанет корабль, с него сойдут люди, и среди них окажется девочка — вот такая, как эта юная особа, — и эта девочка поднимется наверх, заглянет в книгу, найдет правильное заклинание, прочитает его, и мы опять превратимся. То сеть станем видимыми. А поэтому поклялись, что, когда такой корабль придет, и такие люди с девочкой высадятся (которые без девочки, до тех нам дела нет), то мы их не выпустим, пока не добьемся, чего нам надо. Так что если ваша девочка, господа, не согласится нам помочь, наш тягостный, если можно так выразиться, долг обяжет нас перерезать вам всем глотки. И прошу без обид, господа: вы должны понимать, что дело прежде всего.

— Что-то я не вижу вашего оружия, — промолвил Рипичип. — Оно что, тоже невидимое? — Но едва он произнес эти слова, как в ближайшее дерево вонзилось вылетевшее из ниоткуда копье.

— Теперь видишь? — справился Главнюк. — Это копье пущено моей рукой. Пока оружие в наших руках, оно невидимо, но убивает оно наповал.

— Простите, я все-таки не понимаю, — проговорила Люси, — Зачем вам чужая девочка? У вас разве своих нету?

— Есть, как не быть! — загудели в ответ голоса. — Но наши наверх больше не пойдут. Потому как страшно.

— Иными словами, — подытожил Каспиан, — вы хотите, чтобы эта благородная особа отважилась на дело, которое вы боитесь поручить вашим собственным дочерям?

— Верно! — восхитились голоса. — Это ж надо все так точно подметить! Сразу видно ученого человека!

— До какой же наглости надо дойти… — начал было негодующий Эдмунд, но Люси прервала его:

— Туда ночью идти надо или можно и днем?

— Днем, днем, — откликнулся Главнюк, — Зачем ночью, ночью темно. И страшно — брр!

— Ладно, я пойду, — решительно заявила Люси, — И не отговаривайте, — тут же добавила она, обращаясь к друзьям. — Неужто сами не видите: другого выхода у нас нет. От такой оравы нам не отбиться, а наверху, может статься, ничего страш ного со мной не случится.

— Но там же чародей! — воскликнул Каспиан.

— А хоть и чародей, — храбро сказала Люси, — Может, мы с ним поладим: не думаю, чтобы он был таким злюкой. По-моему, наши невидимки просто трусоваты.

— Во всяком случае, глуповаты, — хмыкнул Юстейс.

— Но как же так, Лу?! — вскричал Эдмунд. — Разве можно лезть неведомо куда? Спроси хоть Рипа, он тебе скажет…

— Нечего мне говорить, — откликнулась Люси, — Я ведь не только за вас, но и за себя беспокоюсь. Думаешь, мне охота, чтоб меня истыкали невидимыми мечами?

— Ее величество совершенно права, — произнес Рипичип. — Будь у нас надежда спасти королеву ценой наших жизней, никто бы не колебался, но такой надежды нет. К тому же услуга, о которой просят невидимки, нисколько не умаляет ее королевского достоинства. Напротив, ей предоставляется возможность совершить достославный и благородный подвиг. Если сердце подсказывает королеве, что стоит рискнуть, я не смею возражать.

Рипичип мог говорить это не смущаясь, ибо все знали, что страх ему неведом. Мальчики, которым случалось пугаться, покраснели, но поневоле промолчали. Зато невидимки подняли радостный галдеж, а их вожак предложил пройти в дом, поужинать и отдохнуть. Юстейс нашел это предложение подозрительным, но Люси заявила, что невидимки вовсе не кажутся ей коварными, и остальные с ней согласились. Таким образом, сопровождаемые сильным стуком, который на мощеном дворе сделался громче прежнего, путники возвратились к двухэтажному особняку.

Глава 10

Волшебная книга

Надо признать, невидимки приняли гостей по-королевски. Правда, трудно было удержаться от смеха при виде того, как блюда, тарелки и кувшины неведомо откуда прыгают на стол. Ладно бы они просто появлялись, а то ведь действительно прыгали — подлетали вверх футов на пятнадцать и замирали на уровне футов трех от пола. Все бы ничего, но когда подавали супы и соусы, приходилось быть наготове.

— Любопытно, что же за народ эти прыгуны, — шепнул Юстейс Эдмунду. — Не похоже, чтоб они были людьми вроде нас. Небось какие-нибудь лягушки или кузнечики.

— Может быть, — так же тихо откликнулся Эдмунд, — Только помалкивай об этом при Люси. Она не больно-то жалует насекомых.

Ужин мог бы доставить еще больше удовольствия, если бы невидимки не расплескивали жидкости и не тараторили без конца, поддакивая один другому. Впрочем, изрекали они в основном то, что никак не могло вызвать возражения, например: «Я всегда говорил: если кто проголодался, стало быть, ему есть охота», «Что-то темнеть начало, не иначе как к ночи» или «Море вам не суша: оно мокрое, а суша сухая». А кормили сытно и вкусно — и грибной суп, и отварная курятина, и горячий окорок, и крыжовник, и смородина, и сметана, и творог, и молоко, и мед (не в сотах или в горшочке, а в жбанах, то есть медовый напиток). Напиток этот всем очень даже понравился, хотя на следующий день Юстейс жалел, что слишком на него налегал.

Но что там Юстейс! Вот Люси проснулась на следующее утро в таком состоянии, словно ей предстоял экзамен или, хуже того, визит к зубному врачу. А на улице пригревало ласковое солнышко, весело жужжали залетавшие в открытое окошко пчелы, радовала взгляд лужайка, точно такая, как где-нибудь в Англии. Девочка встала, оделась и за завтраком старалась разговаривать со всеми как ни в чем не бывало. Потом, выслушав-наставление Главнюка насчет того, что именно следует делать наверху, она попрощалась со своими спутниками, подошла к подножию лестницы и, больше не оглядываясь, стала подниматься. Хорошо еще, что было светло. Солнечные лучи падали в открытое окно на лестничной площадке, а снизу, пока девочка одолевала первый пролет, доносилось мерное, умиротворяющее тиканье старинных часов. Потом Люси повернула налево и на следующем пролете часов уже не слышала. Одолев и этот пролет, девочка увидела длинный, должно быть, тянувшийся через весь этаж коридор. Стены его покрывали резные панели, пол устилали мягкие ковры. Коридор заканчивался окошком, а по обе стороны имелось множество дверей. В полнейшей, ничем не нарушаемой тишине она слышала биение собственного сердца.

Последняя дверь по левую руку, напомнила себе Люси. До чего же неприятно, что ей нужна именно последняя дверь; ведь чтобы добраться до нее, предстояло пройти мимо других дверей, за любой из которых мог таиться чародей — может, он спит, а может, бодрствует, невидимый или мертвый… Однако пугайся не пугайся, а деваться было некуда, и девочка двинулась вперед, бесшумно ступая по толстому ворсистому ковру.

— Пока бояться нечего, — твердила она себе и, пожалуй, не кривила душой. В коридоре было светло и спокойно, разве что слишком тихо. Ей не очень нравились начертанные на дверях красным замысловатые, таинственные письмена: выглядели они довольно противно и, как думалось, что-то противное и означали. А еще меньше нравились висевшие на стенах маски, не сказать чтобы очень уж жуткие, но все-таки страшноватые. Эти маски так таращились пустыми глазницами, что трудно было отделаться от ощущения, будто они вот-вот начнут строить гримасы у тебя за спиной.

Но по-настоящему Люси струхнула только после шестой двери. Ей почудилось, будто из стены на нее уставилась чья-то бородатая физиономия. Девочка усилием воли заставила себя остановиться, обернуться, присмотреться — и поняла, что глядит в зеркало. Обыкновенное зеркало, размером; точно с ее личико, только вместо рамы были какие-то космы. Посмотришь на такое, и получится, будто ты мохнатый и бородатый.

— Я просто увидела себя в зеркале, ничего страшного! — решительно заявила Люси и пошла дальше, хотя собственное бородатое отражение вовсе не привело ее в восторг. (Каково было предназначение Бородатого зеркала, сказать не берусь, поскольку я не чародей.)