Корсары Балтики, стр. 20

Вскоре, не успел Лис осмотреть и половины трофеев, как он вернулся и швырнул под ноги де Сото пять голов убежавших в чащу моряков с купеческого корабля.

Лис безразлично спихнул головы в море и вернулся к осмотру захваченных товаров.

Когда кожаные плоскодонки успели сделать без малого три рейса в сторону замершего на якоре когга, послышался крик часового.

— Кажется, — криво усмехнулся пират, — господа крестоносцы не такие тугоухие, как я думал. Что ж, отлично.

На косу действительно вынеслись человек тридцать верховых в сияющих доспехах, по ветру стелились плащи с крестами и знамена ордена.

Де Сото бесстрашно пошел им навстречу, подняв руки.

— Милостью святой Марии Германской, — пролаял старший из орденцев, — мы, смиренные воины Христовы, спрашиваем — по какому праву ты, пес, вторгся в земли Ливонии, и что за тюки волокут твои странные рабы?

— Я капитан де Сото, известный в обители воинов Христовых, что на Родосе, как негоциант и друг истинных христиан. Некая фрау Гретхен наняла мой корабль в главнейшем порту Ганзы, чтобы доставить к замку рыцаря Роже определенный груз.

— Вот как, — удивился молодой рыцарь, оставив надменный тон при упоминании фрау Гретхен. — Я тот самый рыцарь Роже. Да святится имя девы Германской, что привела меня на этот берег… Давно, давно жду я известий из Ганзы.

Тут он помедлил, с сомнением глядя на явные следы боя — выброшенный на песок корабль, горы трупов и добычу, что волокли слуги де Сото к лодкам.

— И все же, что здесь произошло? Нам донесли, что с моря доносится пальба. Мне показалось, что проклятые витальеры опять…

— Были, были витальеры. — поддакнул де Сото, пряча в бороду глумливую усмешку. — Третьего дня застал я в море ограбленную лойму, идущую в Копенгаген. Капитан ее поведал, что атакован был ляхскими пиратами и ограблен подчистую. Я немедленно пустился в погоню за мерзавцами, нагнал их и истребил во славу всех святых.

— Похвально, — проворчал рыцарь Роже. — Однако следовало ли так рисковать моим грузом? И почему не привез его тот, кто был должен?

— Ваша милость имеет в виду купца Глорма по кличке Ганзейский Счастливчик?

— Именно так!

— Несчастный стал жертвой тех же пиратов, — вздохнул де Сото, разведя руками. — Благо еще, что уговорил я его транспортировать пушки на «Темном Спруте», а не на его ветхом корыте.

— Как же могло случиться, чтобы удача покинула Счастливчика? — подивился рыцарь.

— Мы потеряли друг друга в шторм, — ответил Лис Морей. — А нашел я лишь обломки корабля, да парус, пробитый витальерской картечью, колыхающийся на волнах.

— Пора, пора наводить на Балтике порядок, — сквозь зубы проговорил Роже. — Славянские варвары совершенно обнаглели, проходу не дают честным людям по торговым путям. С вашей помощью, рыцарь де Сото, вернее, с помощью привезенных вами орудий и моего корабля, уже готового сойти на воду, мы заставим дикарей убраться в свои омуты да болота, где им и место.

— Всенепременнейше, — усмехнулся де Сото. — А пока позвольте мне закончить погрузку? Ведь не станет же благородный рыцарь наихристианнейшего из орденов чинить нам в этом препятствий?

— Разумеется, не станет, — недовольно дернул плечом Роже. — Военный трофей — дело святое. Но и я, в свою очередь, могу надеяться, что определенная часть товаров пойдет в пожертвование на дела Церкви?

— Это уж как водится, — понимающе прикрыл глаза де Сото. — Но примет ли Церковь и святая Мария Германская какие-то побрякушки и тряпки?

— Навряд ли, — сурово отрезал Роже. — Негоже глумливо предлагать то, что не может быть востребовано самой аскетичной церковью христианского мира.

— Как же нам быть? — развел руками де Сото, казавшийся раздосадованным таким щекотливым обстоятельством.

— Я приглашаю вас в свой замок, — решил Роже, немного подумав. — Есть у меня человек, который, хоть и урожден от литвинки да московита, весьма неплохо смыслит в торговом деле. Твои рабы вручат ему часть товара, каковую ты посчитаешь уместным пожертвовать Церкви. Через свои лавки он продаст это не дольше, чем дней за десять, а в казну пойдет уже звонкая монета.

«И уж конечно, — неприязненно подумал Лис Морей, — со всей операции будут удержаны определенные средства на „починку замка“ и какие-нибудь нелепые ливонские налоги… Вот отрыжка каракатицы! Но ничего не поделаешь…»

Он сокрушался, что не успел закончить погрузку корабля до того, как явился шустрый и дошлый рыцарь. Иначе не видать бы крестоносцу и его Церкви товаров, которые де Сото почитал своими собственными.

— Далеко ли твой замок, рыцарь? — спросил он.

— Совсем нет, — улыбнулся безмятежно Роже. — И слава святителям, выходит он к морю, имея причал и все прочее, что понадобится твоему кораблю, дабы пристать цивилизованным образом к Ливонской земле.

— Отрадно, — проворчал де Сото, чувствуя в словах ливонца какой-то подвох.

Он не ошибся. Рыцарь, все с той же елейной усмешкой, продолжал:

— Воды здесь тебе незнакомые, капитан, посещавший сам остров Родос, оплот крестоносцев Востока. У меня, по счастью, есть воин, который укажет твоей посудине правильный путь к причалу моего родового гнезда.

«А заодно, — подумал Лис с негодованием, — этот человек внимательно осмотрит и пересчитает товар, дабы Мария Германская и ее верные защитники не оказались внакладе».

— Ты великодушен, рыцарь, — сказал он. — Я как раз переживал о незнании здешних мелей.

— Отлично, тогда я двинусь к замку, — Роже тронул щегольские поводья своего коня, — пока Гуго проверит, нет ли среди убитых на косе известных врагов Христовых, чей пепел следует развеять по ветру, а Арнульф взойдет на корабль.

«Вся ясно, — де Сото выдавил подобие благодарной улыбки. — Оружие и одежды мертвецов также достанутся смиренным слугам крестоносного дела. Что ж, нужно привыкать к местным шакальим нравам…»

Глава 10. ИВАНГОРОДСКИЙ ЗАКРУТ

Ночное приключение, связанное с поимкой ведьмы истомило немолодого уже князя. После баньки и трапезы он размяк и сомлел. Ярослав взашей вытолкал всех прочь, накинул на расположившегося на лавке Басманова медвежью шкуру и вышел.

На некоторое время в домине установилась относительная тишина, пока вдруг не забухали тяжелые сапоги ратников и не послышались встревоженные голоса.

— Что стряслось? Пожар, или немец наступает? — вылетел Басманов к дружине, словно ошпаренный. Лицо от сна оплывшее, помятое, глаза красные, ровно у упыря…

— Ведьма кончилась, — понуро доложили ему.

— Как так?

— Зубами, даром что руки так и оставались скрученными, вырвала с ворота фибулу, да ухом упала на иголку.

Басманов рванулся в погреб. Там царила смерть. Из уха набежала лишь капля кровяная; посеребренная игла щегольской мужской застежки мгновенно достигла мозга. Физиономия загадочной старухи казалась спокойной и величественной, словно совершила она самый важный в своей жизни поступок.

— Это Фема, — опустил руки Басманов. — Никогда они живьем в руки не давались.

— Не кручинься, княже, — подошел сзади Аника. — Не стала бы она говорить, даже и на дыбе. Порода такая.

— Тебе-то почем знать?

— От людей слыхивал, — уклончиво ответил Аника, — до судилища их тайного, Фемгерихта окаянного, никому до скончания времен не дотянуться. Принадлежат они к воинству Адову, что выведет призрачные рати на последнюю битву во дни Второго Пришествия.

— Рясу не носишь, а околесицу темную нести горазд, — проворчал Басманов. — Сожгите тело, но прежде осмотрите. И чтобы нос не воротили, со всем тщанием!

Вскоре позвали дружинники вновь Басманова в погреб.

Голая и страшная, лежала служительница Фемы на холодном полу — лицо и шея морщинистой старухи, молодое и крепкое тело ядреной девки. На левой лопатке темнела отметина с гербом тайного ордена.

— Все, — заключил Басманов. — Ошибки быть не может. Теперь жгите.

Он вернулся к своим невеселым думам.

Под вечер случилось князю услышать разговор тех, кто надзирал за сожжением тела. Болтали, дескать, ужасно корчились телеса в огне, словно грешник на сковородке. Очистительный пламень никак не мог одолеть, гудел, ярился, а когда победил — сказывали, метнулась от Ивангорода в сторону Ливонии темная птица, сотканная из дыма.