Шуми, тайга, шуми!, стр. 3

Кедр народился, наверное, в те отдаленные тысячелетия, когда земля и солнце возжелали блеснуть своей щедростью и бескорыстием, когда в пору созидания и благоденствия молодые буйные силы природы решили достойным подарком встретить появление высшего своего творения — человека. И человек должен бережно относиться к этому чудесному дару!..

— Вот я и мечтаю помочь кедру, — сказал Сергей. — Каким образом? Понимаете, ребята, защитники русского леса нажимают чаще всего на эмоции. Я нашел другой путь. Этот путь разработаю сперва в дипломе, а потом на месте, в Сибири, практически…

— Одни?

— Зачем один? Вся тайга шумит.

Замолчали. Почудилось, будто в комнату вошло что-то нездешнее, большое. Оно неслышно унесло куда-то ввысь потолок, раздвинуло стены широко-широко, мягко и властно охватило ребят. Это была Мечта.

И ребята не знали тогда, что с этого вечера переломится их жизнь, что их ждет многотрудный путь, сомнения скептиков и равнодушие пресных людей, что испытают они и счастье побед и горечь поражений.

2. КУДА ПРОПАЛ СЕРГЕЙ?

Есть люди, у которых до того складно и просто все получается в жизни, что они перестают замечать, как жизни у них не получается. Серега был не из таких. Окончив школу, он мог бы спокойненько шишковать и белковать в окрестных кедрачах вместе с отцом и братьями, но его потянуло из села. Отец строго сказал:

— Уймись, неслух!

Не унялся. Собрал книжонки в деревянный сундучок и выбрался из лесов к железной дороге. Окончил с отличием Барнаульский лесной техникум, получив право поступить без экзаменов в вуз.

— Пошло, говоришь, ученье-то? — поласковел отец. — Поезжай, Фотя, в Красноярск либо в саму Москву — лесным инженером станешь.

— Нет!

— Прокормим небось…

— Нет! — Сергей мотнул головой.

Он взял тогда под свою опеку кедровое урочище и до тех пор воевал с порубщиками и «дикарями»-шишкобоями, пока они не привыкли стороной обходить шипуновское лесничество. Через два года Сергей Шипунов собрался в Ленинград.

— Тебе видней, — сказал отец. — Гляди! Все устроилось и наладилось, какого еще рожна тебе надо?

Но сейчас, когда Сергей приезжал на летние каникулы, отец уже не перечил ему, зная, что это бесполезное дело. Серега уходил с ружьем, блокнотом и солью подальше в тайгу.

— Вторую неделю нету, — говорил отец соседям. — Тайги не боится. А че бояться-то? Она тому страшна, кто сроду ее не видал, а кто ее любит, она и приветит, и согреет, и накормит. Только вот вернется мой Фотей без настроения — это я по прошлым годам знаю. Плачет тайга-то наша…

Осенью 1957 года Сергея Шипунова выбрали в комитет ВЛКСМ академии. Дел у него прибавилось, но ребята по-прежнему собирались в его комнате чуть ли не каждый вечер. О кедре Серега мог говорить часами, чертить диаграммы плодоношения, схемы смологонных установок, шпарить наизусть сводки о грузовой работе сибирских станций за многие годы — оказывается, в 1905 году, например, только Томск отправил 115 тысяч пудов ореха! Ребята с любопытством узнали однажды, что англичане перед революцией мечтали взять на концессию часть кедрачей и тратили на исследование их больше денег, чем на все свое лесоустройство.

— На лесных картах, — рассказывал Сергей друзьям, — кедровые площади всегда окрашиваются в красную краску. И если б такую карту составить несколько тысяч лет назад, то красная краска сплошь залила бы Сибирь и Урал, широкой полосой хлынула бы к Волге. Кедр исчез на огромных территориях. И никто не знает почему.

Наверно, тут много причин. Кедровое семя, как и дубовый желудь, не имеет крыльев. Шишка может откатиться от дерева на десяток метров, не больше. Но таежное зверье не дает ей долго лежать — через несколько часов от шишки остается одна шелуха. Но если и прорастет чудом какое семя, то под густым материнским пологом дичок хорошо чувствует себя лишь семь-восемь лет. Потом молодой кедр, не получая вволю солнца, хиреет.

Как же распространяется кедр? Каким образом он заполонил когда-то величайший из материков? Железные законы действуют в кедровой тайге. Таежная живность, поедая питательные и целебные орехи, выделила одного своего представителя, чтобы тот замаливал перед кедром грехи остальных. В старинных исследованиях по кедру эта крикливая пестрая птица называлась главным врагом «хлебного дерева». Исследователи видели только, как несметные полчища кедровок в два-три дня уничтожают урожай, и призывали разыскивать и зорить их гнездовья. Но они не знали тогда, что кедровка — единственное в природе существо, помогающее кедру. Птица уносит от материнского дерева орехи на пустыри и прячет их под снег, забывая потом о своих запасах. Может быть, когда-то стихийные таежные эпидемии обрушивались на тайгу, расширяя или катастрофически сужая ареал распространения кедра. А возможно, что кедр, как многие другие реликты на земле, вообще вымирает, только люди не замечают этого, потому что нужны наблюдения в течение столетий…

— А в Америке есть кедровая тайга? — спросил однажды Виталий Парфенов, когда все собрались у него.

— Нету, — ответил Сергей. — И соболя нет и марала.

— Расскажи-ка, Серега, что в тайге сейчас делается. — Володя Ульянов мысленно уже был там, в Сибири. — Как урожай?

Сергей никогда не видел такого урожая, какой обрушился в тот год на Горный Алтай. Нахлынуло зверье, ожидался «взрыв» размножения соболя и белки. Сергей летал над кедрачами на вертолете рудника и поражался: на тайгу будто набросили золотое покрывало — спелые, желтеющие на солнце шишки сплошь закрывали верхушки кедров.

По пути в Ленинград он грезил тайгой. Стоило закрыть глаза — и тут же чудились золотой Алтай внизу, горы чистых и крупных орехов, озера янтарного, прозрачного масла. В реальной жизни, конечно, все было по-другому. На кедровники, расположенные у селений, рек и дорог, набрасывались «дикари»-шишкобои. Они калечили деревья колотами, обламывая грузные макушки; не обив как следует одного кедра, кидались к другому. Лесники рассказывали еще более страшные вещи: «предприимчивые» лесозаготовители в свободное от работы время валили бензопилой лучшие кедры, чтобы собрать урожай. Это же было все равно, что забивать корову ради литра молока!

«Дикари»-шишкобои приезжали даже из Кузбасса и Средней Азии. Кроме ореха, некоторые из них собирали также маралий корень — тождественное легендарному женьшеню ценное лечебное растение, которое в алтайских кедровниках росло целыми плантациями. Семьи «дикарей» из четырех-пяти человек зарабатывали за сезон по восемьдесят — сто тысяч рублей, варварски опустошая самую доступную тайгу. А в глубинке пропадали огромные богатства. Под снег уходила тьма ореха, малины, смородины, черемухи, грибов, ценных корней, необлетанных пчелами ароматных медоносов… Если бы все это единому государственному хозяйству!

Ребята уже знали, что Сергей становится поэтом, когда заговорит о кедровой тайге, но они не подозревали, что его план спасения кедра окажется настолько простым и здравым. Вздохами и жалобами ничего не добьешься, говорил Сергей, деловых людей надо убеждать делом, цифрой, рублем!

Еще на заре советской власти В. И. Ленин подписал декрет о заготовках кедрового ореха и организации маслозаводов. Но хозяйства «Кедропрома», созданного после смерти Ильича, ориентировались на орех и пушнину и поэтому оказались нерентабельными. Промхозы, что создавались в тайге с 1957 года, повторяли старые ошибки. Сергей мечтал организовать не сезонную заготовительную артель, а производственное таежное предприятие с постоянным штатом и круглогодичной работой. Оно должно быть комплексным, то есть брать от кедровой тайги все: орех, древесину, пушнину, живицу, дичь, мед, деготь, смолу, лекарства, ягоды, панты. И не только брать, но и охранять, восстанавливать и регулировать все эти богатства. Предприятие быстро станет хозрасчетным, самоокупаемым и начнет давать народу чистую прибыль. Потом второе такое хозяйство, третье, десятое, и наступит в кедровой тайге «золотой век»…