Два Гавроша, стр. 7
— Поешь, сыночек, — сказала немка. — Ты ведь еще не обедал.
Павлик поблагодарил, но есть не стал. Он завернул котлеты в бумагу и спрятал их за пазуху.
— Для Жаннетты, — честно признался он, потупив от смущения глаза. — Сегодня ведь ее выпускают из карцера.
Кухарка, тронутая его поступком, воскликнула:
— Мой Вилли тоже был таким! Он все отдавал голодающим… О Жаннетте не тревожься, мальчик. Мы ее с тобой хорошенько накормим. Эту девочку я очень люблю. Она умница, смелая…
— А Иоганна, того рыжего, вы тоже любите? — спросил Павлик, вдруг насторожившись.
Она молчала.
— Любите? — немного погодя переспросил Павлик,
— Нет, — покачала головой немка. — Его не за что любить. Мне только жаль его. Глупенький он.
Дежурный офицер привел Жаннетту. Девочка изменилась до неузнаваемости. Она была бледна, измучена, одни глаза по-прежнему светились теплым светом.
Фрау Эмма, увидев Жаннетту, заволновалась. Она вспомнила, что утром Круппке под строжайшим секретом сказал ей: «Завтра я отвезу подкидыша к Ленгарду».
Немка повела Жаннетту на кухню, поставила перед ней еду, а сама, заперев снаружи дверь на ключ, вышла в зал.
Павлик и Жаннетта остались одни. Они молча глядели друг на друга.
— Ешь, — наконец проговорил Павлик.
— Я ем, — ответила Жаннетта и засмеялась. — Разве ты не видишь?
— Проголодалась?
— Очень, — кивнула она головой. — Если бы не ты, я бы умерла с голоду. Они мне в этот раз, кроме воды, ничего не давали. Ни грамма хлеба. Спасибо! Ты, я вижу, смелый.
Павлик отвел в сторону глаза. Ему была приятна ее похвала, но он ничем себя не выдал.
— И ты бы так поступила, — сказал он.
— Конечно, — согласилась Жаннетта. — Я ничего не боюсь.
И снова молчание.
Чтобы не мешать девочке есть, Павлик отошел к окну. Выглянул наружу и застыл в удивлении. «Как это я раньше не заметил? Вот откуда бежать легко!»
Окно кухни находилось на уровне каменной ограды. Между стеной и забором росло огромное дерево с широко торчащими во все стороны, точно пальцы на гигантской руке, ветвями. Они тянулись от окна к ограде, как мост, ведущий на волю. Взберись на него, сделай два-три шага— и прыгай! Внизу трава, кусты, песок — не убьешься. Прыжок через асфальтированную дорогу, а дальше — лесистый холм…
— Иди сюда, — позвал Павлик Жаннетту.
Она неохотно оставила еду.
— Ну, что такое? Что ты там увидел? — повела она худенькими плечами, выглянув в окно.
— Понимаешь? — взглянул он на нее.
— Ничего не понимаю, — призналась она. — Деревья, трава, забор.
— Отсюда… отсюда удобно уйти.
Жаннетта посмотрела на него недоверчиво:
— Хочешь бежать?
— Да, — твердо сказал Павлик. — Здесь оставаться нельзя. Бежим вместе.
На ее лице появилось выражение суровой решимости:
— Хорошо. Круппке никогда не оставит меня в покое.
— Круппке, — повторил со вздохом Павлик и рассказал ей о фотографиях фельдфебеля, о том, как зверски тот его избил.
Жаннетта не могла спокойно слушать. Она то и дело вскакивала, металась по кухне, размахивала руками. Наконец с укором посмотрела на своего нового друга и заявила:
— Бежать? Нет, теперь ни в коем случае! — На ее щеках выступил румянец. — Сперва убей его, потом убежим.
Павлик растерялся.
— Боишься? — презрительно усмехнулась Жаннетта. — Эх, мужчина! Что ж, тогда я пойду…
Он покраснел: как это он не додумался до этого раньше! Жаннетта права, его долг — рассчитаться с Круппке.
— Обойдусь и без тебя, — с деланным равнодушием сказал Павлик. — Девчонки на такие вещи не способны — им только в куклы играть.
Жаннетта не обиделась. Она громко расхохоталась:
— Храбрый какой!
— Замолчи, глупая! — не на шутку рассердился Павлик. — Ты фрау Эмму подведешь.
2. Побег
План побега был тщательно продуман. И все-таки Павлик опасался провала. С каждой минутой тревога усиливалась. А вдруг фрау Эмма, обещавшая им помочь, испугается и раздумает? Немка не советует трогать однорукого: «Бог его сам покарает, а вы, ребята, бегите. Оставаться вам здесь дольше нельзя». А что, если фрау Эмма хитрит, жалеет фельдфебеля? Ведь она немка и он немец. Может, все-таки лучше его убить? Ворваться в комнату, ударить чем-нибудь тяжелым по голове— и готово! А тут еще надзирательница Берта последнее время прячет на ночь одежду Жаннетты.
Павлик обещал Жаннетте украсть костюм Бородавки (хоть бы этим отомстить доносчику!). Удастся ли?
Койка рыжего все время скрипит. Иоганн почему-то до сих пор не заснул. Он, вероятно, следит за ним, за Павликом. Неужели Круппке догадывается о готовящемся побеге?
Ровно в два часа ночи они должны быть у входа в баню. Фрау Эмма будет их ожидать. Почему в бане, а не на кухне? Немка на этот вопрос ответила загадочной улыбкой: «Дети, можете мне довериться, все будет хорошо».
Одиннадцать ударов в рельс. Еще целых три часа! Бородавка уснет. Обязательно уснет.
Рыжий уснул. Слышен скрип досок на вышках, отрывистый лай овчарок, шум деревьев. В открытом окне смутно выступает балюстрада, белеют перила лестниц. Двенадцать ударов. Потом еще один. Хочется спать. Вздремнуть бы на одну минутку! Ну, хотя бы закрыть глаза! Нельзя, нельзя, нельзя.
Павлик борется со сном, как со злейшим врагом. Он пытается поднять голову — трудно. Словно тяжелый железный шлем стягивает лоб. И все-таки Павлик поборол сон. Чтобы не терять времени, одевается и, прежде чем снова нырнуть под одеяло, протягивает руку к кровати рыжего, нащупывает одежду. Все в порядке. Скоро ли два часа? Если уйти немного раньше? Нельзя. Дежурит унтер-офицер Густав. Он тоже ревностно относится к своим обязанностям: шныряет из угла в угол. И к чему торопиться? Жаннетта, чего доброго, еще подумает, что он очень волнуется. Но есть же люди, которые во всех случаях жизни умеют оставаться спокойными. Как хочется быть таким!
Два удара. Сердце у Павлика замерло. Ему стало холодно.
Зубы начали выбивать мелкую дробь, будто он только что вылез из реки, где долго купался. На мгновение появилась нехорошая мысль: «Зачем бежать? Успеется», Нет, нет, он убежит. Оказаться трусом? Ни за что! А страшно… Так страшно, что самому не хочется в этом признаться.
Павлик сбрасывает с себя одеяло, хватает одежду рыжего и осторожно выскальзывает в коридор. Убедившись, что там никого нет, он торопливо спускается вниз. Через две-три минуты он уже в подвале бани.
Темно и тихо. Где Жаннетта? Где фрау Эмма? Придут ли они? Не случилось ли чего-нибудь?
Шорох. Павлик прижимается к стене, прислушивается. У входа в подвал мелькнуло что-то белое.
— Павлик?
Жаннетта! Босиком. В одной сорочке.
— Ты одежду принес?
— Да, — протягивает он ей сверток.
Вот и фрау Эмма. Она тяжело дышит, видно, очень волнуется.
— Скорее, скорее! — торопит она.
Павлик шагает за ней. Он в недоумении: «Куда она нас ведет? В прачечную? Нет. В котельную! Когда работает баня, здесь греется вода. Тут Сеня Хитов и его друг спрятались в ночь своего побега. Отсюда они выбрались во двор и перелезли через ограду».
В руке фрау Эммы вспыхнул сноп света. Она направила его на ребят. Павлик прищурил глаза, а худенькая Жаннетта, уже в костюме рыжего, ответила улыбкой.
— Настоящий мальчишка! — сказала немка.
Фрау Эмма осветила фонариком один из трех огромных котлов и попросила ребят помочь ей отодвинуть его в сторону.
Вскоре все выяснилось. Котел стоял на дверце, вырезанной в полу. Фрау Эмма нагнулась, ухватилась за железное кольцо и потянула его к себе. Луч фонарика провалился в черный квадрат.
— Идите за мной, не отставайте, — сказала она, медленно погружаясь в таинственный колодец.
Вниз спускалась винтовая лестница, высеченная из гранитных глыб. Идти по ступенькам, терявшимся в глубине, было трудно. Они были скользкие, покрытые илом. Видно, здесь часто бывала вода. На самом дне колодца, справа, выступила стрельчатая арка. Нагнув голову, фрау Эмма ввела через нее беглецов в узенькую, очень низкую подземную галерею.