Видоизмененный углерод, стр. 50

– Вы очень проницательны, мистер Ковач. Но вам нечего опасаться с этой стороны. Клиника «Вей» – то немногое, что вы от неё оставили, – упорно не желает предоставлять ленты внутренних видеосъемок и не собирается никого ни в чем обвинять. Она боится предстоящего расследования больше вас. Конечно, остается открытым вопрос, не попытается ли клиника свести с вами счеты лично.

– Ну а заведение Джерри?

Пожатие плечами.

– То же самое. После смерти владельца на первый план вышел коммерческий интерес.

– Очень мило.

– Рад, что вы это оценили. – Банкрофт встал. – Как я уже сказал, утро выдалось очень загруженным, и переговоры ни в коей мере нельзя считать завершившимися. Я буду очень признателен, если в будущем вы несколько умерите свои опустошительные налеты. Они обходятся весьма недешёво.

Поднявшись на ноги, я на мгновение увидел в подсознании отблески пожаров Инненина, услышал предсмертные крики, и вдруг изящный экивок Банкрофта показался мне тошнотворно-гротескным, напоминающим антисептические слова из отчётов генерала Макинтайра о потерях: «…оправданная цена за овладение побережьем Инненина…» Подобно Банкрофту, Макинтайр был человеком могущественным. А когда могущественные люди говорят об оправданных ценах, можно быть уверенным только в одном: платить будет кто-то другой.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Полицейский участок на Фелл-стрит размещался в непритязательном здании, выстроенном в стиле, как я предположил, марсианского барокко. Трудно определить, проектировалось ли оно с самого начала под эту функцию, или же его переоборудовали впоследствии. Потенциально сооружение представляло собой настоящую крепость. В облицованных красным гранитом стенах были проделаны узкие высокие амбразуры. Окна с тонированными стеклами защищали неприметные комки генераторов силовых полей. Шероховатая поверхность стен в свете утреннего солнца алела кровью. Я так и не смог прийти к заключению: специально сделаны неровными ступени, ведущие к входу под аркой, или они просто стерлись от времени.

Как только я вошел внутрь, меня тотчас же охватило странное спокойствие. Решив, что это инфразвук, я окинул взглядом отбросы человеческого общества, покорно ждущие на скамейках. Если это были арестованные подозреваемые, вели они себя на удивление невозмутимо. У меня возникло сомнение, что подобное поведение объясняется воздействием безмятежных росписей на стенах. Я пересек разноцветную полоску света, падающего из окна, прошел мимо небольших групп людей, беседующих на пониженных тонах, более подходящих библиотеке, нежели правоохранительному учреждению, и приблизился к столику дежурного. Увидев меня, дежурный сержант мило заморгал – по-видимому, инфразвук действовал и на него.

– Мне нужна лейтенант Ортега, – сообщил я. – Из отдела органических повреждений.

– Как вас представить?

– Передайте, её спрашивает Элиас Райкер.

Краем глаза я заметил, что другой полицейский в форме при звуках этого имени вздрогнул, но промолчал. Дежурный сержант, поговорив по телефону, выслушал ответ и повернулся ко мне.

– Сейчас она кого-нибудь пришлет. Вы вооружены?

Кивнув, я сунул руку во внутренний карман куртки, чтобы достать «немекс».

– Пожалуйста, передавайте оружие осторожно, – благожелательно улыбнувшись, добавил сержант. – Программное обеспечение системы безопасности очень чувствительное, и если вы сделаете резкое движение, вас оглушат.

Перемещая руку с черепашьей скоростью, я достал «немекс» и положил его на стол, затем отстегнул от руки нож «Теббит». Когда я закончил, дежурный сержант блаженно улыбнулся.

– Благодарю вас. Оружие будет возвращено при выходе из здания.

Не успел он договорить фразу, как из двери в дальнем углу зала появились двое подручных Ортеги и быстрым шагом направились к столу. Их лица искажало одинаково яростное выражение. Судя по всему, за такое короткое время инфразвук ещё не успел на них подействовать.

«Ирокезы» шагнули ко мне, намереваясь схватить за руки.

– Не надо, – предупредил я.

– Эй, послушайте, этот человек не арестован, – вмешался дежурный сержант.

Один из полицейских, бросив на него взгляд, презрительно фыркнул. Другой молча смотрел на меня так, будто давно не ел сырого мяса. Я безмятежно улыбнулся. После встречи с Банкрофтом я вернулся в «Хендрикс» и проспал почти двадцать часов подряд. Я отдохнул, находился на нейрохимическом взводе и испытывал сердечную неприязнь к представителям власти, которой гордилась бы сама Куэлл.

Наверное, это было заметно. «Ирокезы» отказались от попыток обыска, и мы втроем поднялись на четвертый этаж, в тишине, нарушаемой только поскрипыванием древнего лифта.

Кабинет Ортеги имел одно из высоких узких окон – точнее, его нижнюю половину, отсеченную потолком. По-видимому, оставшаяся часть взмывала ракетой от пола помещения, находящегося наверху. Наконец я увидел какие-то следы того, что здание было перестроено. На остальных стенах кабинета отображался тропический закат над морем и островами. Сочетание тонированного стекла окна и заката наполняло кабинет мягким оранжевым светом, в котором виднелись кружащие пылинки.

Лейтенант сидела за массивным деревянным столом словно зверь в клетке. Поставив подбородок на руку, с силой прижавшись голенью и коленом к краю стола, она изучала данные на экране допотопного переносного компьютера. Помимо компьютера, на необъятном столе были лишь видавший виды крупнокалиберный «смит-вессон» да пластиковый стаканчик кофе с нетронутой нагревательной полоской. При нашем появлении Ортега подняла голову и кивком отпустила сотрудников.

– Присаживайтесь, Ковач.

Оглянувшись по сторонам, я увидел у окна стул и придвинул его к письменному столу. Вечёрний свет, заливавший кабинет, сильно меня смущал.

– Вы часто работаете в ночную смену?

Ортега сверкнула глазами.

– Это ещё что за шутка?

– Да так, ничего. – Я развел руками, указывая на предзакатные сумерки. – Просто подумал, что вы поэтому так настроили стены. Знаете, на дворе десять часов утра.

– А, вот оно что, – проворчала Ортега, пробегая взглядом по изображению на стенах. Определить в свете тропического заката было трудно, но я решил, что глаза у неё серо-зелёные, как море рядом с водоворотом.

– Просто оборудование рассинхронизировалось. Управление полиции в Эль-Пасо по дешевке приобрело устройство имитации окружающей среды. Время от времени оно выкидывает подобные фокусы.

– Нелегко вам приходится.

– Да, иногда я его отключаю, но неоновые полоски… – Она вдруг резко вскинула голову. – Что со мной, мать твою? Ковач, вы отдаете себе отчёт, насколько сейчас близки к тому, чтобы отправиться на хранение?

Сблизив большой и указательный пальцы, я посмотрел на Ортегу сквозь щелочку.

– Насколько я слышал, от этого меня отделяют только показания клиники «Вей».

– Не волнуйтесь, мы сможем обойтись и без них. Вчера утром в семь часов сорок три минуты вы вышли из дверей клиники – это зафиксировали спутники наблюдения.

Я молча пожал плечами.

– И не думайте, что ваш дружок маф сможет до бесконечности вас покрывать. Водитель лимузина клиники «Вей» рассказывает интересные вещи об угоне его машины и настоящих смертях. Быть может, он и про вас что-нибудь скажет.

– Вы конфисковали лимузин? – небрежным тоном спросил я. – Или клиника потребовала вернуть его до того, как вы успели провести тесты?

Рот Ортеги превратился в тонкую полоску. Я кивнул.

– Так я и думал. А водитель, полагаю, не скажет ни слова до тех пор, пока его не ткнет клиника.

– Послушай, Ковач. Я буду давить и давить, и рано или поздно что-нибудь треснет. Это лишь вопрос времени, ублюдок. Вбей себе в голову.

– Завидное упорство, – заметил я. – Какая жалость, что вы не подошли с ним к делу Банкрофта.

– Нет никакого дела Банкрофта, мать твою!

Вскочив на ноги, Ортега с силой ударила ладонями по столу, прищурившись от бешенства и отвращения. Я ждал с натянутыми до предела нервами. Интересно, а не случаются ли в управлении полиции Бей-Сити с подозреваемыми разного рода травмы, как это происходит в некоторых других правоохранительных учреждениях, где мне довелось побывать? В конце концов лейтенант шумно выдохнула и медленно, расслабляя сустав за суставом, опустилась в кресло. Гнев схлынул с лица, но отвращение осталось, задержавшись в тонких складках у глаз и в поджатых полных губах. Ортега посмотрела на свои ногти.