Сломанные ангелы, стр. 67

Разведя руками так, чтобы он это видел, я выждал паузу, после чего легко похлопал нашего капитана по плечу.

– Сутъяди, можешь не говорить, будто тебя беспокоит эта вещица. Только не человека, вставшего против «Пса» Вьютина и его шоблы. В свое время ты мог бы стать моим идеалом.

Наверняка он посчитал это неудачной шуткой, однако промолчал.

– Не парься. Ворота – это машина. Такая, как портальный кран. Или как… – Я замялся, подбирая ассоциацию. – Как автомобиль. И это все, что они собой представляют. Через несколько столетий мы будем сами строить такие машины. При удачном раскладе – сможешь дожить.

Сутъяди холодно ответил:

– Ошибаешься. Оно не похоже ни на что человеческое.

– Черт побери, не собираешься ли ты удариться в мистику? – тут я как бы ненароком бросил взгляд в сторону Хэнда, почувствовав кожей, как он мгновенно напрягся. – Конечно, эта штуковина не похожа ни на что, созданное человеком. Это построили не люди, а марсиане. Но марсиане – лишь отличная от нас раса. Наверное, они умнее нас. Наверное – ушли далеко вперед в своем развитии. Что вовсе не делает этих существ ни демонами, ни богами. Нет? Разве не так?

Сутьяди повернулся ко мне:

– Не знаю.

– Сутъяди, честное слово, ты начинаешь напоминать идиота. Мы стоим перед технологическим объектом.

– Нет, – он покачал головой. – Мы стоим на пороге, который вот-вот переступим. И еще об этом пожалеем. Разве ты не чувствуешь? Разве не чувствуешь… Там что-то ждет.

– Нет, ничего такого. Я могу чувствовать собственное ожидание. Раз эта штука плохо на тебя влияет – не лучше ли заняться чем-то общественно полезным?

– Да, хорошо бы.

Мне показалось, что Хэнд предпочитает остаться и созерцать свою новую корпоративную игрушку. Оставив его у ворот, мы с капитаном прошли к выходу из раскопа. Некоторым образом мне передалась какая-то часть нервного состояния Сутьяди, так что едва мы оба оказались на первом повороте тоннеля, закрывавшем вид на ворота, как я почувствовал, будто кто-то стоит за моей спиной. То же самое ощущение возникает, когда поворачиваешься к огневой точке – зная, что оружие снаряжено и поставлено на боевой взвод. То, что система опознает тебя как «своего», не имеет значения. Ты знаешь, что находящееся за спиной способно превратить любого в маленькие кусочки мяса и костей и что, несмотря на совершенное программирование, бывает всякое. А дружественный это огонь или вражеский огонь – они убивают одинаково.

У выхода из тоннеля нас встретил яркий свет – своего рода отрицание спрессованного мрака, который мы только что рассматривали.

Я немедленно отбросил эту мысль прочь.

– Теперь ты счастлив?

Я нарочно задал вопрос с издевкой.

– Буду счастлив. Скоро. Когда сбросим на ту сторону буй и уйдем за полусферу, подальше от этого чуда.

Я с досадой покачал головой.

– Не могу понять, Сутьяди. Лэндфолл построен на шести огромных раскопах со снайперской точностью. Вся планета состоит из марсианских руин.

– Я с Латимера. И служу там, куда пошлют.

– Хорошо, с Латимера. Там что, иная картина? Боже мой, да любой из этих проклятых миров, нами колонизированных, в свое время принадлежал марсианам! Мы получили от них карты и должны благодарить за то, что смогли сюда добраться!

– Так точно.

Сутъяди замер как вкопанный и развернулся ко мне. На его лице впервые показалось что-то, напоминавшее эмоции, – с тех пор, как капитану не позволили взорвать упавшую на раскоп скалу.

– Именно так. А хочешь узнать, о чем это говорит?

Удивленный столь неожиданной реакцией, я подался назад:

– Конечно… Излагай.

– Это означает, что нам не следовало здесь появляться. Ковач, мы не принадлежим этим мирам. Мы не готовы. – Интонация тихого голоса Сутъяди звучала напряженно, как никогда прежде. – Какая нелепость… Для чего было первым делом въезжать в эти чертовы карты? Не будь карт, мы принялись бы за колонизацию других планет спустя тысячи лет! Ковач, нам была нужна пауза! Следовало заслужить место под этими звездами. Вместо развития мы оседлали мертвую цивилизацию, не успев понять ее сути.

– Я не считаю…

Сутъяди не услышал возражения.

– Видел, сколько времени ушло на ворота у нашего археолога? Вспомни, сколько потребовалось обломков, едва ли понятых наполовину? «Можно утверждать, что марсиане воспринимали свет гораздо более коротких волн…» – Он доходчиво воспроизвел мимику Тани Вордени. – Она не знает почти ничего, так же, как любой из нас. Мы лишь строим догадки. Мы не знаем сами, что творим. Ковач, мы крутимся вокруг истины, пришпиливая к великому космосу наши антропоморфные определения. Насвистываем себе под нос и радуемся… А правда в том, что нет и малейшего намека на смысл того, чем все мы здесь занимаемся. Нас вообще не могло здесь быть. Мы не принадлежим этой планете.

Я глубоко вздохнул. Посмотрел себе под ноги, затем поднял глаза к небу.

– Ладно. Знаешь что, Сутъяди, думаю, тебе пора копить деньги, чтобы транслировать свой стек на Землю. Место, конечно, дерьмовое, но мы все оттуда. И чертовски уверены, что принадлежим той планете.

Едва улыбнувшись, капитан окончательно убрал с лица эмоции, вернув на место маску уверенного в себе командира.

– Поздно, – тихо произнес он. – Слишком поздно.

Внизу, около «Нагини», Хансен и Крюиксхэнк уже развязывали тщательно застропленный буй «Мандрагоры».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

На всю подготовку Крюиксхэнк с Хансеном потратили около часа.

Хэнд настаивал, чтобы мандрагоровский маячок трижды прогнали через системный тест. В итоге, убедившись, что буй способен выполнить свою миссию, наш командир был почти доволен.

– Видите, – нетерпеливо пояснял Хансен, в третий раз запуская процессор локатора, – он фиксирует положение звезд и в случае приближения любого тела немедленно определяет его как новый объект. Проблем не возникнет. Если, конечно, оно непрозрачное.

– Мы не должны этого исключать, – возражал Хэнд. – Включите в работу детектор масс.

В ответ Хансен издал тяжелый вздох. По другую сторону двухметрового буя на них ехидно скалилась Крюиксхэнк.

Через несколько минут я помог Иветте спустить с борта «Нагини» пусковую раму, и вдвоем мы уложили буй на ярко-желтые направляющие. Хансен закончил последние проверки, закрыл разбросанные по коническому корпусу лючки доступа к переключателям и с чувством похлопал наш маяк по округлому боку:

– Мы готовы к «Большому скачку».

Потом мы выслушали наставления Сян Сянпина и осторожно поместили буй с пусковой рамой на место. Изначально конструкция буя предусматривала запуск через торпедный аппарат. На раме его конический корпус смотрелся откровенно нелепо, готовый в любой момент перевернуться через нос. Хансен подергал направляющие взад-вперед, провернул их, проверяя ход, и наконец снял пульт дистанционного управления. Спрятав пульт в карман куртки, он зевнул.

– Никто не скажет, мы можем поймать канал с Лапинией? – спросил он.

Проверив наручный дисплей, я засек время, синхронизировав его с предварительно запущенным в раскопе таймером. До запуска оставалось чуть больше четырех часов. Не отрывая глаз от зеленоватых цифр, я успел краем глаза заметить, как нос буя дернулся, а затем он пошел вперед, перекувыркнувшись через лишенный стопора перед пусковой рамы. Буй тяжело грохнулся на песок, и, взглянув на опешившего Хансена, я рассмеялся.

– О, мой Сэмеди, – сказала Крюиксхэнк, видевшая всю картину. Она встала с места, направляясь к пусковой раме. – Ну и что стоите, как два идиота, помогайте мне…

И тут ее распороло на части.

Я стоял ближе всех, уже поворачиваясь, готовый прийти на помощь. Потом, вспоминая эту секунду в бесполезных попытках проанализировать случившееся, я смог полуувидеть-полувспомнить удар, пришедшийся ей чуть выше бедренной кости и рассекший тело снизу вверх безжалостным и небрежным, направленным в разные стороны колеблющимся движением, взметнувшим вверх фрагменты тела. Это был зрелищный, но крайне неудачный гимнастический трюк. Я успел заметить, как над моей головой пролетела ее рука и часть туловища. Нога упала сзади, волоча за собой обрубок ступни, ударивший меня по лицу. Я чувствовал вкус крови. Голова еще поднималась в небо, отдельно от всего, замедленно вращаясь и растрепывая волосы вместе с рваным остатком шеи и похожим на платок лоскутом кожи, сорванным с плеч. Я чувствовал, как ее кровь падает на мое лицо словно дождь.