Сломанные ангелы, стр. 28
– Атебя не гложет? Сколько проходит времени, когда это начинает действовать?
– Время не имеет значения. Спасибо корпусу Посланников, они разбирались в таких вещах. Была специальная техника – «нейродинамическое регулирование», в просторечии – «кондиционирование».
На сей раз Таня развернулась на стуле, обратившись ко мне лицом:
– А ты ни разу не пожалел? И не считал себя ущербным?
Перегнувшись через стол, я дотянулся до бутылки и наполнил стаканы до краев:
– В молодости – не имело значения. Думаю, это и в самом деле здорово. Мечта, до края налитая тестостероном. Знаешь, до корпуса Посланников я служил в обычных частях, и там хватало других заморочек, вроде «привитых» тебе программных модулей. Теперь разрешают менять версии собственного тела. И тело становится доспехом твоей бессмертной души. Со временем я состарюсь и буду рассуждать по-иному. Но кондиционирование останется во мне навсегда.
– Ты не способен его преодолеть? Не можешь отказаться от кондиционирования?
Я пожал плечами:
– Как правило, этого не хочется. Такова природа качественного нейродинамического регулирования. А этот продукт – действительно качественный, позволяющий человеку действовать куда эффективнее. Противодействие кондиционированию дается с трудом, замедляя реакцию. Откуда у тебя такие сигареты?
– Эти? – Вордени отрешенно посмотрела на пачку «Латимер-лайт». – Э-э… кажется, их дал мне Ян. Да, это он.
– Надо же, постарался, – если она и заметила в моем голосе сарказм, то никак не прореагировала.
– Хочешь?
– Почему бы нет? – при виде сигареты мне кажется, что это тело послужит недолго.
– Думаешь, мы действительно доберемся до Латимер-Сити? – археолог внимательно наблюдала за тем, как я вытряхивал сигарету из пачки и прикуривал. – Доверяешь ли ты Хэнду? Надеюсь, он выполнит вторую половину сделки.
– У него есть лишь одна, довольно шаткая возможность поставить на нас крест, – выдохнув облако дыма, я наблюдал, как оно рассеивалось над стойкой бара. Появилось неясное чувство предстоящей утраты, словно что-то пролетело через мой мозг и сбило с мысли. Подбирая нужные слова, я взял паузу:
– Отправив деньги на наш счет, «Мандрагора» уже не сможет отменить свой перевод. Так что, выведя нас из игры, Хэнд получит обратно лишь стоимость направленной трансляции и цену трех свежих тел. И еще – опасность возмездия.
Вордени показала глазами на резонансный скрэмблер:
– Ты уверен, что эта штуковина без «жучка»?
– Нет. Я купил ее у частного дилера, однако по рекомендации «Мандрагоры». Поэтому в скрэмблере может быть все что угодно. На самом деле это не имеет значения. Единственный, кто знает о деньгах все, – это я, а я не собираюсь тебе рассказывать.
– Спасибо.
Я не заметил никакой иронии в этом тоне. В лагере Таня Вордени узнала цену знанию и незнанию.
– Не стоит благодарности.
– Корпорация способна заставить нас замолчать позже, по окончании сделки.
Я развел руками:
– Зачем? «Мандрагоре» невыгодно молчание. Это крупнейшее открытие, в котором когда-либо участвовала независимая корпорация. И о нем нужно будет рассказать. Наша «взведенная», как будильник, информация окажется самой последней новостью к моменту, когда выйдет в сеть. Обнаружив твой звездный корабль, «Мандрагора» сама оповестит об этом факте крупнейшие банки данных Санкции IV. Хэнд использует открытие для получения членства в Картеле, а возможно – сядет в одно из кресел коммерческого совета Протектората. В одну ночь «Мандрагора» может стать крупнейшим из игроков корпоративного поля. А наша значимость при данном порядке вещей будет просто нулевой.
– Ха, и долго вы все обдумывали?
Я опять пожал плечами:
– Пока это вообще не обсуждается.
– Не знаю, – Вордени сделала слабый, даже беспомощный жест. – Не могла себе представить, как охрененно ты на него похож. На этот кусок корпоративного дерьма.
Я вздохнул:
– Послушай. Мое мнение о Матиасе Хэнде к делу не относится. Он выполнит лишь то, что мы хотим. Вот что важно. Нам заплатят и посадят на уходящий борт. В этом смысле личность Хэнда не имеет особого значения. На его месте мог оказаться любой функционер «Мандрагоры». Хэнд нравится мне в той мере, в какой мы нуждаемся в его услугах. Если он попытается помешать, я в любой момент могу сжечь ему стек. По-моему, достаточно внятно изложено, чтобы тебя убедить.
Вордени прикоснулась к скрэмблеру:
– Остается надеяться, что здесь нет прослушки. Если Хэнд тебя слушает…
– Хватит тебе, – я потянулся через стойку и взял полный до краев стакан Шнайдера. – Если так, возможно, он испытывает аналогичные подозрения на мой счет. Хэнд, если ты меня слышишь: за недоверие и взаимное сдерживание. Ну, будем! – я стукнул стаканом по оголовью и выпил. Вордени округлила глаза:
– Великолепно. Вперед, на мины! То, что мне и нужно.
Я зевнул:
– Что тебе нужно, так это подышать свежим воздухом. Не желаешь прогуляться? Если отправимся сейчас, можем обернуться до комендантского часа.
– Я думала, в такой форме комендантский час – не проблема.
Я посмотрел на свою форму и провел ладонью по грубоватой ткани:
– Ну да. Но теперь нам лучше не высовываться. Кроме прочего, патрули бывают автоматические, а они запрограммированы на жесткий ответ. Не будем рисковать. Ну что, пойдешь?
– Хочешь прогуляться под ручку? – предполагалось, что это была шутка, но прозвучала она неловко. Мы оба встали, совершенно чужие друг другу и замкнутые каждый в своем мире. Возникла напряженная пауза, повисшая в воздухе, словно неудачный тост. Чтобы смять окурок сигареты, пришлось дотянуться до пепельницы.
– Конечно, – галантно произнес я. – На улице темно.
Сунув скрэмблер в карман, я сделал то же с пачкой сигарет. Впрочем, сказанное не сняло напряженности. Слова остались висеть в воздухе, словно дымная трасса от лазерного выстрела.
На улице темно.
Выйдя наружу, мы шли, скромно пряча руки в карманах.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Руководящий состав «Мандрагоры» занимал три верхних этажа корпоративного здания.
Функционеры компании имели отдельный вход, а на многоярусной крыше была предусмотрена целая система из садов и бистро. От пилонов на парапете крыши отходили экраны с регулируемой проницаемостью, не пропускавшие тепловое излучение солнца. В трех кафе в любое время дня и ночи подавали еду.
Мы вошли в здание в середине дня. Не успев как следует разобраться в маршруте, сразу встретили безукоризненно одетого Хэнда. Если он и слышал наш вчерашний обмен любезностями, то это никак не отразилось на его настроении.
– Доброе утро, госпожа Вордени, джентльмены. Надеюсь, проведенная в городе ночь стоила риска.
Не глядя на собеседников, я подцепил на вилку очередной кусок. Вордени успела спрятать глаза за солнцезащитными очками, а Шнайдер сосредоточенно размешивал кофе, изучая осадок. Так что беседа не клеилась. Я ответил просто из вежливости:
– Были приятные моменты. Присаживайтесь.
Хэнд взял один из стульев и сел. Вблизи он выглядел не так шикарно, и под глазами я заметил следы вчерашнего напряжения.
– Спасибо. Я уже перекусил. Госпожа Вордени, готовы первые составляющие из вашего списка оборудования. Я отдал распоряжение доставить их вам.
Археолог кивнула и подставила лицо солнцу. Стало ясно, что ее ответ этим исчерпывается, и Хэнд перевел взгляд на меня, недоуменно подняв бровь. Я едва заметно покрутил головой. Не спрашивай.
– Отлично. Лейтенант, мы почти готовы к подбору людей. Если вы…
– Прекрасно.
Атмосфера вокруг стола явно сгущалась. Запив пищу глотком чая, я встал с места:
– Пошли.
На призыв никто не откликнулся. Шнайдер вообще не поднимал головы, а зеркальные очки Вордени сопровождали мое перемещение по террасе словно сенсор автоматической пушки.
Вниз мы спустились на лифте, слишком разговорчивом: на каждом уровне устройство управления лифта озвучивало номер этажа и название проектов «Мандрагоры», на нем выполнявшихся. По дороге никто из нас не проронил ни слова. Через каких-то тридцать секунд двери лифта вновь отворились. Мы оказались в коридоре с низким потолком и стенами из грубо наплавленного стекла. На стенах яркими голубыми полосами выделялись вставки из иллюминия, а выход наружу был обозначен в дальнем конце коридора ярким пятном солнечного света. У самых дверей лифта нас ждал небрежно припаркованный транспортер желтого цвета без всяких опознавательных знаков.