Ловушка для адвоката, стр. 13

Как обычно в таких случаях, желающих сотрудничать со следствием не было. Даже пострадавший заявил, что ничего не помнит, предоставив вершить правосудие дружкам из банды. Однако сыщикам удалось докопаться до улик. На выезде из Родиа-Гарденс машину моего клиента зафиксировала видеокамера, а экспертиза машины обнаружила следы крови на дверце — доказательства не стопроцентные, но вполне достаточные, чтобы отнестись всерьез к предложению обвинителя. Если Монтгомери признавал свою вину, то получал три года тюрьмы, из которых реально отсидел бы два с половиной, но, пойдя на риск судебного разбирательства, мог в случае неудачи сесть на все пятнадцать. Грабеж с применением огнестрельного оружия плюс тяжкие телесные повреждения — не шутка. Судья Джудит Чампейн в подобных случаях не знала пощады.

Я однозначно рекомендовал клиенту пойти на предложенную сделку. На мой взгляд, думать тут было нечего, однако, в конце концов, сидеть предстояло не мне. Монтгомери никак не мог решиться, и дело было не в сроке, а в личности пострадавшего. У его дружков-бандитов были свои люди повсюду, и даже трехлетний срок мог означать смертную казнь.

— Предложение выгодное, — продолжал я. — Окружная прокуратура не хочет идти на процесс с такими уликами и свидетелем, который не желает говорить. Поэтому тебе дают возможность дешево отделаться. В общем, решай. Две недели на размышления закончились, осталось несколько минут.

Монтгомери хотел покачать головой, но решетка не пускала.

— Как это понимать? — спросил я.

— Так, что все хреново! Неужели мы не можем выиграть? Ты же теперь прокурор! Поговори там со своими…

Я тяжело вздохнул.

— Это разные вещи, Кэш. Не могу. Решать тебе: соглашайся на три года — или судимся. Шансы у нас имеются, я уже говорил. У них нет оружия, и жертва не дает показаний, это хорошо, но кровь на дверце и кадры с видеокамеры не оспоришь. Конечно, мы сыграем на самозащите: ты просто покупал, а он увидел твои деньги и попытался их забрать. Присяжные могут поверить, тем более если Хикс не станет отвечать, а я буду задавать такие вопросы, что Аль Капоне по сравнению с ним покажется ягненком.

— Что еще за Аль Капоне?

— Ты шутишь?

— Нет, серьезно, кто это такой?

— Ладно, не важно… Ну что, Кэш, как решим?

— Значит, судиться мы можем?

— Можем — только ставки уж больно высоки.

— В смысле?

— Три года против пятнадцати, Кэш. Стоит ли рисковать?

Он выпрямился, продолжая держаться за решетку. На лбу остались отпечатки стальных прутьев.

— Три или пятнадцать — мне все равно не выжить. Они достанут меня в любой тюрьме штата. В округе — другое дело, там сидишь в одиночке под хорошей охраной.

Я кивнул. В окружной тюрьме содержались обвиняемые и осужденные на короткие сроки. Беда в том, что заключение сроком больше года полагалось отбывать в тюрьме штата.

— О'кей, стало быть, идем на суд?

— Да.

— Тогда жди.

Я тихонько постучал в дверь судебного зала, мне открыл охранник. Судья Чампейн вела рабочее заседание по другому делу. У барьера сидел наш обвинитель, и я подошел к нему. С Филиппом Хеллманом мы сталкивались на процессе впервые, и он показал себя вполне разумным человеком. Проверим еще раз, каков предел его сговорчивости.

— Говорят, Микки, мы теперь коллеги? — улыбнулся он.

— Только на время. Я не планирую делать у вас карьеру.

— И хорошо, мне не нужны лишние конкуренты. Так что с нашим делом, решили?

— Хотелось бы обсудить еще разок…

— Микки, предложение и так щедрее некуда! Не могу же я…

— Да нет, ты прав, конечно, и мы с клиентом очень тебе благодарны. Проблема в другом: он не может пойти на сделку, потому что попасть в тюрьму штата для него равносильно смертному приговору. Ты же сам знаешь: «крипсы» до него там доберутся.

— Ну, во-первых, не знаю, а во-вторых, на что он рассчитывал, когда пытался подстрелить и ограбить одного из них?

Я кивнул:

— Хороший вопрос. Правда, мой клиент утверждает, что это была самозащита — пострадавший первым выхватил оружие. Тебе предстоит добиваться правосудия для человека, который его не хочет, потому что отказывается говорить или врет, что ничего не помнит.

— Ну и что? Пулю-то он получил.

— Не уверен, что присяжные на это купятся, особенно когда я изложу его биографию. Для начала спрошу у него, чем он зарабатывает на жизнь, и смогу доказать, что исключительно продажей наркотиков — с двенадцати лет, когда мать выкинула его на улицу.

— Все это, Микки, мы уже обсуждали. Чего ты хочешь? Я уже, ей-богу, готов послать все к черту и передать дело в суд!

— Чего я хочу? Хочу, чтобы ты не испортил свою блестящую карьеру.

— Что?

— Слушай, ты молодой, у тебя все впереди. Говоришь, не нужны конкуренты? А проиграть одно из первых дел тебе нужно? Не лучше ли сбыть его с рук и успокоиться? Я прошу год в тюрьме округа и возмещение убытков — любое, сумму сам назовешь.

— Ты смеешься? — воскликнул он и, заметив, что судья обернулась, повторил шепотом: — Что за идиотские шутки!

— Да нет, какие шутки. Если подумать, такое решение всех устроит, Фил.

— А Джуди?

— Попросимся в кабинет и поговорим с ней. Скажем, что Монтгомери хочет судиться и настаивает, что действовал в порядке самозащиты. Еще скажем, что у прокуратуры нет уверенности в виновности обвиняемого из-за отказа пострадавшего — влиятельного члена преступной группировки — сотрудничать с правосудием. Джуди сама выступала обвинителем до того, как стала судьей. Кто знает, может, мой клиент вызовет у нее больше сочувствия, чем подстреленный наркодилер.

Хеллман надолго задумался. Чампейн уже покончила с предыдущим делом и велела помощнику привести Монтгомери. Он был последним в списке на сегодня.

— Теперь или никогда, Фил!

— Ладно, — решился Хеллман, встал и направился к своему столу.

— Ваша честь, — провозгласил он, — не могли бы юристы, участвующие в деле, предварительно обсудить его в кабинете судьи?

Джудит Чампейн, судья опытный и все повидавший, подняла брови.

— С занесением в протокол, джентльмены? — осведомилась она.

— Думаю, в этом нет необходимости, — сказал Хеллман. — Мы хотели бы обговорить условия досудебного соглашения.

— В таком случае сделайте одолжение.

Она с достоинством поднялась и двинулась в свой кабинет. Мы с молодым обвинителем пошли следом. По пути я наклонился к его уху и шепнул:

— Уже отбытый срок, само собой, вычитается?

Хеллман резко затормозил.

— Ты… ты…

— Шучу, шучу, — быстро сказал я, поднимая руки кверху.

Он хмуро отвернулся и зашагал дальше. Что ж, попытка не пытка.

Четверг, 18 февраля, 07:18.

За завтраком царило молчание. Мэдлин Босх ковыряла ложкой кукурузные хлопья, но количество их в тарелке почти не уменьшалось. Гарри Босх знал, чем расстроена дочка — не тем, что отец уезжает, и не тем, что не берет ее с собой. Такие поездки случались изредка и скорее радовали девочку. Ей не нравилось, с кем на этот раз придется оставаться. Мэдлин скоро исполнялось четырнадцать, и она предпочла бы ночевать дома одна или хотя бы у подруги по соседству, но никак не с миссис Бамбро из школы.

Босх знал, что девочка вполне справится одна, однако не был пока готов ее оставить. Мэдлин жила с ним всего несколько месяцев, с тех пор как потеряла мать, и он не мог решиться, как она ни настаивала.

Он вздохнул и отложил ложку.

— Послушай, Мэдди, завтра тоже школьный день. Когда ты оставалась с Рори, вы не спали всю ночь, а потом чуть не уснули на уроках. Учителя были недовольны, и родители Рори тоже.

— Я же сказала — такое больше не повторится!

— Давай сделаем так: я скажу миссис Бамбро, что Рори может побыть с тобой, только не до ночи. Приготовите вместе уроки, поиграете…

— Как же, придет она, когда со мной тут училка сидит. Спасибо, папочка!