Ирод, стр. 12

Раб, расстегнув латы Малиха, долго рылся и в складках туники мертвеца, и между ремнями и чешуею лат, но ничего не находил. Тут он вспомнил, что египетские воины имеют обыкновение хранить талисманы Изиды в рукоятках мечей, которые отвинчиваются. Рамзес стал отвинчивать рукоятку меча Малиха. Там обнаружилась небольшая пустота, а в ней крошечный глиняный флакончик.

— Есть, — сказал Рамзес, вынимая флакончик.

— Дай сюда.

Осторожно открыв закупорку флакончика, Ирод увидел там несколько капель бесцветной жидкости.

— Осторожнее, господин, — испуганно воскликнул раб, — там смерть!

Тогда Ирод велел позвать со двора собаку и принести маленький кусочек мяса. Рабы исполнили приказание. Собака весело виляла хвостом, видя в руке раба мясо.

— Держи осторожнее, — сказал Ирод, поднося флакончик к кусочку мяса и капая на него таинственною жидкостью, — теперь дай собаке.

Собака жадно проглотила подачку, ожидая другой, побольше. Но тут же зашаталась и упала трупом.

— Вот! — мрачно сказал Ирод.

— О, Адонай, Господь! — воскликнул Гиркан.

IX

После битвы при Филиппах, где погибли «последние республиканцы», Брут и Кассий, — первый, с отчаяния бросившись на собственный меч, второй, с отчаяния же, добровольно напоровшись на меч раба, — победители их, крутолобый мальчишка Октавиан и узколобый Антоний, поделили весь мир между собою поровну: Октавиан взял Запад, Антоний — Восток. В то время, когда честолюбивый мальчишка стал упорно работать, идя по стопам своего великого деда с плешивой головой, Антоний, избрав своей резиденцией Тарс, в Киликии, стал безумствовать от пресыщения властью, ломая из себя дурака и воображая, что совсем играет бога. Разоряя подвластные ему страны Востока, грабя храмы их и государственную казну, призывая к себе на суд царей, он изображал из себя бога-пропойцу, всепьянственнейшего Вакха, которого окружали раболепные царедворцы, холуйствуя в ролях сатиров и в костюмах вакханок, вместо одежд, прикрытых лучом солнца, даже без фигового листа.

К нему-то на суд и должны были явиться Гиркан, Ирод, Фазаель, Антигон, Малих, царь Петры, Клеопатра, царица страны фараонов, цари пергамский, парфянский и другие владыки и сатрапы Востока.

С особенным нетерпением он ожидал прибытия в Тарс Клеопатры, про удивительную красоту которой трубил весь мир, Восток и Запад, и которую он сам видел еще маленькой девочкой, когда в рядах полководца Габиния следовал в Иудею на помощь Гиркану и Антипатру с Иродом против иудейского царя Александра, отца прелестной внучки Гиркана, уже известной нам Мариаммы. Антоний пожелал встретить Клеопатру особенно торжественно. Он знал от великого Цезаря, как очаровательна была эта юная египтянка, как против ее обаятельных чар не устоял даже гениальный полководец, угрюмый философ и автор знаменитого произведения «De bello gallico», он знал, что плодом этого увлечения было... явление на свет маленького фараона, как две капли воды напоминающего угрюмого Цезаря... Это и был Цезарион — «последний фараон», не оставивший после себя даже маленькой пирамиды... А быть может, она и была, да занесена песками Сахары...

Антоний сгорал нетерпением увидеть нильскую сирену. Поэтому, узнав о вступлении ее роскошной галеры в реку Цидн, при устье которой в Средиземное море стоял Тарс, он и устроил ей небывало-невиданно-торжественную встречу, которая оказалась более шутовскою, чем серьезною. Храбрый, но грубый солдатюга без порядочного образования (куда ему было до Цезаря и даже до «мальчишки» Октавиана!), он изобразил из себя шута в виде бога Вакха. Он приказал поставить свой роскошный, но дурацкий трон на берегу Цидна и восседал на нем, как подобает олимпийскому божеству, нагишом, перевитый только гирляндами роз и гроздьями винограда. На курчавой, узколобой голове его был такой же венец — венец бога Вакха. Его окружали такие же шуты-царедворцы, наряженные козлоподобными сатирами, и целый букет голеньких вакханок из красивых рабынь с розами и гроздьями в волосах.

По бокам этого шутовского трона полукругом стояли цари и властители Востока — пергамский, парфянский, аравийский, а также представители Сирии и Иудеи — царевич Антигон, племянник первосвященника Гиркана и дядя Мариаммы, сам Гиркан, Ирод, Фазаель и другие. Все они стояли в угрюмом молчании, возмущенные этой унизительной игрой в шута, но бессильные ввиду грозных рядов легионов с римскими орлами. Только на лице Ирода играла чуть заметная презрительная усмешка.

Проведав заранее, какого дурака намерен сыграть для нее Антоний, Клеопатра также решила одурачить его. Высокообразованная по тому времени египтянка-гречанка, которая с детства росла среди таких воспитателей и учителей, которые составляли цвет мирового в то время александрийского просвещения, поглотившего тогда и впитавшего в себя всю античную эллинскую мудрость, поэзию и искусства, — умная по природе и знавшая цену своей неотразимой красоте, Клеопатра понимала, с кем ей предстоит иметь дело. Для этого к богу Вакху-Дионисию должна была явиться богиня Венера. И она явилась такою.

На одной из трирем [7] сопровождавшей ее из Египта небольшой флотилии находилась золотая галера, роскошно украшенная серебряными изваяниями египетских и греческих божеств. На носу галеры помещалось серебряное изображение Нила с его атрибутами. Трон из чистого золота с вкрапленными в него редчайшими алмазами, сапфирами, рубинами и другими драгоценными камнями осеняло изображение Изиды. По бокам были лев и сфинкс, а на особом возвышении — серебримое изваяние Аписа-Озириса. Вёсла галеры были также серебряные, как и руль, и тонкие мачты. Паруса сделаны были из дорогих пурпурных тканей Финикии.

На этой удивительной галере царица Египта въехала в реку Цидн, чтобы предстать перед лицом бога Вакха... Богиня Венера-Афродита — понятно, в настоящем костюме богини (тогда не стыдились своей наготы люди, как не стыдились и боги) — полулежала на своем золотом троне на пурпурных подушках. Ее окружали амуры — прелестные дети с крылышками и стрелами в золотых колчанах с серебряным луком. Амуры, резвясь и улыбаясь, крылышками своими навевали прохладу на очаровательную головку богини. Они махали крылышками с помощью особых, невидимых для глаз механизмов. У ног богини разместился прелестный живой букет нимф и сирен, также в подлинных костюмах этих морских и речных обитательниц, набранных из красивейших рабынь всех национальностей. Нимфы и сирены, подобно амурам, опахалами из страусовых перьев навевали нежащую прохладу на все остальное тело Венеры-Афродиты.

На корме галеры, позади рулевого колеса, возвышался трон для бога ветров. Колоссальный Эол восседал на троне из слоновой кости, обставленный меньшими фигурами подчиненных ему богов: Борея, Афра, Нота и Эвра. Щеки Эола были страшно надуты, и из открытого рта его, с помощью скрытого в нем механизма с мехами, со свистом вырывался ветер, от которого и надувались так картинно пурпурные паруса галеры, тогда как в воздухе, вообще, стояла невозмутимая тишина — лист на прибрежных деревьях не шелохнет. У ног же этого ветреного бога картинно полулежал Нептун с трезубцем.

Удивительная галера тихо, величественно поднималась по Цидну, берега которого были усеяны зрителями, сошедшимися к Тарсу почти со всей Киликии. В толпе слышались то возгласы восторга, то смех и циничные остроты по адресу нимф и самой богини: грубые поселяне не могли оценить тонкого, не в пору и не в меру пикантного изящества того, что они созерцали.

Между тем около самого Антония вакханки совершали обрядовые танцы и воспевали бога Вакха-Диониса под аккомпанемент кифар, а царедворцы-сатиры вторили им на флейтах.

Едва галера Клеопатры поравнялась с тронным местом Антония и подплыла к берегу, как часть вакханок, отделившись от остальных, начала устилать цветами путь, по которому Вакх должен был идти навстречу Венере. Со своей стороны нимфы, едва галера пристала к берегу и на землю с нее перекинуты были мостки, покрытые пурпурным виссоном [8], также сошли на берег и стали усыпать цветами лотоса путь, по которому Венера должна шествовать навстречу Вакху.