Шумный двор, стр. 27
— О! — удивился Кучин. — У вас и свои кинооператоры! И камера приличная «Кварц»…
Заинтересовавшись, он подошел к Гере.
— Снимаешь?
— Пытаюсь, — скромно ответил Гера. — Как, по-вашему, диафрагма одиннадцать сейчас подойдет? Чувствительность пленки сорок пять единиц.
— Да, пожалуй, как раз. Солнышко… Значит, пока осваиваешь? Ну, давай. Набьешь руку — фильм начинайте снимать. Интереснейший может получиться фильм. О жизни нового двора. Так и назвать — «Новый двор». Как, ребята, подойдет название?
Кучин оглянулся и только тут заметил, что никого рядом нет. Стоят ребята у подъезда и, кажется, совсем не собираются идти сюда. Не понимая, в чем дело, он спросил:
— Ребята, чего стоите?
Те и не подумали тронуться с места. Кучин пожал плечами и пошел к ним.
— Что с вами?
Лешка сквозь зубы процедил:
— Этого жадюгу и собственника мы коллективно презираем. Он для нас не существует…
Так корреспонденту радио стала известна еще одна интересная подробность из жизни ребят этого дома.
Ссора
Записать Лену в команду настольного тенниса ничего не стоило. А вот уговорить ее тренироваться оказалось не просто. Уже одни слова «тренироваться», «выступать за команду» наводили на нее страх.
— Нет, — твердила она. — Я не смогу. Мне не научиться.
Гриша Коркин был упрям и настойчив.
— Да ты не бойся, попробуй. Еще как научишься! Такие мячи будешь резать — жуть! Пойми, в команде обязательно должна быть девочка. Пенка — шахматистка. Надя, кроме волейбола, признавать ничего не хочет… В общем, на тебя надежда. Сейчас принесу ракетку.
Лена посмотрела на красную майку убегающего Гриши и сконфуженно улыбнулась, словно ища у Саши сочувствия. А тот лишь кивнул: все будет в порядке!
Гриша потребовал самый пустяк — чтобы она попробовала подкидывать мячик на ракетке. Это было совсем не трудно. С первой попытки Лена шесть раз подбросила шарик. Потом — девять. А потом — сразу двадцать три раза. Гриша пришел в восторг. Конечно, восторгаться было нечем. Лена это понимала, но все же было приятно вот так, на виду у всех, подбрасывать и подбрасывать ракеткой маленький звонкий мяч и слышать, как Гриша восхищается: «Вот класс! Это класс!..»
Подошла Пенка и тоже похвалила:
— Ой, как хорошо получается!
Лена, сама не ожидая, счастливо засмеялась и сказала Грише: так и быть, согласна тренироваться.
Она побывала с Сашей в пионерском клубе, осмотрела дары, принесенные ребятами, и побежала домой — тоже подыскать что-нибудь подходящее.
Бабушки дома не было. Лена обрадовалась: меньше разговоров. Походив по комнате, она достала куклу Мариэтту — белокурую красавицу с громадными голубыми глазами. Лена давно уже не играла с куклой, но отдавать ее было жалко. «У них много кукол. Лучше отнесу книги».
Она сняла с полки томик сказок Андерсена, роман Свифта «Путешествие Гулливера», «Маленького оборвыша», «Робинзона Крузо» — всего с десяток книг. Обложки книг были, почти новенькие, и Лена подумала: не рассердится ли бабушка?
Лена увязывала стопку книг, когда хлопнула входная дверь. Лена хотела сунуть книги за шкаф, но подумала: «Я же ничего плохого не делаю». Поэтому, едва бабушка вошла в комнату, Лена, словно спеша сообщить приятную новость, сказала:
— А я, бабика, книги отобрала. Мы в клубе библиотеку организуем.
— То есть как отобрала? — подняла брови Валентина Григорьевна. — Не понимаю… Ты разрешения спросила?
— Ну, вот… я прошу. — Лена потупилась.
— Не просишь. Ты сообщаешь об этом, как о деле, уже решенном тобой.
Лена вскинула голову.
— Бабика, ну зачем придираться к словам?
— Я, милая, не придираюсь…
Лена не дала договорить, умоляюще посмотрела ей в глаза.
— Ну, бабика! Что тут плохого? Ты эти книжки не читаешь. Мне тоже не нужны — давно прочла. А мы организуем библиотеку. Пусть другие, читают. И что тут особенного? Мальчик из нашего класса, Костя Саенко, радиоприемник принес. Дедушка ему разрешил. И все что-нибудь принесли. Ты хочешь, чтобы меня жадюгой называли?
— Ах, оставь! — сказала Валентина Григорьевна. — Мне обидно, что ты, выдержанная и серьезная девочка, заразилась этими пустыми увлечениями… Но все! Только что была в университете — срочной работы не предвидится, и через неделю мы сможем поехать на юг.
Склонив голову, Лена, молча стояла перед бабушкой.
— Ты не рада поездке?
И тогда Лена подняла на нее большие печальные глаза.
— Бабика, не сердись. Я не хочу ехать.
У Валентины Григорьевны задергалось левое веко.
— Ты с ума сошла! Почему? Объясни.
— Бабика, мы были в Крыму уже три раза. И зачем лишние расходы? И на солнце тебе все равно вредно сидеть.
— Я не о себе забочусь. Хочу, чтобы тебе было хорошо.
— А мне и здесь хорошо, — живо отозвалась Лена. — Правда, бабика! Скоро во дворе закончим спортивную площадку. Я хочу попробовать играть в настольный теннис. Гриша Коркин будет нас тренировать! Наш капитан. Он разрядник, говорит, что в пух и прах всех разбивает!
Лена улыбнулась, даже засмеялась. Но на бабушкином лице не мелькнуло и тени улыбки. Она решительно выдвинула ящик буфета, где лежали деньги.
— Я не желаю больше слушать тебя! Сейчас же иду заказывать билеты! Ты просто невозможная, неблагодарная. Вместо того, чтобы быть признательной мне и радоваться, ты… ты… Я даже слов не нахожу. Что с тобой сделалось?
Лене было очень обидно слышать эти несправедливые обвинения. Ну что такого она сказала? Она хочет как лучше, а бабушка не понимает.
— Со мной ничего не сделалось, — сказала Лена. — И ты неправа. По-твоему, вся радость — на море поехать. Ты не понимаешь…
Валентина Григорьевна с шумом задвинула ящик буфета.
— А теперь и надерзить надо бабушке! Боже, откуда это у тебя? От кого?
— От отца, наверно, — не сдержалась Лена. — Ведь он ужасный, грубый!
Валентина Григорьевна опустилась на стул. Промолвила устало:
— Выходит, одна я плохая. Я во всем виновата. Я разлучила тебя с отцом… А знаешь ли ты, что он бросил твою маму? Конечно, ты можешь сказать — не бросил, а уехал на работу. Но пойми: это одно и то же. Ехать куда-то в Сибирь, в глухомань! Разве я могла позволить это своей единственной дочери? А ему было безразлично… Какая бесчеловечность — жениться на молоденькой девушке, а потом тянуть в какой-то медвежий угол! Покинуть благоустроенный город, квартиру, мать! И неизвестно, ради чего! Будто без него там не могли построить какой-то завод!.. Да, не скрываю: ненавижу его. Он исковеркал нашу жизнь. И я горжусь, что оградила тебя от этого человека. Я в письме поклялась, что никогда не отдам тебя. И сдержала клятву: как было ни тяжело — вынянчила тебя, подняла на ноги, дала хорошее воспитание… Сама. Без его помощи… И вот что слышу от тебя в благодарность…
Валентина Григорьевна вытерла платком глаза и ушла на кухню.
Лена долго стояла, не двигаясь с места. Ей было жалко бабушку. И в то же время было обидно, что бабушка не хочет понять ее. «Ну что я — игрушка для нее? — думала Лена. — Ведь я хочу знать отца. Какой он — умный, добрый, хороший или действительно плохой человек. Но какой бы он ни был, я хочу знать правду. Хочу…»
Лена подровняла стопку книг, стянула ее бечевкой и, вздохнув, посмотрела на приоткрытую дверь.
— Так можно отнести книги?
Бабушка безразличным тоном ответила:
— Поступай, как знаешь. Ведь в моих советах ты теперь не нуждаешься.
Передернув плечами, Лена взяла книги и вышла.
Саша, помогавший плотникам сколачивать баскетбольные щиты, увидел Лену и поспешил к ней.
— Ты чего такая? — спросил он. — Что-то случилось?
— Да нет… так… С бабушкой мы поругались, — чуть слышно сказала она. — И, кажется, серьезно… Ну вот скажи, Саша, почему я должна ненавидеть отца, если верю, что он не такой, как говорит бабушка? Ну почему? — У Лены задрожали губы.
— Успокойся, — сказал Саша и, помолчав, спросил: — Ты бы, наверно, хотела видеть его?