Последний танцор, стр. 54

Даже сейчас, когда я пишу эти строки, синдикат, который публикует мои работы, и эта мерзкая порода людишек — я имею в виду гадких, лживых и подлых юристов из «Мондо Кул, инкорпорейтед» — пытаются лишить меня пенсионных выплат, заработанных мною двадцатилетним рабским трудом. Я, слепой чудак, чья писанина одинаково усердно служила двум богам — прибыли и пагубным излишествам.

Они, разумеется, урвали свой кусок прибыли. За все эти годы более восьмидесяти процентов дохода от выпуска «Пресс-дайджеста» поглотили эти алчные твари из Редмонда, эти корыстные, ненасытные пиявки, пьянеющие от одного запаха денег.

Кое-кому может показаться, что мне жаль самого себя.

Считайте, что попали прямо в яблочко.

Сегодня исполняется ровно двадцать лет.

Эх, надо было мне хорошенько подумать, когда я только начинал. Ну да, я был невинным. Буквально девственником. И юристы из «МОНДО КУЛ, СИНДИ, мать их, КЕЙТЕД» освежевали меня и подвесили тушу на крючьях, а мою кровоточащую шкуру присолили и растянули у себя на стене. Они заставили меня подписать контракт, к которому не прикоснулся бы ни один здравомыслящий писатель. Они разрушили мою жизнь на последующие двадцать лет, не оставив мне ничего, кроме сексуальной благосклонности со стороны почитательниц, в плане компенсации, а потом рыдали крокодиловыми слезами над моей болью и агонией по пути в банк.

Вы полагаете, их вероломство на этом завершилось? Нет? Напрасно.

Поверьте, я изумлен куда сильнее. Это так непохоже на них.

Как бы то ни было с сегодняшнего дня и впредь я пишу когда захочу, как захочу и что захочу, на своих условиях.

Но вначале я должен спасти мир вот этой статьей... Может быть, я еще вернусь.

9

В четверг, 28 мая, около пяти часов вечера Николь Эрис Лавли послала за Дэнис.

Ей было приказано захватить свой ручной компьютер. Лавли приняла ее в столовой старого фермерского дома, обставленного антикварной мебелью в американском колониальном стиле. Старуха сидела в кресле-качалке, а Домино Терренсия стояла сзади, положив руку на спинку. Николь указала Дэнис на стул с прямой спинкой, стоящий напротив окна, и сказала:

— Пожалуйста, садитесь.

Из окон открывался живописный вид на поля пшеницы, все еще ярко освещенной солнцем. Дэнис уселась, попутно заметив:

— А я — то гадала, почему в столовой почти все вегетарианские блюда на основе пшеничной муки?

— Как вы себя чувствуете?

По правде говоря, Дэнис еще немного трясло, но ничто на свете не заставило бы ее признаться в этом высушенной старухе, наблюдавшей за ней сейчас.

— Я... прекрасно, мэм. — И, не зная почему, добавила: — Немного ломит в затылке.

Домино Терренсия чуть приподняла бровь.

— Никакого похмелья? — спросила Лавли. Дэнис ровным голосом ответила:

— Нет, мэм.

— Хорошо. Я хотела поговорить с вами, — продолжала старая женщина. — Вы произвели на всех нас большое впечатление за то короткое время, что находитесь здесь.

— Даже не знаю, что на это ответить.

— Не надо ничего отвечать, это просто высказывание. Я пыталась решить, что с вами делать дальше.

— Каллия говорила, что это не составит проблемы. Лавли тонко улыбнулась:

— Каллия — очаровательная девушка. Но не думаю, что она изучила больше сотни психометрических профилей за всю свою жизнь, в то время как я просматриваю в среднем по десять штук за день на протяжении последних сорока лет. И никогда не принимаю решения без этого. Ваш был дополнен ответами, полученными во время беседы с Каллией, и я не буду скрывать, что он беспокоит меня. Вы все еще любите вашего бывшего работодателя.

Дэнис не стала отрицать, но возразила:

— Это обстоятельство нисколько не влияет на мое отношение к Объединению в целом и не меняет сути моих обязательств перед организацией.

— У вас невероятно высокий индекс преданности. Обычно я нахожу это превосходным признаком, однако в вашем случае ваша лояльность распространяется на слишком большое количество объектов. Риппер, ваш инструктор Роберт Йо, ваш друг Джимми Рамирес и неизвестно кто еще. Буду откровенной. Я намерена, мадемуазель Даймара, поставить вас к стенке.

«Позади меня снайпер».

— Давайте подведем итог, ладно? Если бы вы считали, что так и стоит поступить, вы бы это сделали, а не начинали разговор с попытки запугать меня. Если же вы считаете, что подобными методами заставите меня совершить какую-нибудь глупость и предоставить вашему снайперу повод, чтобы убрать меня, то здесь вы ошибаетесь, — тихо сказала Дэнис.

Домино, стоящая позади Лавли, застыла как изваяние. На ее тонком лице на мгновение отразился суеверный испуг.

— Я сблефовала, — согласилась Лавли. — Ваш психометрический профиль показывает особу, опасно неуравновешенную, мадемуазель Даймара. Вы с трудом контролируете собственные страсти, а я ни в коем случае не доверяю таким людям.

— Вы хотите сказать, что вообще не доверяете никаким страстям? «Все люди мечтают по-разному. Те, что грезят ночами, извлекая мечты из разума пыльных чуланов, по утрам просыпаясь, со стыдом сознают, сколь тщеславны ночные их помыслы. Но дневные мечтатели много опасней: глаза их открыты и страсти бушуют, претворяя мечты эти в жизнь». — Дэнис закончила цитату, улыбнулась и спокойно заметила: — Вы, похоже, предпочитаете пыльные мечты, мадемуазель Лавли.

— Теперь я абсолютно уверена, что вы легко сойдетесь с Ободи. Вы с ним говорите на одном языке. Дэнис не пропустила намека мимо ушей.

— Я лечу в Лос-Анджелес?

— Ауэрбах должен был отправиться туда через два дня. Мы полагаем, он не знал, где находится, когда прибыл сюда, но мы можем ошибаться и поэтому собираемся покинуть это убежище. Вы уезжаете сейчас, потому что я не хочу, чтобы вы присутствовали при эвакуации. Ваш друг Рамирес ждет вас в гараже. Я отсылаю вас в Лос-Анджелес вместе с ним, Ланом и Каллией.

Дэнис встала:

— Очень хорошо.

— Мадемуазель Даймара, посмотрите на меня. — Старуха встретилась с ней глазами, заговорила без злости, без каких-либо эмоций: — Это мсье Ободи предложил, чтобы вас отправили в Лос-Анджелес. Он назвал вас по имени. Рамирес поручился за вас, сказал, что знает вас семь лет и что вы человек, ни при каких обстоятельствах не отказывающийся от обязательств и всегда сдерживающий свои обещания. Кольцо тоже, причем в выражениях, которые оно обычно использует только в острейших кризисных ситуациях, рекомендовало отправить вас к Ободи.

— Значит?

— У меня пока нет причин считать, что вы не та, за кого себя выдаете. Но меня беспокоят люди, привлекающие к себе повышенное внимание. Женщина, предавшая однажды, непременно сделает это снова. Женщина, всерьез называющая себя мечтательницей, да еще с «бушующими страстями», также не внушает мне особого доверия. Если в дальнейшем мне станет известно о каких-либо отклонениях в вашем поведении, пусть даже незначительных, я прикажу вас казнить.

Дэнис стояла, сверху вниз глядя на старуху и прекрасно сознавая, что на ее губах играет насмешливая улыбка. Снайпер прячется в пшенице, метрах в шестидесяти от дома. Пока он сообразит, что Дэнис задумала, она уже убьет Николь Лавли, да и Домино тоже. Она наклонилась чуть вперед и сказала:

— Я не видела результатов вашего психометрического исследования, но думаю, что знаю вас лучше, чем вы меня. Вы всегда боялись Кольца, а теперь еще больше боитесь Ободи. Вы не в своей тарелке и понимаете это. А больше всего вас пугает мысль о том, что я, пожалуй, сумею справиться с тем, с чем не сумели справиться вы. Вы так сильно боитесь, что от вас просто воняет страхом. — Дэнис наклонилась еще ниже, приблизила свое лицо к лицу Николь Лавли и прошептала: — Продолжайте в том же духе.

Николь Эрис Лавли прошептала в ответ:

— Не зарывайся и не испытывай мое терпение, девчонка. Дэнис выпрямилась, резко взглянула на Домино, повернулась к ним обеим спиной и вышла.

По пути в гараж она думала о том, что даже ее отец, абсолютный мастер игры на противостояние с максимальными ставками, едва ли смог бы превзойти ее в этом разговоре с Николь Лавли.