Последний танцор, стр. 135

За время его отсутствия процесс совсем забуксовал. Успели проголосовать лишь чуть больше половины присутствующих, и соотношение голосов — 168 против 151 — складывалось пока в пользу Эддора. Риппера такой промежуточный итог не только не огорчил, а даже обрадовал. Он рассчитывал на худшее, поскольку первыми традиционно подавали голоса самые давние и преданные сторонники Объединения.

Около трети мест пустовало. Одни уже проголосовали и отправились спать; другие, как сам Риппер, чья очередь приходилась на заключительную стадию, отдыхали и набирались сил. Но уже к четырем утра народу заметно прибавилось, и зал загудел, как потревоженный улей. Советники то сбивались в кучки, что-то оживленно обсуждая, то расходились в разные стороны, чтобы минуту спустя присоединиться к другой группе. Риппер тоже немного побродил по залу, обменявшись короткими фразами с дюжиной своих сторонников, но вскоре это ему наскучило, и он вернулся в свое кресло. Все три голографических куба над его столом моментально среагировали на возвращение хозяина и снова засветились.

Он сосредоточил внимание на крайнем слева. Операторы «Ньюсборд» вели репортаж с орбиты. На картинке появилась компьютерная схема околоземного пространства, подмигивающая множеством огоньков. Риппер прибавил громкости, напряженно вслушиваясь в возбужденный голос комментатора, одновременно отметив, что гул в зале заметно утих. Очевидно, многие из его коллег тоже решили узнать последние известия.

— ... Шестнадцать ретрансляционных станций, большая часть которых маломощны и невелики по размеру. По нашим сведениям, в безопасности пока остается только крупнейшая орбитальная PC «На полпути», охраняемая подразделением коммандос Космических сил. Значительная доля...

Схема неожиданно исчезла, голос новостного танцора куда-то пропал, а на экране возникло изображение подтянутого и чисто выбритого мужчины средних лет с неподвижным, словно высеченным из камня, лицом. Безупречная выправка и камуфляжная форма без знаков различия свидетельствовали о его причастности к армейской службе. Секунду спустя та же личность бесцеремонно вытеснила из среднего голокуба репортера «Электроник тайме», а еще через мгновение аналогичная участь постигла обозревателя Си-эн-эн.

От острого взгляда Риппера не ускользнула некоторая тяжеловесность движений усаживающегося в кресло перед телекамерами военного, характерная для первых гвардейцев-киборгов, запущенных в серию более двадцати лет назад. «Черт, откуда взялся этот элитник? Или система PC снова под контролем миротворцев?» В голове Советника одна за другой вспыхивали догадки, так или иначе связанные с исходом продолжающегося голосования. Сомнения развеял сам киборг. Коротко кивнув операторам, он заговорил в микрофон:

— Я представляю революционное движение, объединяющее ОДР, «Эризиан Клау» и еще несколько оппозиционных партий и организаций. Сегодня мы вышли из подполья и уже предприняли шаги...

Зал словно взорвался. Все так громко, загалдели, что Риппер не расслышал несколько следующих фраз. Вскочив с места, Советник заорал во всю глотку:

— Тишина! Всем замолчать!

Вроде подействовало. Шум в аудитории снизился до приемлемого уровня. Риппер опустился в кресло, прибавил громкость и снова впился глазами в ближайший экран.

— ... Полный контроль над ретрансляционной станцией «На полпути» и вспомогательными ретрансляционными станциями, — продолжал выступающий. — В настоящий момент продолжается грандиозное сражение за орбитальные лазерные батареи. Мы приняли решение поддержать наших японских друзей и союзников и уверены, что еще до исхода дня овладеем всеми рентгеновскими лазерами, размещенными на околоземной орбите. — Он поднял голову и значительно посмотрел в камеру. — Сегодня великий день, и мы не случайно выбрали его, чтобы донести до вас это сообщение. Меня зовут Кристиан Саммерс. Я бывший гвардеец Элиты, добровольно перешедший на сторону оппозиции. Как один из руководителей «Общества Джонни Реба», выступающего отныне рука об руку с «Эризиан Клау», я уполномочен ознакомить вас с резолюцией вновь созванного Конгресса Соединенных Штатов, незаконно распущенного пятьдесят лет назад.

Риппер уже догадался, что сейчас произойдет, и не сомневался, что к тому же выводу пришло большинство участников сессии. Его прошиб холодный пот; волосы на загривке стали дыбом.

В Нью-Йорке уже светает, но на Западном побережье утро только начинается. Утро 4 июля, утро Трехсотлетия независимости США. Кристиан Саммерс зачитывал текст громким, торжественным голосом, и слова его разносились по всем уголкам планеты и далеко за ее пределы:

— Четвертое июля две тысячи семьдесят шестого года. Заседание Конгресса незаконно оккупированных Соединенных Штатов Америки. Собравшиеся единогласно принимают следующую Декларацию.

«Когда ход событий приводит к тому, что один из народов вынужден расторгнуть политические узы, связывающие его с другим народом...»

Рев в зале стоял такой, что Риппер не стал даже пытаться утихомирить словно взбесившихся делегатов. Хотя звук был включен на полную мощность, он не разбирал ни слова и мог только наблюдать за бывшим гвардейцем, зачитывающим текст заявления, судя по всему слово в слово копирующего принятую триста лет назад Декларацию Независимости. Советник поднялся из-за стола и стал во весь рост, не отрывая взгляда от экрана. В голове была сплошная пустота; тело как будто онемело. Когда-то он ужасно гордился тем, что стал сенатором Соединенных Штатов. Нечто подобное Риппер испытывал и в эти минуты. Как ни крути, а он все-таки коренной американец. И останется им до самой смерти.

Патриотизм — достойное чувство, и он не мог не восхищаться беззаветной отвагой Кристиана Саммерса и его соратников, дерзнувших бросить вызов Объединению обнародованием документа, который новостные танцоры наверняка не преминут уже в ближайшие часы окрестить Второй Декларацией независимости. Однако, будучи политиком до мозга костей и посвященным во многие недоступные простым обывателям секреты, Дуглас Риппер отчетливо видел, к каким катастрофическим последствиям может привести этот шаг.

Еще немного постояв, он повернулся и, ссутулившись, побрел к выходу. Никто его не остановил, никто не заговорил с ним. Было такое ощущение, что ни один из коллег даже внимания не обратил на уход еще пять минут назад едва ли не самого влиятельного и перспективного политического лидера Объединенной Земли.

Слова он знал наизусть. Даже не слыша больше Саммерса, Риппер на ходу беззвучно повторял вслед за ним тяжеловесные, архаичные формулировки, эхом отдающиеся у него в мозгу.

«Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых...»

Он не замечал текущих по щекам слез, сознавая лишь, что такой мучительной сердечной боли не испытывал со дня смерти матери, скончавшейся около двадцати лет назад.

«В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство...»

Дуглас Риппер внезапно застыл как вкопанный и скорее упал, чем сел на мраморную ступеньку ведущей в холл зала заседаний лестницы. Навстречу ему поднимались около трех десятков вооруженных миротворцев в сопровождении не менее полусотни новостных танцоров, нагруженных голокамерами и прочим переносным оборудованием. Он обхватил лицо руками и обреченно прошептал сквозь слезы:

— Вразуми хоть ты, Господи, этих придурков, ибо не ведают они, что творят!

— Пора сматывать удочки, старина.

— Что? Как? — вскинулся я спросонок, с трудом разлепив глаза и оторвав чугунную башку от крышки письменного стола, за которым и задремал ночью, сам не заметив, как это получилось.

Трент обновил грим. Сегодня его клоунская улыбка изображала вселенскую печаль, хотя сам он выглядел бодрым и веселым.

— Давай подымайся, Нейл. Время поджимает.

— К чему такая спешка? — проворчал я хмуро, нащупывая ногой заветный чемоданчик с золотом, притулившийся под столом с правой стороны. — Что-нибудь случилось?