Спецназ Его Императорского Величества, стр. 23

До полудня генерал Дохтуров вывел в Чейч, где находился Кутузов, остатки батальонов и эскадронов южного фланга, которые вчера поздно вечером считались полностью уничтоженными или взятыми в плен.

Главнокомандующий армии коалиции, Михаил Илларионович, не смог уснуть до утра, и это вполне естественно после вчерашнего сражения. Бегущие пехотинцы, оставляющие без прикрытия орудия, и отчаянно атакующие кавалергарды, вгрызшиеся в позицию гвардейцы и французские колонны, рвущиеся на Праценские высоты, нескончаемой вереницей шли перед мысленным взором, заставляя мозг искать те решения, которые могли бы привести к другому исходу сражения. Конечно, лучший вариант заключался в том, что не следовало атаковать Бонапарта. Через месяц в дело вступила бы Пруссия, и французскому императору пришлось несладко. Но Александру I слава нужна немедленно, и все доводы отвергались, практически не рассматриваясь. Далее диспозиция. Ее поручили составлять Вейротеру на том основании, что в прошлом году австрийские войска здесь, на Аустерлицком поле, проводили маневры. Можно подумать, что маневры заменяют опыт реальных сражений с Наполеоном! В результате Багратион, один из лучших генералов коалиции, оказался на малозначительном участке сражения с малочисленными войсками. А Буксгевден с основными силами бездарно возился около двух деревушек, давая время французам нанести сокрушительный удар в центре. Вот так! Карты были сданы, и пусть Кутузову на руки совсем не дали козырей, играть дальше пришлось ему.

Нельзя сказать, что в шестьдесят лет Михаил Илларионович начисто лишился амбиций, но объективно проанализировать прошедшее сражение он мог, не щадя самолюбия, скрупулезно выискивая собственные ошибки.

Так можно ли было удержать позицию, не сдать поле боя французам? Кутузов в этом не сомневался. После мощного удара Наполеона в центре он смог залатать брешь, занять оборону. Почти четыре часа шел бой за высоты. Этого достаточно, чтобы вытащить войска из южных болот. Потом передислоцировать ударные колонны, создать численный перевес и контратаковать измотанного безуспешным штурмом противника, разрезая его фронт на две части. Все же получилось наоборот — Наполеон разрезал армию коалиции. Только из-за того, что Буксгевден не выполнил приказ.

На секунду мелькнула мысль — приказ просто не был передан! Но Кутузов сразу отогнал ее. Пять посыльных! Теперь из-за Буксгевдена на него возложат ответственность за поражение. Ну право, не считать же виноватым императора России!

Утром, когда солнце уже взошло, Кутузов задремал в кресле. Скоро его разбудили известием, что прибыла колонна под командованием Дохтурова, и, как бы ни тяжелы были сегодняшние думы Михаила Илларионовича, он возрадовался от всей души. Значит, не все погибли! Значит, не все захвачены в плен!

Главнокомандующий сам выехал встречать колонну и, глядя на вереницу людей, тянущуюся длинной змеей по мерзлой дороге, чувствовал, как на глазах наворачиваются слезы. Молодцы! Не сдались в плен! Не дали врагу уничтожить себя! А ведь вчера, даже когда уже стемнело, слышно было, как била и била артиллерия Наполеона.

Вечером Кутузов принимал командиров полков, батальонов и эскадронов вышедших из окружения войск. Он уже говорил с императором, и теперь главнокомандующий, в сущности, прощался с офицерами. Данилов присутствовал на собрании только потому, что Тимохин, который весь вчерашний вечер и ночь ходил с головой, замотанной в бинты, был отправлен в госпиталь. Николай остался единственным офицером в эскадроне. И хотя в зале можно было увидеть двух-трех лейтенантов, корнет присутствовал в единственном числе. Да и к тому же, несомненно, самым молодым. Чем и обратил на себя внимание Кутузова.

Когда адъютант подвел Николая к главнокомандующему, тот вытянулся во фрунт и громким голосом представился:

— Корнет Данилов!

— Тише-тише, сам вижу, что корнет. А скажи-ка мне, молодец, в каких еще кампаниях ты участвовал, что до командира эскадрона дослужился? — в голосе Кутузова слышалась добрая ирония.

— Ни в каких, прямо из Пажеского корпуса сюда.

— Вот как?! А здесь, в Австрии, значит, вместе с полком в Кремсе у Дохтурова состоял?

— Да, ваше высокопревосходительство, только…

— И на Голлабрун с Багратионом ходил, — будто не замечая бестактной попытки корнета вставить слово, продолжил главнокомандующий, — и здесь, при взятии Тельница, отличился. Командир полка рассказывал. Орден тебе полагается, молодец, только, думаю, в этот раз ордена император раздавать не станет. Ну да это дело наживное.

И в этот момент Николай решил, что он должен прямо здесь и сейчас рассказать главнокомандующему о том, о чем вчера днем собирался рассказать его порученцу. Все, что знает о гибели Шмита. Все, что сообщил вчера Вяземский об убитых посыльных. В конце концов, о пуле, едва не попавшей в Багратиона.

— Ваше высокопревосходительство, я знаю, почему вчера мы проиграли сражение!

Менее удачную фразу придумать трудно.

— В твоем возрасте я тоже знал, почему проигрываются сражения, — голос Кутузова поскучнел.

— Дело не в возрасте, ваше высокопревосходительство, дело в том, что у Наполеона есть какое-то тайное оружие, — скороговоркой проговорил Данилов, понимая, что у него уплывает последний шанс высказаться.

— Я тебе, корнет, вот что скажу, — понижая голос и делая знак, чтобы Николай подвинулся ближе, сказал Михаил Илларионович, — ты, дружок, все это другому главнокомандующему лучше расскажешь. А мне все равно с Наполеоном больше воевать не придется.

И после небольшой паузы добавил:

— Только пока не говори об этом никому, корнет Данилов. Договорились?

Глава пятая

ФРИДЛАНД

I

— Срочное донесение… От генерал-лейтенанта Лестока.

Вид у капитана утомленный, хотя это трудно сказать наверняка, — все-таки ночь на дворе.

— Откуда?

Адъютант Беннингсена с удивлением смотрел на прусского офицера, прибывшего с донесением.

— Вы что, плохо слышите, господин адъютант? От коменданта Кенигсбергского гарнизона! — офицер был раздражен: не мудрено, столько проскакать ночью, рискуя нарваться на французов. — Потрудитесь немедленно доложить Леонтию Леонтьевичу!

По данным, полученным лазутчиками из штаба Наполеона, передовой корпус Ланна, расположенный западнее Фридланда, имеет приказ завлечь русскую армию в ловушку.

Его малочисленность является привлекательной для начала Вашего наступления на позиции французского корпуса. Однако Наполеон желает, чтобы наступающие русские дивизии и корпуса попали под огонь большого числа скрытых в темноте батарей, диспозиция которых доподлинно неизвестна.

Хочу предостеречь Вас до рассвета не начинать наступления на позиции отряда Ланна, дабы не понести значительные потери от артиллерийского огня противника.

Комендант Кенигсбергского гарнизона
Генерал-лейтенант Лесток.

Барон Беннингсен второй раз в свете лампы перечитал донесение. Он был в смятении. Противник вот он, рядом. И как никогда слаб, потому что передовой отряд Ланна оторвался от основных войск. И хотя силы его значительны, численный перевес на стороне русских. Кажется, все просто. Необходимо нанести удар с двух сторон озера, охватить клещами кавалерийских и пехотных колонн и раздавить, как гнилой орех. И деваться французам некуда — с одной стороны болото, с другой — озеро, вдоль которого атакующие русские колонны. Но оказывается, это очередная хитрость коварного Наполеона! Русских просто заманивают под губительный огонь батарей! И он, генерал от кавалерии Беннингсен, решивший, что этой ночью сможет нанести тяжелое поражение французам, чуть не попал в смертельную ловушку.

Издалека, с позиций противника, раздался орудийный залп. Гранаты разорвались в стороне. Откуда все-таки у Ланна большое число батарей? Ведь лазутчики утверждали, что только один корпус — и ничего больше! Хотя на то батареи и прятали, чтобы их нельзя было найти. Вот сейчас, когда уже темно, когда русские на исходной позиции для атаки, когда определены пути их наступления, орудия тихо выкатывают на дистанцию губительного картечного огня. Чтобы класть русских целыми полками! А Лесток действительно мог узнать об этом, даром, что сидит за столько верст в Кенигсберге. Здесь Пруссия, и у прусского генерала свои источники, из которых можно почерпнуть сведения.