Спасти Ангела, стр. 32

— Aidez mon fils, [13] — надрывается мать на тротуаре.

— Ангел! — кричит Газзи.

Клык и Майя уже зависли в воздухе возле окна. Ангел пробралась в комнату. Мне видно ее белокурую головку рядом с мальчуганом. Но он так напуган, что ничего не видит и не слышит.

— Она что, не может его загипнотизировать? — Газзи нервно переступает с ноги на ногу.

— В таком состоянии это может не получиться. — Я не свожу глаз с Ангела.

Мальчишке на вид года четыре. Рядом с ним Ангел машет руками и что-то ему все время повторяет. И тут в комнату врывается пламя. Огненные языки лижут потолок.

— Ангел! Прыгай в окно! Лети оттуда! — ору я.

Клык и Майя машут Ангелу и протягивают к ней руки. В этот момент с воем сирены подъезжает пожарная машина. Поздно! Пламя уже вплотную к Ангелу и мальчишке. Их головы скрылись в клубах дыма. Женщина на улице рыдает и заламывает руки.

С перекошенным от ужаса лицом распахиваю крылья и взмываю вверх к окну.

Задохнувшись от дыма, Майя с Клыком заходятся кашлем.

Вдруг из окна выпрыгивают две фигурки.

— Ангел! — кричу я.

Ее некогда белоснежные крылья посерели от сажи и дыма. Она крепко прижимает к себе мальчишку, сгибаясь под его тяжестью. Оба судорожно хватают ртом воздух и отчаянно кашляют.

Клык и Майя подлетели к ней вплотную. Она смотрит на них, кивает. И вдруг одним мощным взмахом крыльев она рванулась в сторону от здания. В ту же секунду в комнате раздается взрыв и из окна выбрасывает обломки мебели и осколки стекла.

Лечу прямо под Ангелом — страхую ее снизу. А Клык и Майя — по обе стороны. Наконец все мы четверо приземляемся на углу соседнего квартала, и Ангел мягко опускает мальчонку на землю. Его мама со всех ног кидается нам навстречу, кричит что-то по-французски и хватает сына в объятия. Он хлюпает носом, кашляет, но умудряется сквозь слезы улыбнуться Ангелу. Женщина плачет, Ангел кивает и подходит ко мне.

— Ты у меня настоящий герой! — Я прижимаю ее к себе.

— А ты думала! — Она сияет, и на черном от сажи лице ее ослепительно белые зубы кажутся еще белей. — Ты, поди, прилетела, чтоб выдернуть меня оттуда?

Я счастливо рассмеялась:

— Что ты спрашиваешь? Ты же меня знаешь. Я чуть с ума не сошла.

Ангел снова мне улыбается и берет меня за руку. Как в добрые старые времена.

62

С минуту я пребываю в нирване, но это быстро проходит.

Вижу, как Клык собирает свою шайку. Майя что-то ему говорит, и он улыбается ей в ответ. И тут, прямо у меня на глазах, он отводит с ее лица упавшую на глаза прядь. Ровно так, как он миллион раз убирал кудри с моего лица.

У меня перехватывает дыхание, как будто мне дали под дых. Все это похоже на мой личный День-А, когда «Макс-Клык» нашли свой окончательный и бесповоротный конец.

Чувствую, что больше не выдержу. Надо немедленно скрыться от стаи, от его команды, от всех на свете. Сказала Ангелу и Надж, что скоро вернусь, и сдобрила свои неубедительные объяснения кривой и еще более неубедительной улыбкой. Разбегаюсь по тротуару, взмываю в воздух и стремительно поднимаюсь в небо над Парижем. Лечу вдоль Елисейских полей к Триумфальной Арке, от которой расходятся двенадцать прямых, как стрела, улиц.

Кружу над городом. Достаточно высоко, чтоб меня не было видно, но не слишком — хочется все-таки и Париж видеть: и Эйфелеву башню, и Собор Парижской Богоматери у реки, и Сакре-Кёр на холме. В сумерках зажглись уличные фонари. Заморосил частый дождь. Мне стало совсем грустно.

Наконец решаю опуститься на верху Триумфальной Арки. На смотровой площадке уже никого. Я одна. Похолодало, я насквозь промокла, волосы прилипли к лицу. Отсюда весь город виден. Какой же он красивый!

Я вздохнула и прижалась головой к холодным чугунным перилам.

Я думала, больше никогда Клыка не увижу — но вот мы снова вместе. Или, по крайней мере, в одном городе. Думала, мы всегда будем вместе — снова ошибка. Потом думала, мы всегда будем врозь — опять промахнулась. От этих перемен голова идет кругом. Только я к чему-то привыкну — ситуация меняется. И снова, и снова, и снова. Хоть плачь! Разве это справедливо?!

Думаю про то, что Ангел сказала, мол, надо сначала самой понять, кто из них мне нужен, Клык или Дилан. Так-то оно так, но откуда мне знать? Я и сама ничего не понимаю. Ладно, утро вечера мудренее. Потом разберусь. Хватит здесь кваситься да мокнуть. Бесполезно это.

Я снова вздохнула. Пора назад. А то стая распсихуется.

Но тут мне на плечо ложится чья-то рука. Напружинилась, развернулась, готовая ко всему. Я даже не сразу узнала Дилана. Не сразу заметила его не сложенные еще крылья, его встревоженное лицо.

— Шпионишь за мной? — съязвила я, но сердце у меня отчаянно забилось.

Он улыбнулся:

— По крайней мере, я теперь подкрасться тихо могу. Не хуже тебя. Мне десять очков.

— Вот уж не знала, что мы с тобой очки подсчитываем, — бормочу я и отворачиваюсь. Небо над городом совсем потемнело. — С нашими все в порядке?

— У Ангела несколько перьев слегка обгорели. И лицо какое-то красное. Но ничего, обойдется. Все остальные в порядке. Мы сняли номер в той же гостинице, что и Клык. Только на другом этаже.

— Отлично. — Я стараюсь подавить иронию. Дилан стоит рядом и молчит. Наконец я не выдерживаю дурацкого молчания. — Так ты затем и прилетел, чтобы сказать мне, в какой гостинице мы остановились?

Он нахмурился, а мне бросились в глаза капли воды, стекающие у него по лицу.

— Нет… Не затем… Я полетел за тобой, потому что ты расстроилась. Потому что я хотел быть с тобой.

Вот уж воистину душа нараспашку. Что мне делать с его обезоруживающей искренностью. И с голубыми глазами, сияющими нежностью и любовью? У Клыка глаза черные, даже зрачков не видно — тайна за семью печатями, да и только. А у Дилана — ясные, светлые… Лучше о них не думать.

К тому же это Дилан за мной прилетел, а не Клык. Что, правда, еще не повод, чтобы я… перед ним растаяла.

— С чего это тебе быть со мной хочется? Потому что тебе ген «хочу-быть-с-Макс» всадили? Так вот, заруби себе на носу, я любые мутации в гробу видала. И любовные тоже. Они всех остальных ничем не лучше.

Он так пристально на меня смотрит, что я уже не уверена, кто из нас преследуемый, а кто преследователь.

— Что? Молчишь? Нечего сказать? Ты даже не знаешь, почему я тебе нравлюсь.

Он мечтательно улыбается и берет меня за руку.

— Для начала… потому что ты красивая.

Вот тебе и на! Этого я не ожидала. Спасение мира не оставляет мне особого времени в зеркало смотреться. За последний год я, может, полдюжины раз в него заглянула, да и то чтоб или кровь с лица стереть, или ссадины да раны проверить.

Не может быть, чтобы он это всерьез сказал.

— Ты даже не понимаешь, какую глупость сморозил. — Я вырвала у него руку. — Только такие сосунки, как ты, в красоток влюбляются. Нормальному человеку в девушке душа нужна, голова, сердце.

Дилан дернулся:

— Я же сказал «для начала», а ты сама меня перебила.

— Давай тогда, продолжай. — Я поигрываю пальцами по перилам, а он сверлит меня глазами. — Ну, сколько можно ждать?

Что бы я ни говорила, как бы его ни подкалывала, я начинаю нервничать. Дилан нерешительно придвигается ко мне, словно давая возможность отступить, ускользнуть.

Я стою как вкопанная.

— Давай лучше потом об этом поговорим. Мне как-то с мыслями не собраться.

Врет он все. Я же вижу. С мыслями он, видишь ли, не собрался. Отговорки одни.

Я не двигаюсь, прислонившись спиной к перилам. Он дотрагивается до моей мокрой, холодной щеки, отводит с лица висящие сосульками волосы и медленно проводит пальцами по моей гриве, точно это драгоценные шелка.

Когда, слегка наклонив голову, он заглядывает мне в глаза, меня пробирает озноб.

Еще один шаг — и он, не отрывая от меня глаз, стоит ко мне вплотную. Я замерла, точно окоченела. А он наклоняется, и его губы касаются моих. Он сильный и теплый. Надежный. Он обнимает меня за плечи, за талию. И прижимает к себе крепко-крепко. Не помню, чтобы я приняла какое-то осознанное решение. Помню только, как мои руки обхватывают его за шею, а он целует меня все жарче и жарче.