Спасти Ангела, стр. 30

— Понятно, что вы все друг на друга злитесь. — Ангел выходит на середину прохода. — Только непонятно почему. — Она внимательно на нас смотрит. — Вы отдаете себе отчет в том, что вы тут делаете? У вас обоих по своей стае, у Клыка своя, у Макс своя. Ты, Клык, сам решил от нас уйти. Поэтому что теперь Макс делает, тебя особенно касаться не должно. А если у тебя на этот счет какое-то мнение есть, надо было раньше высказываться. Я имею в виду, пока ты был в нашей стае.

Слушать Ангела мне удивительно, и Клык, как я вижу, тоже порядком обомлел.

— А что она… — пытается возразить Клык, но Ангел поднимает руку с таким суровым видом, который напустить на себя может только ангелоподобная семилетняя крошка.

— Я сказала, Макс может поступать так, как ей заблагорассудится. А у тебя, если ты не в стае, права голоса нет. Повторяю, в стае — есть, а коли из стаи ушел — нет. Третьего не дано.

Челюсть у Клыка отвисла. Вид у него такой, как будто она семь лет молчала и наконец заговорила. Потом, отвернувшись от нее, он упал в кресло. Видно, что он дрожит от гнева.

Я в шоке. Все то, что она сказала, было у меня на уме. Только ТАКИХ слов, какие нашла она, мне никогда не найти. Мне на ум ничего, кроме «Ты, Клык, гад, ты, Клык, гад» не приходит.

— А ты, Макс, — Ангел поворачивается ко мне, — ты у нас командир. Не стыдно тебе так гоношиться? Пора научиться себя в руках держать.

Я обалдела.

— В стае Клык или не в стае, значения не имеет. Ты как была командиром, так командиром и остаешься. И нечего позволять, чтобы он или Майя тебя рассудка лишали. Или чтоб вся эта история с Диланом тебя с панталыку сбивала, будто ты лодка без руля и ветрил. Ты, Макс, — большой океанский лайнер. Вот и следуй своим курсом.

— Я что? Океанский лайнер? — переспрашиваю я. Дальше слова «Майя» я уже ничего не слышала.

— Вот именно, — не моргнув глазом, продолжает Ангел. — Ты — командир, лидер. И нельзя, чтобы чужими чувствами тебя, как щепку, из стороны в сторону бросало. Надо, чтобы для тебя были важны только твои чувства. Чтобы только они тобой руководили. Твои и ничьи больше.

— Нельзя же не принимать во внимание того, что другие чувствуют, — пытаюсь возразить я Ангелу. Сами же меня обвиняли, что я к другим людям бесчувственная.

— Все это так, — соглашается Ангел. — Но только это про другое. Про то, когда надо решать за всех. Когда решение принимается о том, как всей стае быть. А когда речь только о тебе самой идет, тогда только к себе самой прислушиваться надо. Это тебе решать, любишь ты Клыка или нет. Это тебе решать, как ты к Дилану относишься. Тебе и никому больше.

Интересно, это белохалатники накачали Ангела какой-нибудь экспериментальной ДНК, от которой она толкает речи, как сорокалетняя тетка? Мне даже, как сквозь сон, кажется, что ее личико детскую округлость потеряло. Но, честно говоря, слова ее здорово мне мозги просветили и прочистили. Вот уж, воистину, устами младенца глаголет истина.

— Реши наконец, с которым из них ты останешься. Или обоих пошли подальше, — завершает свою тираду Ангел. — Только реши раз и навсегда и прекрати ныть и метаться.

Мне очень хочется возразить, что я не нытик. Что я здоровенный воз на себе тащу и не ною. Но, едва открыв рот, прикусываю язык. Может, все-таки есть сермяжная правда в ее словах?

Может, очень даже много правды…

— А я знаю одну японскую поговорку: ныть — все равно что слабость выблевывать, — не к месту демонстрирует образованность Тотал.

Несколько минут сижу и думаю. Нельзя сейчас сгоряча чего-нибудь ляпнуть. Пусть все, что Ангел сказала, хоть немного в мозгу и в душе осядет. Зато, когда я наконец решаюсь взять слово, чувствую себя собранной и спокойной. Такой спокойной, какой уже долгие недели себя не помню.

— Наша общая главная задача — свалить Группу Конца Света. И действовать мы должны сообща. Но когда мы с Клыком вместе, ничего хорошего из этого не получается. Поэтому, я считаю, нам надо разделиться. Чтобы у каждой группы было свое задание. Только сначала надо выработать общий план действий. — Оглядываюсь вокруг. Надж согласно кивает. Тотал вместо большого пальца поднял вверх хвост. И даже Клык слегка наклонил голову, мол, согласен.

Боже, как же все-таки трудно быть взрослой!

58

— Сюда! Все сюда! Перед вами группа необычайных суперподростков! — Клык бьет в бубен, зазывая прохожих.

Позади него Кейт жонглирует горящими факелами, запертым стальным сейфом и мраморной статуей.

— Ну-ка, кто отыщет неподъемную тяжесть для нашей красотки?! Подходи! — кричит Клык на всю улицу. — Что ей ни дайте, ей все нипочем — подкинет, поймает и снова подкинет, и все одной левой!

Первые четырнадцать лет своей жизни чего только Клык ни делал, чтобы не дай бог из толпы не выделяться. Даже полной неподвижности научился — застынет и сольется с пространством. Пройдешь — под носом его не заметишь.

Так что новая роль — для него не фунт изюма.

Рэчет слушает голоса в толпе и за сотни футов в округе. И мысли читает у тех, кто подходит поближе поглазеть на невиданное зрелище.

Звезда молнией носится между зевак — народ только обалдело глаза трет.

А Холден? Вокруг щуплого мальчишки-самоцелителя целое столпотворение. Толпа визжит, глядя на новоявленного огнеглотателя. Он пышет огнем и, надо сказать, весьма удачно — пока только пару деревьев ненароком поджег.

— Клык! Подай-ка народ назад! — бросил он скороговоркой, набрал полный рот самовоспламеняющейся жидкости и давай выдувать огненный алфавит. Секунда — и в воздухе над головами парижан и туристов поплыли горящие буквы А, Б, В.

Не прошло и получаса, как площадь вокруг стеклянной пирамиды Лувра, где команда Клыка устроила свое представление, до отказа запружена народом.

Как только они приземлились в аэропорту Орли, Макс со стаей отправилась на свое задание. А перед Клыком стоит задача взять на крючок как можно больше болтающихся по Парижу концесветников. После митинга в Сан-Диего ясно, что они собирают под свое крыло всех GEN77. А значит, рано или поздно и к Клыковской команде подберутся. Надо только как можно громче рекламировать свои невероятные способности и всем заявить о себе как о GEN77.

Клык с Майей, держась за руки, разбегаются по площади и синхронно взлетают в воздух. Народ ахает и щелкает фотокамерами. Рэчет и Холден на земле пускают по толпе шапку, а крылатая парочка выписывает в воздухе акробатические трюки, кувыркается, уходит в пике. Короче, всеми силами развлекает публику.

В конце концов они приземляются под восторженные вопли толпы и оглушительные аплодисменты.

Шапка, полная монет и купюр, отяжелела.

— Merci! Спасибо! Thank you. Приходите еще. Мы здесь всю неделю выступаем, — лучезарно улыбается Клык, раскланиваясь направо и налево.

Может, им даже не придется больше в супермаркете продукты тырить. Честно заработанных денег на еду на всю неделю хватит.

Клык отрывает глаза от шапки с деньгами и видит перед собой улыбчивую девчонку своего возраста.

— Классное шоу вы забацали! Здорово у вас получается, — говорит она по-английски.

— Спасибо.

— А я хочу пригласить тебя и твоих друзей совсем на другое представление. Послезавтра. На Площади Согласия. Знаете, где это?

— Найдем, конечно.

— Вот и отлично. — И девчонка протягивает ему листовку. — Вот, держи, тут все написано. Там и увидимся.

— Пока, до встречи. — Клык машет ей вслед зажатой в руке бумажкой, а его команда уже рвет у него из рук листовку.

— Дай прочитать!

— Что тут написано?

«Да исчезнут ваши темные дни в лучах Единого Света! Присоединяйтесь к нам на Площади Согласия — и Единый Свет дарует вам свою любовь. Вступайте в ряды нашедших выход из тьмы! Спасем нашу планету! Да здравствует радость и счастье!

С любовью, ваши друзья, Группа Конца Света!»

— Йес! Клюнули! — Клык рубанул ладонью воздух.

59

— Что мы здесь забыли? — спрашиваю я. — У нас в таких заведениях всегда одни неприятности.