Большая семья, стр. 5
Грузовик вдруг тряхнуло, он грохнул, точно выстрелил, и Люда чуть не слетела с подножки. Она обернулась: над головой у неё в кузове выросла чья-то спина, потом сразу две головы и застучали доски.
— Чего тут мешаешься? Ступай, ступай! — сердито сказала Люде одна голова.
Длинная, как жердь, доска выехала из кузова и уткнулась в снег.
Люда вскочила на ноги.
Два грузчика забрались на грузовик, а из раскрытых дверей склада сами собой покатились громадные бочки. Грузчики, навалившись, стали вкатывать их по доскам в кузов. Лица у грузчиков были красные и такие сердитые, что Люда подхватила Орешка и огляделась — где же шофёр?
Она отошла немного от грузовика, вытянула шею и стала разглядывать склад.
За складом, по узкой деревянной платформе, быстро стуча каблуками, шла какая-то женщина. Пройдя несколько шагов, она обернулась и удивлённо посмотрела на Люду. У Люды вдруг задрожали коленки: женщина была чем-то похожа на Ольгу Ивановну, только вязаная шапочка спрятала волосы. В руках она держала жёлтые квитанции и на ходу помахивала ими.
— Гражданин, вы не знаете, багажная станция — это сюда? — крикнула она встречному железнодорожнику.
— Сюда, сюда…
Люда съёжилась, прижала Орешка и повернула к складу.
Грузчики всё грузили бочки и только отдувались. Один, побольше и потолще, покосился на подошедшую Люду и пробурчал:
— И чего торчит? Шла бы себе домой… Не видала, как люди работают!
А потом из склада вышел наконец шофёр, тоже красный и сердитый, и, надевая шапку, громко крякнул:
— Ок-казия! То, говорят, на базу поезжай, то в больницу овощи подкинь!.. Эй, друзья, пошевеливайтесь!
Люда подошла и тронула его за рукав.
— А-а, ты… — Лицо у него сразу смягчилось. Он вынул из кармана большой загорелый бублик, сунул Люде и сказал: — Ну, дочка, видать, нам с тобой подольше покататься придётся, закуси маленько. Дома-то мать не затревожится?
Люда пробормотала:
— Н-нет, моя мама далеко… Она ещё не скоро! — Вдруг вспомнила Ольгу Ивановну и только поёжилась.
Всем помеха
Зимой темнеет рано.
Вдоль шоссе мигнули и вспыхнули круглые матовые фонари, вокруг них заплясали снежные мошки. Блеснули над головой провода троллейбусов, зажглись окна высоких, уходящих к небу домов.
Справа чернел большой, огороженный решетчатой оградой сад. Машина въехала в ворота и по разметённой асфальтовой дорожке обогнула белый с колоннами дом.
На крыльце стояли два человека в шубах и поверх них — в светлых халатах. Люда погладила Орешка и прижалась носом к стеклу. Шофёр, открывая дверцу, крикнул:
— Товарищ завхоз, распорядитесь товар на кухню принять? Продбаза девяносто два!
Один в халате кивнул. Из освещённой двери выбежал низенький в гимнастёрке и отдал шофёру бумажку. Шофёр сказал:
— Выходи, дочка, ноги разомни. Накладную подписать надо. Не застыла?
Люда сползла с сиденья и вместо ответа просипела что-то. Они вылезли с Орешком, но ноги почему-то не слушались и кололись мурашками.
Люди в халатах ушли с шофёром в дом. Люда подумала и пошла за ними. Дверь была тяжёлая, резная, с красивой металлической ручкой. За нею начиналась лестница. От нечего делать Люда полезла по ней.
Откуда-то так вкусно пахнуло вдруг свежими щами, что Орешек жалобно взвизгнул. Из приоткрытой двери в коридор высунулся доктор в странном белом колпаке. Он понюхал воздух, скосил на Люду глаза, вытянул палец и страшным голосом сказал:
— Собака? Валенки? Пальто? Кто позволил?
Люда попятилась и тихо ответила:
— Это Орешек. Мы со склада приехали.
Белый колпак нырнул за дверь, а из неё выкатилась проворная санитарка и зашептала:
— Нельзя, нельзя сюда, шеф-повар ругается! Откуда пришла?
Она подтолкнула Люду к лестнице, а Люда, пригнув голову, пробормотала:
— Это мы с Орешком. Нам он велел ноги разминать.
— С каким орешком, кто велел? Нельзя, нельзя…
Санитарка быстро вела Люду по коридору. Наперерез, чуть не столкнувшись с ними, вышла девушка с большим, уставленным дымящимися тарелками подносом в руках.
Орешек рванулся из-под шубки, плюхнулся на пол.
Р-раз!
От толчка с подноса свалился кусок хлеба.
Девушка оступилась, Орешек взвизгнул… Два!.. Раздался грохот, звон посуды, сердитый крик… Поднос вместе с тарелками перевернулся в воздухе и полетел на пол.
Люда отскочила к стене, санитарка — к другой. Девушка, всплеснув руками, с ужасом смотрела на перевёрнутые тарелки: обмазанный соусом Орешек вылезал из-под них, держа в зубах котлету…
А по коридору из захлопавших вдруг дверей высовывались чьи-то головы в белых косынках, выбегали люди в халатах, с испуганными лицами.
Санитарка, охнув, схватила Орешка, сунула его Люде, дёрнула её за плечо и подтолкнула обоих к двери.
— И где только бегаешь? Ищу, ищу — как сквозь землю провалилась! — сердито сказал, появляясь навстречу, шофёр. — Время сколько задаром потеряли!
— Мы там… ноги разминали, — с трудом и каким-то осевшим голосом ответила Люда. — Теперь опять ехать можно?
— Можно-то можно, — ещё сердитей сказал шофёр, — да не домой. И чего мне с тобой делать? В детский сад ещё подшефный заехать велят, яблоки сгрузить. А оттуда уже на базу. Может, на трамвай тебя подсажу, одна доедешь… или милиционера попросить?
— Нет, я милиционера не хочу. Я лучше с вами, — подумав, твёрдо и басом ответила Люда. — В детский сад с вами. А оттуда домой.
Она повернулась и молча полезла в кабину. Уселась, спрятала за пазуху Орешка. Орешек лизнул ей щёку и потёрся ухом. Ухо было мокрое и очень вкусно пахло бараньей котлетой.
Авария
Теперь вдоль шоссе бежал настоящий лес. Москва оставалась сзади.
Строгие нарядные сосны почти касались друг друга, за стволами только иногда мелькал жёлтый огонёк одинокой дачи.
Шофёр и Люда больше не разговаривали. Он — потому что был сердит и озабочен, она — потому что прямо засылала от голода и усталости. А наевшийся в больнице Орешек давно уже крепко спал.
Грузовик вдруг подпрыгнул, фыркнул и задёргался. Под кузовом что-то заскрежетало, и в кабинке резко запахло бензином.
— Ох ты, вот незадача! — с ожесточением сказал шофёр, отпуская руль.
Он выскочил из кабинки, подбежал к мотору. Пахнуло мороз ветром, снегом — мимо пронеслась, оставляя вихрящийся след, тёмная легковая машина. Люда слезла с сиденья, высунулась из дверцы. Кругом было темно. Над шоссе и лесом раскинулось чёрное, пересыпанное звёздами небо. Шофёр, привалившись к кузову и ворча что-то, возился у мотора.
— Что-нибудь сломалось? — спросила Люда.
— Подшипник игольчатый, кажись, полетел. Ох ты, беда какая! — сказал шофёр.
— Ку-куда полетел? — просипела Люда.
— Ну, дочка, пропали мы с тобой. Попадёт теперь тебе от матери, мне — от начальника, — не отвечая на вопрос, сказал шофёр.
— От какого начальника?
— Тогда узнаешь, от какого. Иди-ка сюда.
Люда сползла с подножки, подошла к нему. Ветер кольнул ей щёки, щипнул за нос.
— Держи.
Шофёр подал ей большой гаечный ключ, наполовину влез под покрышку и застучал по радиатору. Потом тихо выругался и сел на снег.
— Оказия! — сказал он наконец. — Выходит, авария у нас полная. Дела-а…
— Плохие дела?
— Н-да… Ну ладно, не в лесу же тебе ночевать. Сам завёз, сам и вывезу. Ты вот чего скажи: квартира наша в доме какай будет?
— Квартира? — Люда затопталась на месте и повертела ключом. Такая квартира… большая. Мы там с папой и Гандзей. И ещё Глеб, мальчишка.
— Нет, номер какой? Мать-то, может, пришла, с ума сходит, хоть по телефону известить. Телефона своего у нас нету?
— Телефона? Я не знаю про телефон.
— Эх, ты!.. Наделал я делов!
Шофёр собрал валявшиеся на снегу инструменты, взял у Люды ключ, присел на подножку, а Люду с Орешком поставил между ног.
— Ты, значит, толком отвечай. Дом ваш — где база помешается, так? В том же доме?