Большая семья, стр. 12

— Здравствуйте, ребята! — громко сказала старушка.

— Здравствуйте, Анна Сергеевна! Здравствуйте, тётя Аня! Мы ужинать будем, у нас новенькие!.. За Таней мама приехала! — закричали со всех сторон.

— Вот и хорошо! И у меня новенькие.

Она вывела вперёд обеих девочек и сказала:

— Одна тоже Таня, а другая Оленька.

Потом старушка подумала и показала на Глеба и Гандзю:

— Ребятки! А вот у них сегодня в городе сестрица потерялась. Людой зовут. Есть у нас такая — Люда, ну-ка, покажись!

— Люда, Люда! — зашептались на ковре. — Катя есть, и две Жени, и Вера. А Люды нету… Ой, есть!

Ребятишки расступились, и на середину вылезла глазастая и пухлая девчушка. Она покрутила фартучек и пропищала:

— Я Люда. Я в поезде отстала. Только я ещё Милочка.

Глеб и Гандзя молчали. А старушка сказала:

— Видать, не ты. Твоя мама письмо прислала.

— Может, её Лиза зовут? — крикнул белоголовый мальчишка. — У нас Лиза из-под Серпухова.

— Н-нет, Люда.

Ребятишки подошли к самому краю ковра и, вытянув шею, посматривали то друг на дружку, то на Глеба и Гандзю.

— А ещё у нас Лёля есть! — крикнул опять мальчишка. — Только она уже нашлась… Ой, смотрите, кто это?

За стеклянной дверью мелькнуло что-то розовое, потом большое и белое. Старушка раскрыла дверь — на пороге стоял милиционер. Обеими руками он запахивал не сходящийся халат, приседал немножко и улыбался.

— Вы что? — спросила старушка. — Заходите, заходите в гости.

— Да нет уж, в другой раз, мамаша, — сказал милиционер. — Так что там по телефону передали, с квартиры: не ищите больше.

— Не искать?

Глеб и Гандзя разом повернулись к нему и замерли.

— Нашлась сестрёночка. Всё, передали, благополучно. Ещё про школу какую-то, и про метро, да непонятно — зараз две старушки и мальчишка говорили.

Милиционер попятился в коридор, а Глеб и Гандзя схватились за руки и запрыгали на месте.

И ребятишки на ковре заговорили:

— Вот и нашлась, вот и нашлась! И меня тоже!.. А за мной завтра приедут!

Она приезжает!

Теперь-то Толька был спокоен: они сообщили Глебу!

Правда, обе бабушки натерпелись страху: пришлось звонить в милицию, спрашивать номер телефона приёмника. Зато Глеб знал теперь всё.

Толька присел на край чемодана и вдруг вскочил: внизу в парадном хлопнула дверь. Отворилась и опять хлопнула.

Толька, не говоря ни слова — бабушки копошились где-то около кухни, — помчался в переднюю.

Шаги на лестнице были непонятные: как будто шли не по одной ступеньке, а сразу по всем.

Шарп-шарп-шарп… — шуршала лестница.

Толька приоткрыл дверь. Над крайней ступенькой шевелилось что-то маленькое и мохнатое. Потом это мохнатое подкатилось к Толькиным ногам, вильнуло хвостом и тонко-тоненько тявкнуло.

— Собака. Собачонка. А если… она?

Лестница почему-то притихла. Толька попятился в переднюю и сказал:

— Она!

Над перилами выросла чья-то голова. Обвязанная разноцветными шарфами, большая, неуклюжая голова. Потом вылезла куцая меховая шубка.

Кряхтя, ёжась и посапывая, на площадку вскарабкалась Люда.

А за Людой один за другим поднимались какие-то мальчишки. В форменных куртках, с ушанками в руках. Последним шёл высокий плечистый человек в стёганке и шапке. Он остановился и спросил:

— Сюда, значит, дочка?

Люда подобрала Орешка и тихо ответила:

— Сюда. Домой. Приехала.

Она потопталась и, высоко, как через лужу, поднимая ноги, шагнула в переднюю.

— Я приехала, — повторила она потише и, наконец, совсем тихо: — Приехала…

Тогда мальчишки на площадке разом заговорили:

— Дверь-то открыта, глядите! И нет никого…

А старший, увидев притаившегося у стены Тольку, тихо спросил.

— Авдеевой Ольги Ивановны квартира?

— Авдеевой, — смелея и набираясь важности, сказал Толька. — Да, Авдеевой. Она ещё не пришла.

— Ты не Глеб будешь?

— Не Глеб. Я Толька. А Глеб с её вот сестрой, — Толька показал пальцем на Люду, — из приёмника скоро приедет. А из школы Метростроя не вы звонили?

— Мы звонили.

Человек в стёганке, шофёр, обчистил на пороге снег, вошёл в переднюю и снял шапку.

— Ну-ка, малец, — сказал он Тольке, — зови, кто есть в квартире. Девчоночку пусть примут, я объясню.

Из коридора удивлённо и испуганно крикнула Толькина бабушка:

— Анатолий! С кем это ты опять там разговариваешь?

— Бабушка!..

Толька выпучил глаза, буркнул шофёру «Я сейчас!» и, задевая за чемоданы, помчался в конец коридора.

Оттуда почти сразу показались две фигуры: мать Геннадия Петровича с полотенцем в руках, со страхом смотрящая сквозь очки на битком набитую переднюю, и Толькина бабушка с дымящейся чашкой. Из-за них, размахивая руками, выглядывал Толька.

Обе бабушки медленно двигались по коридору к передней. И мать Геннадия Петровича, всё пристальнее вглядываясь сквозь очки, говорила:

— Приехала? Школа Метростроя? Страсти какие!..

Потом, увидев обмотанную чужими шарфами Люду, остановилась, протянула вперёд полотенце и совсем другим голосом сказала:

— Внучушка моя! Матушка!..

Люда шагнула ей навстречу. Поставила на пол Орешка. Как-то криво улыбнулась. И вдруг села на пол и громко, во весь голос, заплакала…

Опять беспорядок

Дворник поправил тулуп, потопал сапогами и прошёлся у ворот.

Мороз становятся крепче. Фонари ровно светили на засыпанный песком тротуар, на стоящую у ворот грузовую машину — в восемнадцатую квартиру, как и обещали, к новым жильцам приехала дочка. Мальчишки не бегали по мостовой, не гоняли на лыжах. Всё было в порядке.

Правда, в конце переулка крикнул было какой-то шальной полуночник-мальчишка, но он шёл со взрослым, взрослый вёл за руку ещё второго, и дворник успокоился.

Он присел на тумбу, вытащил кисет и стал сворачивать себе козью ножку. И вдруг уронил кисет и вскочил на ноги.

С другого конца переулка показалась бегущая женщина. Она спотыкалась, скользила и всё-таки бежала.

А тот, шальной, вдруг отделился от взрослого, рванулся ей навстречу, сдёрнул с головы шапку и замахал ею.

— Нашла-ась! Нашла-ась! — закричали сразу с обоях концов переулка высокий женский и тонкий мальчишеский голоса.

«Видать, случилось чего, — подумал дворник: — порядок нарушают».

Он поправил на груди бляху и пошёл вперёд.

Шальной мальчишка — теперь он был виден хорошо, — подпрыгивая, нёсся по переулку. А женщина остановилась у ворот, рядом с машиной и дворником.

— Глеб, упадёшь! Глеб, не беги! Глеб, надень шапку! — смеясь, прокричала она. — Нашлась! Нашлась!..

Взрослый, шагавший по переулку, припустил быстрей; вырвавшийся из его рук второй мальчишка — нет, не мальчишка, а девчонка побежала тоже.

— Нашлась, нашлась! Вот машина. Её, верно, привезли! — говорила женщина. — Гандзя, не беги…

Взрослый тоже подошёл к воротам. Дворник приложил руку к глазам, вгляделся и сказал:

— Товарищу начальнику почтение! — потому что это был милиционер.

— Дежуришь? — спросил милиционер. — Добре. Значит, встретились, товарищ Авдеева? Ребятишек ваших в сохранности сдаю. Сестрёночку нашли, мы знаем.

— Откуда же вы узнали? — блестя глазами, сказала женщина. — Потом, потом расскажете. Пойдёмте проверим, дома ли она, и согреться надо поскорей.

Дворник вгляделся: женщина была тоже знакомая, из их жакта. Больше того: из этой самой восемнадцатой квартиры, только давнишняя жилица — Авдеева Ольга Ивановна. Ну-ну!..

— Тут до вас народу понаехало — страсть, — сказал он, оборачиваясь к ней. — Вперёд к жильцам новым мамаша прибыли. А давеча машина ихняя с дочкой, и парнишек штук пять, как не больше.

— Их машина? Парнишек? — удивилась Ольга Ивановна. — Это совсем не их машина…

Она схватила за руки Глеба и Гандзю, кивнула милиционеру, и все четверо быстро пошли через двор к подъезду.